Омилия

Лидия Васильевна поднялась на крыльцо церкви, неуверенно перекрестилась, поправила косынку. Потянула на себя массивную дверь, вошла в притвор. Перекрестилась. Следом за ней напористо вошли мужчина и женщина, обоим за сорок, Лидия Васильевна шагнула в сторону, давая дорогу, мужчина и женщина по-деловому троекратно осенили себя крестным знамением с поясными поклонами. Лидия Васильевна отметила эту арифметику и ещё два раза перекрестилась, стараясь в поклонах как можно ближе к земле опустить пальцы правой руки. Купила три свечи. Пооглядывалась — куда правильнее ставить. Не определилась, сунула свечи в сумочку — потом видно будет. На клиросе читала нараспев женщина. Лидия Васильевна выбрала место в самом углу. «Отца и Сына и Святаго Духа», — раздалось с клироса, народ начал креститься, Лидия Васильевна поспешно присоединилась к молящимся...

Сидя у окна автобуса, Нина смотрела на тянувшуюся вдоль дороги равнину, поросшую редким сосняком вперемешку с чахлыми елочками. Унылая картина! А ведь когда-то здесь наверняка простирались леса — непроходимые, величественные леса, которыми еще недавно славилась Михайловская область. «На Севере — доска, тоска и треска» — вспомнилась Нине знакомая с детских лет поговорка про ее родной край. Треску выловили, леса вырубили. Что осталось? Только пустошь — безжизненная пустошь…безлюдная пустыня… Нет, все-таки не безлюдная. Ведь где-то здесь находится деревня со странным названием Хонга, куда едет Нина…

— Это Вы спрашивали, когда будет Хонга? — раздалось у нее за спиной. — Да вот же она!

За окном показались одноэтажные домики, баньки, изгороди. Автобус остановился. Подхватив сумку, Нина неуклюже спрыгнула с подножки на обочину, едва не угодив в придорожную лужу. А автобус, устало урча мотором, покатил дальше…

Найду тебя средь тысячи зеркал,
В тебе узнаю образ позабытый,
Ты сам себя когда-то потерял
В бою за жизнь –
                        предательски открытый.

И раны рваные, саднящие внутри,
Узнаю как свои, и слёз потоки
Сольются вместе, злобе вопреки,
Рождая в свет живительные строки.

Пишу слова в изменчивой судьбе,
До бесконечности взывая к Небу.
И наша песнь, звучащая во тьме,
Восхвалит скорбь –

Верой разгоняется мгла
На стезях Божественных Истин –
Верой во всевластие жизни,
Верой в первородство Добра.

Если мир Творцом не согрет,
В грёзы счастья верить не смейте –
Веры во всевластие смерти
Гóрше  и безвыходней нет.

16.06.2011 г.

заметки воцерквляющейся девушки

Уже стоя в очередь на исповедь, я знаю, что скоро случится взрыв. Словно я сижу на пороховой бочке и слышу запах серы. Запах такой явственный, мне бы встать и убежать, а я не могу сдвинуться с места. Что-то есть гипнотическое в этом запахе, что-то притягивающее.

Я наклоняю голову под епитрахиль и шепчу: согрешила тем, что не имею терпения, что спорю, раздражаюсь, оправдываюсь... В этом темном закутке между епитрахилью и Евангелием, я чувствую себя в безопасности. Мне снова легко и свободно. Грехи мои отпущены, как же хорошо!

Из книги «Прихожане»

В воскресенье в Свято-Успенском соборе после литургии столкнулась с Мариной, раза три в паломничество вместе ездили. Она заулыбалась:

— Здравствуй-здравствуй, Танечка.

И представляет спутницу:

— Моя мамочка!

Мамочка, маленькая, весёленькая старушка в цветной косыночке, с юмором — к Марине плечом прижалась и говорит:
— А это моя любимая доченька!

— А як же, — это уже Марина, — других-то нет.

День ушедший будет плакать в небеса -
             Сокровенною слезой умоет твердь,
Перепаханная злобою земля
              Завтра будет от бессилия болеть.
И укутает несчастную собой
              Белоснежный, долгожданный первый снег.
Он, нетронутый, не знает, что покой
              Навсегда оставил в Небе человек.

