Очерки

Светлой памяти епископа Кронида (Мищенко) посвящается

В конце 80-х годов двадцатого века в Троице-Сергиевой Лавре произошел случай, о котором знали тогда немногие. Ведь монашество не любит афишировать свою потаенную жизнь. И потому все молчали, пока живы были участники этого события. А случилось вот что. Послушника Лавры Игоря Давыдова послали с каким-то поручением к архимандриту Крониду (Мищенко).  Но войти в монашескую келью просто так нельзя –нужно постучать один, два, три раза, и, если брат не открывает и не отзывается, смиренно уйти. Этому очень строго учил молодых монахов и послушников старец Лавры cхиархимандрит  Кирилл (Павлов). Ведь никто не знает, что в это время происходит за дверью кельи.

Протоиерей Михаил Васнецов — четвёртый из пяти детей знаменитого русского живописца Виктора Михайловича Васнецова.

Жизнеописание

Михаил Викторович Васнецов родился в Москве 14 (27) октября 1884 года, имя получил в честь своего деда, приходского священника Михаила Васильевича Васнецова. Эта семья имела долгие и глубокие традиции духовного служения: в летописи за 1678 год упоминается псаломщик Трифонова монастыря Дмитрий Кондратьев сын Васнецов. «Весь род был духовный», — напишет позже о своей семье М. В. Васнецов.

Михаил стал четвёртым из пяти детей знаменитого русского живописца Виктора Михайловича Васнецова. У него были три брата: Алексей (1882–1949), Борис (1880–1919) и Владимир (1889–1953) и сестра Татьяна (1879–1961). Мать семейства, Александра Владимировна (урождённая Рязанцева), имела высшее медицинское образование, однако посвятила жизнь заботе о семье и детях.

На этом старом кладбище давно уже никого не хоронят.  Только зеленеет летом трава, да сгибаются под напором ветра высокие акации и разросшиеся кусты сирени. Отчего же каждый день приходят сюда люди? Припав молитвенно к высокому кресту на одной из могил, шепчут свои просьбы, ставят свечи, кладут к подножию живые цветы. Оттого ли, что однажды, в 90-е годы, местные жители увидели поток света, идущий с этой могилы?  В первый раз подумали: горит что-то. Может, траву или сухостой кто-то поджег. Подойдя поближе, убедились, что ни костра, ни пожара не было. А через некоторое время зарево повторилось. И еще раз, и еще… Под вечер словно огнем озаряло окрестность, рассказывали очевидцы.  Таинственный свет исходил из того места, где был похоронен в 1960 году монах Александр (Шевчук).

                      Крым наш? Похоже на то…

Когда в этом году мы собирались в Крым, невольно возникали опасения – как нас примут люди. Нам, в силу сверхмногодетности, не по карману всякие там санатории, где «все включено». Нам подходит только частный сектор, где «все выключено», иначе не стоит и с места трогаться. Ехать на недельку – только детей дразнить: еще не прошли первые волдыри от солнечных ожогов, как пора набиваться в машины и двигать к дому. Нет уж!

Мы отдыхали в тени монастырских яблонь. Брат Сергий, с которым я познакомилась на огороде, и сестра Ирина, с трапезной. Когда-то Ирина работала судьей значительного суда. Сергий и Ирина что-то обсуждали. Стояла теплая погода, я думала о скором возвращении в привычный быт из православной сказки, и, хотелось, чтобы минуты настоящего стали часами. Вокруг бегали детишки из многодетных образцовых семей, листали изумрудом листья  сада после доброго июльского дождя.

Сергий и Ирина были людьми разных поколений, ему около тридцати пяти, Ирине за шестьдесят — но их общение выглядело слаженным, я любовалась дивными случаями православной мудрости.  Оба ревностные, повидавшие многое и имеющие суждение о многом.  Сергий, брат независимый и сильный, способный на серьезные поступки, притягивающий к себе, несмотря на первоначальную внешнюю некрасивость, посетовал Ирине на то, как сложно сейчас найти хорошую жену.

