Вы здесь

Рассказы

ГОД СМИРЕНИЯ

I
Лестничный пролёт в здании семинарии северного города N озарился фейерверком горящей бумаги, которую, как перекати-поле, стало разносить сквозняком по второму этажу. Возле одного из тлеющих листов остановился шедший к библиотеке семинарский инспектор иеромонах Василий (Орликов) – преподаватель, надзирающий за поведением учащихся и следящий за ходом учебного процесса. «Какие-то газеты, – подумал священник, – очередная выходка старшеклассников». Он хотел позвать дежурного и распорядиться, чтобы тот навёл порядок, но тут ему удалось разобрать на обгоревшем куске название издания. Это были «Почаевские известия». Не более чем неделю назад ректор настоятельно требовал от всех семинаристов строго, под роспись, ознакомиться с этим изданием.

Сторож

Свет, яркий свет, но не ослепляющий, а какой-то тёплый, всё собою обнимающий. Олег открыл глаза. «Где я? Откуда свет? Что за старичок? Окна закрыты… Палата? Я привязан? Что за старичок? И откуда свет? От него? Кто он? Так, где же я?» Олег ещё раз осмотрелся. Начал немного приходить в себя. Старичок сидящий рядом, и свет, действительно свет. Как такое может быть? А глаза добрые, ласковые. Одежда у него странная, платье чёрное. А на груди… «А, это какой-то батюшка. Но зачем? Я его не знаю. Ну, крестили меня в детстве. Бабушка богомольной была. Но я же не ходил никогда. Да, и не нужно оно мне было. А где те, что кричали? Я же умер?»

– Не умер, - отозвался на его мысли старичок, - живой ты, Олежка. А меня Николаем зовут.

– Это который…

Встретились...

Разбежались. Навсегда. По крайней мере, так им обоим казалось. Так будет лучше для всех… Так они решили.

Много воды утекло с их первой встречи. Что особенного было в Оксане? Чем она тронула сердце Вадима? Он и сам не мог дать ответа. Ему нравилось всё, от вздорного характера до самых глупых её привычек. Рядом с Оксаной Вадим был просто самым счастливым человеком на свете. Своих чувств он не скрывал. Да, и как их скроешь?

Оксана, вздорная и взбаломашная. Тоже с самой первой встречи словно привязалась к Вадиму. Одного лишь боялась. Разве же он обратит внимание на такую как она? Обратил. И закружило их обоих вихрем отношений.

Напрозорливил

Поездку к архимандриту Варсонофию отец Георгий давно намечал. Только заботы о новой обители отнимали все силы и время. А побывать в родном монастыре, в котором ты прошёл большой путь от послушника до архимандрита, очень хотелось. С особой силой трогали сердце ностальгические чувства при общении с молодыми послушниками, пришедшими в возглавляемую отцом Георгием обитель. Вспоминал те дни ушедшей юности, когда сам впервые переступил порог монастыря. Да, сейчас, поглаживая полуседую бороду, так ясно видится тот безбородый мальчишка, так радующийся первому «пуху» на своём розовощёком лице. Первое благословение отца Варсонофия, первые послушания. Постриг. С каким теплом сердечным вспоминается этот день. «Почто пришел еси, брат…» А хиротония? Словно всё это было только вчера.

Пророк

Славна Русь своими иконописцами. Произведения их труда во все времена не просто украшали дома и храмы, но приводили людей к Богу, преображая их души. Этим и отличается картина от иконы: если первая изображает материальную сторону окружающего мира, то вторая, хоть и довольно условно, но дерзновенно открывает реальность невидимого мира. Для того, что бы написать икону, являющую события в вечности и вне пространственных рамок, настоящий иконописец пребывает в посте и молитве. Этот труд поэтому можно назвать особого рода духовным деланием, требующим смирения перед Богом, ближними, своими немощами. По устроению духа иконописца можно сравнить с евангельским мытарем, непрестанно бьющим себя в грудь со словами: «Боже! Будь милостив ко мне, грешному!».

Скорбь отца «Антипода»

«Кому все это надо?» - спросил он себя, остановив свой взор на книге, которая среди прочих брошюр выделялась ярким красным цветом. Один, из ее уголков сильно выступал наружу из кипы наложенных друг на друга книг.

Уже второй раз к ряду перечитывал ее отец Аркадий за последние пару месяцев. Благоговейные чувства к трудам святителя Феофана, как и к личности самого святого, возникли у него еще во время учебы в семинарии.

  По мнению отца Аркадия, как сам он часто по этому поводу выражался, «Затворнику Вышенскому удалось разложить все по полочкам», - о главном и важном он рассказал просто и доходчиво – так, что бери и практикуй на деле, безо всяких на то собственных толкований и домыслов.

Джиу-джитсу надо знать...