Переборов лень, я встал с кровати, перекрестился и прочёл «Отче наш». Воскресенье. Шесть утра. За окном о чем-то кричат воробьи, пытаясь разбудить сонную листву. Один единственный день когда я могу дольше поспать. По субботам тоже приходится работать – дополнение к зарплате, да и работы хватает. Поездки в город на завод, где я работаю инженером, стали привычными. Немного утомляют ранние подъёмы и полтора часа пути тремя видами транспорта.
«Нужно побыстрее собираться, – сказал я себе, – в церковь нельзя опаздывать». Каждое воскресенье я стараюсь ходить в  местный храм. Наша церковь была освящена в 1991 году и названа в честь Озерянской иконы Божией Матери.

Голубые купола – мне надежда,
По иному заживу – не как прежде.
По ступеням поднимусь на Крещенье,
У иконы постою «Умиленье».
Перезвоном голубей распугает,
И парят у алтаря свечи-стаи,
Терпок ладан, беспокойно кадило…
Смотришь, душу тишина посетила.
Строг служитель, глас шестый, небо в звёздах,
Исповедники в молитвенных позах,
Сонмы ангелов спешат ко Причастью,
Слово Божье говорится со властью,
Бесы мечутся в углах, лезут в уши,
Дьякон молится: «Спаси наши души!»,
Херувимы у креста, покаянье,
Божий Дух, Его святое дыханье…
Голубые купола провожают,
Мир в объятия свои принимает.
Нет, не ставится свеча под кроватью,
Не попасть на пир в запятнанном платье.
Прочь сомненья, отойди, искуситель!
Люди добрые, простите, простите!
Боже, дай сто крат талант приумножить,

Груша в преклонном возрасте была истовой богомолкой. Грех ли какой замаливала? Теперь уже никто не скажет. До Преображения Господня яблочка в рот не брала. Была какая-то тайна. Может, забеременела по молодости да сделала аборт, а больше Бог деток не дал. В народе считается: яблоки до Яблочного Спаса нельзя есть женщинам, которые избавились от своих детей, иначе в раю им яблочка не дадут.

Моих потерь — не счесть,
теряя — побеждаю.
Моя благая весть:
утраты — услаждают.

Не жажду приобресть,
как волк — не насыщаюсь.
Моя святая лесть —
от жадных отличаюсь.

Твоё — что ты отдал,
а что забрал — пропало!
Тот бесконечно мал,
кому всё время мало.

Как жалок тот бедняк,
что отнял у вдовицы!
Нет, жить не стоит так,
чтоб лучше — удавиться.

Хэллоуин - это поощрение агрессии.  Агрессия становится нормой, даже для наших милых детей. Все от того, что мы не можем до конца стоять за чистоту души, Божий образ в нас и за Истину.

До сих пор считается, что в ночь Хеллоуина (с 31 октября на 1 ноября) над землёй властвуют тёмные силы, и чтобы они не натворили бед и не навредили людям, их надо задабривать дурными криками, кривляньями, карнавальными шествиями, буйством. Люди предстают в образе бесов и ведут себя соответствующим образом, чтобы духи тьмы не догадались, кто перед ними на самом деле.

А.К.

В благодарность тебе
за любовь мою
жизнь тебе отдам,
дом твой сохраню.

Полем стану пусть,
пыльною тропой —
но зато душа
полнится тобой.

Множественность сил
предаю тебе,
хоть порой с тобой
нахожусь в борьбе.

Как Иаков, я
с Господом дралась,
и в конце времён
мужу предалась.

Не со мной случилось, не со мной:
Войны, голод, мор – прошли как будто
Незаметной, тайной стороной...
Я ещё живу – ежеминутно.
Я живу и умираю в том,
Что ещё случилось не со мной:
Нелюбовь взяла за горло. Ком.
Я в духовной коме гробовой
И во тьме встречаю снова утро.

На похороны Виктора собралось почти все село. Это и неудивительно, ведь Виктор почти что каждому из пришедших, и даже тем, кто не пришел проводить его в последний земной путь, сделал что-то доброе. Будучи трактористом, Виктор был еще человеком безотказным — ценное сочетание профессии и характера для его односельчан. Много бы всего доброго смог сделать Виктор, но злосчастный рак не дал ему даже доработать до пенсии. И вот вчерашний тракторист, а ныне покойник, лежит в красивом гробу, рядом стоят венки, вокруг дома — толпа односельчан. Жизнь закончилась, пора на кладбище.