Благословенна Крымская земля! В правоте этих слов я убедилась, совершая многочисленные экскурсионные и паломнические поездки по нашему родному полуострову, из которых узнала, что Крым является не только живописнейшим уголком земного шара, но имеет ещё и богатейшую историю. Перелистывая её страницы, я увидела раздел, начатый Автором ещё более тысячи лет назад. Но он оказался неоконченным, ибо каждое столетие, каждый год дают повод для написания новых глав, и раздел этот носит название «Крым православный».

На сайте художника Андрея Миронова в Интернете всегда многолюдно. Поклонники его творчества делятся впечатлениями и обмениваются мнениями; то и дело возникают оживленные дискуссии — чаще всего по вопросам веры, ведь многие из его работ написаны на Евангельские темы.

Трудно поверить, что Андрей Миронов, автор нескольких десятков полотен, написанных в старинной, очень сложной и редкой ныне технике многослойной живописи — лессировке, — не имеет художественного образования, и что профессия его далека от творческой.

Он — офицер милиции, инспектор оперативного отдела штаба УВД по Рязанской области.

Услышав о необычном художнике, я пришла на его персональную выставку в одну из рязанских библиотек. Войдя в зал, я остолбенела. С библиотечной стены на меня смотрел … Бог.

Очерк нравов

А пуще всего, Павлуша,
береги копейку…
Н.В. Гоголь. «Мертвые души»

В марте исполнилось двадцать пять лет со дня проведения Всесоюзного референдума о сохранении СССР. 76,43% граждан высказались тогда за сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной Федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности. О том, как было учтено впоследствии мнение советских граждан, всем хорошо известно. Любопытно, что сталось с самими гражданами, как изменились они внутренне за эту четверть века.

Изучение человека и перемен, происходящих с ним, проще всего начать с обращения к продуктам его культурной деятельности. Словом, если кому-то в будущем придет в голову изучать нас, сирых, чтобы понять, что мы собой представляли, этот кто-кто обратится в первую очередь к произведениям нашей культуры. И тогда в лучшем случае он скажет о нас, что это было общество лгунов, пошляков и стяжателей. В худшем — общество шизофреников. И в любом случае — общество победившей посредственности.

Осенью 2004 года я собиралась в санаторий, оформляла справки. На утро 3 сентября у меня был талон на приём в первой женской консультации. Перед кабинетом доктора — очередь женщин разного возраста с животиками и без. Как-то сам по себе возник разговор с одной из будущих мам.

— Вы первого ждёте?

— Нет, у меня уже дочке семь лет, в первый класс пошла.

— А сейчас кто будет — мальчик или девочка?

— Мальчик. Но у меня будут искусственные роды.

Я не сразу поняла, о чём речь.

— Кесарево?

— Нет, нет. Заболачивание.

— ???

К 120-летию со дня рождения

8 февраля 2016 года от Рождества Христова исполняется 120 лет со дня рождения замечательного человека — отца Андрея (до своего монашеского пострига 30.11.1945 года носившего имя Всеволод Коломацкий), биография которого уникальна и заслуживает особого внимания.

Родился этот прославленный труженик в 1896 году в селе Саражинцы Киевской губернии, в семье церковного псаломщика Владимира и его жены Серафимы (в девичестве Богородицкой). Учился он в церковно-приходской школе и Киево-Подольском духовном училище, дар любви к Богу и усердной молитвы приобрёл с детства.

Всеволод Коломацкий поступил в Киевскую духовную семинарию, но в связи с началом Первой мировой войны пошёл добровольцем в Российскую армию, в ряды Чешской (Киевской) дружины, которая впоследствии станет ядром Чехословацкой армии.