Дружба у отца Сергия и архимандрита Георгия была давней. Любил отец протодиакон иной раз погостить в монастыре у отца Георгия. Заезжал иногда в гости и ещё один их старинный друг — архимандрит Тимофей. И уж тем для бесед у этих троих было великое множество. Вот только, чаще всего беседы велись об одном из общих увлечений всех троих. Правда, благочинный монастырский эти встречи и беседы трёх старых друзей воспринимал весьма критично: «Опять тут свой Шаолинь устраивают…», - говаривал он. Однако тут же слышал в ответ: «Бать! Ты чего нас в китайцы-то записываешь? Мы ж исключительно японскими стилями интересуемся» — «Ага… Только не нужно монастырь в додзё превращать! Хорош настоятель. Вместо умного делания кирпичи бьёт да доски.

Овраг с уклейками

Лето разгоралось. В этих краях оно короткое, вот и старается. Быстро все изменилось в этой деревне. Вроде бы, совсем недавно мы с ребятами гоняли по дороге, вымощенной булыжниками, стараясь не вляпаться своими сандалиями в свежую кучу навоза. Поскольку стадо местных коров вели на пастбище той же дорогой. Били мерзких слепней, что пытались высосать каплю-другую свежей детской крови. Бегали купаться на карьер, что остался после добычи песка. Там было неглубоко, и родители отпускали нас без опаски. На Ладоге другое дело, но до нее было восемь километров.

Сейчас эту дорогу заасфальтировали. Появилось много новых красивых домов. На месте школы подле пруда, куда я пошел в первый класс, построили несколько дач. Пруд обмелел до предела. Наверное, и караси уже все передохли.

БЛАГОДАРНОСТЬ

В стародавние времена наша деревня за лесопильным заводом числилась, почитай половина мужиков на нём работала. Владел им богатейший на Архангельском Севере промышленник Михайло Поликарпович Семиразев.

Проживал он в двухэтажном каменном доме о семи комнатах с деревянным мезонином вместе с большим своим семейством: супругой, старшим сыном, невесткой, двумя дочками на выданье и младшеньким, пятилетним Ванюшей.

Протодиаконский лимузин

Литургия воскресная в соборе отслужена, тихо, спокойно в ризнице. Неспешно сняв облачение, переодевшись и водрузив оное на его место в шкафу, отец протодиакон направил свой неторопливый шаг к дому. Уже у самых ворот его остановил голос отца Виталия, секретаря епархии:

— Отец Сергий, подожди!

— Отче, что уже случилось?

— Ты послезавтра с кем на выезд поедешь?

— Ни с кем. На своей машине.

— Сам?

— Сам. Матусенька моя с хором едет.

— О! Тогда я с тобой. Не против?

— Не вопрос.

ПРО БЕССМЕРТИЕ

Гляди-ко, гость, на тот старенький, но все еще добротный домишко на краю деревни, у самой кромки леса - его сорок лет назад поставил муж  Анисьи Акимовны. В этом доме они вдвоем дочку на ноги поставили: замуж в самом городе Архангельском выдали - теперь каждое лето внучки Варвара, Маша да Ксюша погостить наведываются. Приезжие все дивятся, что улица, на которой Акимовна проживат, ее фамилией называется. А вот что два года назад муж ее учудил.

Облака

Стоим с группой паломников на просторной смотровой площадке у крутого склона высокого холма. Внизу плавный изгиб широкой реки, а за ней бесконечные дали: поля, леса, между которыми разбросаны редкие посёлки, угадываемые по блеску оцинкованных жестяных крыш. Серая ленточка шоссе с мелькающими машинками. Цепочка грузовых вагончиков медленно ползёт вдоль опушки леса. Игрушечный тепловозик давно скрылся за деревьями, а вагончики всё тянутся и тянутся... По всей этой неизмеримой шири, в глубокой тишине которой онемели все признаки деятельного присутствия человека, неспешно движутся тени облаков. На недолгое время участок ландшафта погружается в сумрак, но вскоре вновь оживает, освещённый ещё высоким послеполуденным солнцем. Музыка света звучит в безмолвии души.

Золотая метка

Золотая метка

 

В Берлине осенью листья облетают далеко не со всех деревьев. Иные всю зиму стоят зеленые. Будто забыли в календарь взглянуть. Или из упрямства. Дескать, ну и что, что зима? Постоят зиму зелеными и летом продолжают. Я даже всех названий этих деревьев не знаю. Наверное, что-то вроде «Наглые зимние зеленушки». И зима бывает дождливой. Но ледяной дождь, конечно же, хуже. Выйдешь из дома под дождиком, а вернешься уже в мороз. Покупатели выходят из лавки бодрым шагом, ступают на каток и летят кувырком в разные стороны. Такой зимний берлинский розыгрыш с матерками. Правда, длиться все это будет недолго. Да и матерки у немцев бедные. Не в них вся радость жизни. Когда-нибудь снег все равно растает. В Берлине – довольно быстро. Такой климат.

Лицо человека

Когда живешь на предпоследнем этаже в многолюдном городе, то , сидя за столом на кухне, из окна ты видишь лишь мачты окружающих домов, большое серое небо и птиц, снующих между мачтами. Можно даже представить, что ты не в городе, а на море.

Я сижу за столом и смотрю на море, мачты и птиц. Наверное, это чайки.