Самым радостным для плюшевого Львенка, был тот день, когда его, только что купленного в сияющем новогодними гирляндами магазине, обернутого в праздничную упаковку, принесли домой и положили под елку. Было это на Новый год или под Рождество, он не помнил. Просто у него в глазах двоилось от счастья и текли слезы, когда Девочка, завидев его, выхватила из-под елки, подпрыгнула от радости, прижала к груди и закружилась по комнате, заливая весь дом своим чистым и звонким смехом. А вскоре она заснула, утомленная переживаниями праздника, положив Львенка рядом с собой на подушке. И пахло от него теперь не магазином, а елкой, мандаринами, конфетами (шкурки и фантики валялись повсюду) и лимонадом — запахом безмятежного детского счастья...

Нельзя быть прежним, если тебя убили

Никак не хочет петь моя гитара. Я говорю ей: спой ну хоть что-нибудь, хоть про небеса, хоть про чудеса, хоть про мир, хоть про войну, хоть про юность, про седину... Нет. Н е п о ё т. Молчит. А по ночам слышу иногда — нотка какая-то так тихо-тихо вдруг упадёт и закатится куда-то безнадёжно... Слезинка музыкальная... Стоит моя красавица в углу, сияньем лаковым — ласковым переливается и притронуться к себе не велит...

А Тишина, подружка моя старинная, наоборот, покоя не даёт, шуршит у меня со всех сторон.

Сколько раз я её просил: ну, хоть одну ночь — побудь собой, хоть на одно ухо помолчи! Что ты меня всё печалью своей изводишь! А она мне в ответ: «Это не моя печаль, ты же знаешь... НЕБО плачет... Измокла я вся... Холодно мне...»

И ведь не поспоришь с ней! Тишина теперь другая стала и мир стал другим. Что произошло, почему так случилось? Что изменилось в трёх измерениях? Их же не стало меньше! Музыка тоже не осиротела — семь ноток при ней всегда неутомительно рядом. И радуга — всегда о семи цветах, ни одного не утеряла. Но мир стал другим...

А Тишина тут как тут и сразу мне — в оба уха: «Мир не стал другим, это ты был другим. И потому не всё видел. Хотя смотрел на всё. Даже пытался во ВСЕЛЕННУЮ заглянуть... Но мир, тот, который и вправду другой, ты видеть не мог. Мир, который — ВОЙНА...»

Я теперь совсем потерялся — это что же получается — я стал видеть то, чего не видел раньше? То есть стал видеть больше? Но тогда почему я не могу обнаружить тех привычных и ранее видимых координат? В какую сторону смотреть мне теперь, чтобы найти свой дом... Мне кажется даже, что я уже перестаю понимать — что́ это такое. Это место или состояние? На память вдруг пришла поговорка: Покажи мне свой дом и я скажу тебе кто́ ты... Да! Именно! Очень это мне теперь нужно! Хоть кто-нибудь — покажите мне мой дом! Чтобы я понял кто́ я теперь.

В цикличности церковной жизни есть определенная мудрость и гармоничность. Каждый год мы переживаем одни и те же события из жизни Христа, Божией Матери и апостолов. И каждый год эти события могут приобретать для нас новый смысл, высвечиваться чем-то ранее неведомым и в то же время близким нам сегодняшним. Ведь за год мы изменились, изменился наш опыт, наше мироощущение и даже, возможно, наше восприятие самих себя.

Сегодня Рождество Пресвятой Богородицы. В этот год я думаю о Иоакиме и Анне.

Два уже немолодых человека, муж и жена, испивших вместе боль неплодства и не осудивших друг друга, не предавших святость брака, не возроптавших на свою долю. Они любили друг друга. Они друг друга понимали. И в то же время стояли на грани отчаяния, и каждый в одиночестве искал излечения истосковавшийся души. Иоаким ушел в пустыню, где молился, проводя дни в посте. А Анна ждала его дома, терзая себя горькими думами.

Северодонецк под украми. Внешне это почти незаметно. Не стреляют. Всё целое. Трава зелёная, небо голубое. Люди ходят. Многие из них — на работу. Не мелькают, как прежде бэтээры и танки. Вся эта военно-убийственная у-тварь упряталась, по преимуществу, куда-то туда, где поближе к границам непокорённых земель. Но строка из Высоцкого: «...Тот же лес, тот же воздух и та же вода...» — как нелепица — никуда и ни чему не лепится. Особенно к воздуху. Он как бы тот же, так же прозрачен и чист, издали — призрачно-голубой. Но вблизи он злой.