Рядом со мной бабушка пьет утренний цикорий с булочкой. С тех пор, как бабушка стала слепнуть, у нее появилась привычка всё ощупывать руками. Вот и сейчас в одной руке бабушка держит чашку, а другой щупает блюдце. Её пальцы – холодные и сухие – стучат по тонкой керамике. Динь-динь – раздается приглушенный серебрянный звон. Динь-динь.  

Женитьба

У Владимира  Колотова умирала мать. Умирала неожиданно. Легла в областную  больницу с печенью – прихватило правый бок до невозможности дышать. Врачи обнаружили  цирроз. Сыну и ее двоюродной сестре Ирине без особой деликатности сообщили, что пациентка  безнадежна, поздно  хватились. Те, недолго думая, в горе и  обиде увезли Аксинью домой.  «Уж лучше дома,  - тихонько сама себе приговаривала женщина, прикусывая от боли губы, -  в родных стенах». Еще не старая женщина, она не хотела верить, что умирает, неправда это –  и пожить не успела, и надышаться вволю, потому пытливо и сторожко заглядывала в глаза  родных, ничего утешительного не поймав, со вздохом причитала:

- Ох как не хочется помирать, родименькие мои, а сердечко чует – не встану больше.

Прерванный путь

Тобольск, сентябрь 1737 года

Нарочный из губернской канцелярии поклонился Владыке Антонию и отдал бумагу.

— Ступай, не жди, — ласково сказал старец и сломал печать.

Прочтя, он пристроил свиток на аналой и позвал, хмуря брови:

— Иван!

Канцелярист приблизился неслышно, взял послание и развернул.

То был монарший указ: Березовских священников, что служили у Престола верой и правдой и совершали Долгоруким молебны, всенощные и Литургии, наказать и сослать в Охотск.

— Прочесть вслух? – спросил Ваня, потрясенно водя взглядом по бумаге.

Старец покачал головой.

— Надо бы по форме в губернскую канцелярию отписать, что получен указ.

Секретарь сник.

Коллизия обязанностей

Из цикла «Обыденное чудо»

 

 

В курсе Нравственного богословия есть одна, небольшая по объёму, но очень актуальная в жизни мирянина тема. Она именуется красивым словосочетанием: «коллизия обязанностей».

Означает это мудреное название, всего - лишь, стечение жизненный обстоятельств, ставящих нас в необходимость в одно и то же время исполнять несколько, порой противоречащих друг другу обязанностей.

Но, на поверку, это противоречие зачастую оказывается мнимым, и исходит из ложной иерархии ценностей, в контексте которой мы существуем. Если распланировать свою жизнь правильно, неразрешимость и безвыходность такой проблемы отпадёт сама собой.

Из рассказов Павла Никитича

Павел Никитич  - человек удивительный. В прошлом – альпинист, спортсмен, покоривший многие вершины Кавказа, включая Эльбрус, Казбек, Дыхтау, Шхельду, Домбай-Ульген и многие другие. За свою жизнь он побывал  если не на абсолютно всех, то на всех главных перевалах, ведущих с северной стороны Кавказского хребта к Чёрному морю. В довоенное время и в 50-е гг. он водил через эти перевалы группы туристов,  а во время Великой Отечественной войны  воевал в отряде воинов-альпинистов, участвовал в боях на Клухорском и  Санчарском перевалах, а  позже сражался в Крыму и в Карпатах. Павел Никитич  был награждён  орденами Славы,  Отечественной войны и несколькими медалями, что свидетельствует о его  истинной храбрости и доблести.

Ничего страшного

(Рассказ-быль)

В приемном отделении скорой помощи появилась пенсионерка – приятная дама интеллигентного вида.
– Что случилось? – спросила медсестра, не поднимая головы от смартфона.
– На огороде какая-то мушка укусила, – пожаловалась бабулечка, – в голову, с правой стороны. И теперь и голова болит, и ухо правое болит, и отёк вокруг уха.

Медсестра внимательно осмотрела место укуса, больное ухо и безмятежно пропела:
– Ничего стра-ашного.  Ухо у Вас норма-альное, отёка не-ет.
– Но правая сторона болит!

– Я же вам сказала: ничего стра-ашного! В больницу класть Вас не с чем.
– Я и не хочу в больницу. Просто хочу узнать, почему у меня болит.

Сеня, Рождество и доброта

Новый дом

Сеню, когда он лишился родителей, тётка отвезла за город к бабке и деду. Как вошли они только в калитку, да как выросла пред ними избёнка в искристом снегу, так решил он про себя: «Убегу. Минутку выберу — и убегу».

Было тут ему непривычно. Первое – слишком тихо. Второе – всё делается неторопясь. «Поспешай неспеша», — дед говорит. И мобильник не ловит.

Уезжая, тётка крепко мяла в объятиях Сеню, звонко целовала в щёку бабу Шуру и деда Костю. А потом поклонилась им и сказала:

— Ну, воздай вам Создатель за доброту.

Сеня это запомнил. Слово новое – доброта – полюбилось ему. С тех пор он его где надо и где не надо вставлял. Скажет — и слушает, что выходит.

 

Баба Шура

Страницы