Большая городская площадь. По всему периметру уложены железобетонные блоки. Их двадцать четыре. Молоденькие девчата наносят красками с помощью трафаретов на эти блоки украинский орнамент. Кто-то со стороны комментирует: «А что — красиво! По крайней мере это всё-таки лучше, чем свастика» А я подумал — чем лучше? Свастика ведь когда-то совсем другой смысл несла. Как и мальтийский крест. А потом всё это натрафаретили на человеконенавистнические мундиры и броню немецких танков. А на бляхах солдат написали: «С нами бог...» И что? Разве это был БОГ?

Бабушка рассказывала, что они с дедом сначала хотели назвать маму «Альбина». Но, увидев, как она беспрестанно вертится в колыбели, поняли, что она — настоящая ЮЛА! Так она и стала Юлей. Мама начала писать стихи еще со школы. С 1946 по 1948 годы ее семья жила в Восточном Берлине — ее отец служил в Группе советских войск в Германии. В детстве мама говорила по-немецки лучше, чем по-русски. Но когда они вернулись в СССР, она и мой дядя вскоре забыли немецкий язык. Во время игры в прятки в питерских дворах, они по-немецки подсказывали друг другу, кто и где спрятался. За это местные ребята стали злобно дразнить их «фашистами». Из-за этого невольного стимула немецкий язык быстро ушел. До смерти мама говорила по-немецки слабо, хотя и жила в Берлине.

Она рассказывала, как в 1954 году, вскоре после смерти Сталина, они в классе готовили школьную стенгазету, посвященную очередному съезду КПСС. Школьницы долго сочиняли дежурный официоз, в котором перечислялись достижения «любимой партии»:

— Больше стало и заводов, и станков, и пароходов… Больше стало и колхозов…

— Девочки, тут — ошибка! Сейчас идет укрупнение колхозов, так что колхозов стало, как раз меньше!

Девчонки задумались.

— И станков, и паровозов, меньше стало и колхозов…

Все захихикали. Кое-как добрались до конца:

— Больше хлеба у народа….

Опять застряли. Как, вдруг, звонкий детский голос громко сказал:

— Больше стало кислорода!

Когда я только пришла к вере, большое недоумение у меня вызывала добродетель послушания.

Я жила в городе, где по сути — каждый сам за себя. «Твои решения — твоя ответственность» — слышала я с детства. — «Не перекладывай свои заботы, на чужие плечи!» А тут вдруг: «Послушание — выше поста и молитвы...» Что это за послушание такое? И кого, а главное — зачем мы должны слушаться? Разве другой знает нас лучше, чем мы сами? Разве другой ответит за нас? Разве... — вопросы роем вились в моей голове, и вскоре я, ранее полагавшая, что я послушная дочь и ученица, поняла — слушаться я не умею.

Мне очень хочется себя оправдать и сказать: «Я выросла без отца, и потому, будучи лишенной сильного авторитета, я не смогла научиться послушанию». Мне хочется так сказать, но я не скажу. Потому что послушание напрямую не зависит от нашей способности или возможности подчиняться сильной личности, но в нашей готовности доверять и доверяться другому человеку.

Желание уединения и чувство одиночества — спутники моей жизни. Порой эти два состояния переходят из одного в другое, порой взаимодополняют или взаимозаменяют друг друга. Иногда они мучают меня, иногда — приносят упокоение.

Я не очень общительный человек. Нет, я люблю людей, люблю общение, добрые разговоры, люблю открывать для себя в другом человеке что-то новое, что-то близкое, что-то родное или, наоборот, узнавать в собеседнике что-то совершенно отличное от моего мира. Я люблю разговоры по душам, лицом к лицу с одним или парой друзей. Но от множества людей я устаю. Устаю от множества слов. От пустых бесед или от навязчивых исповедей. В большой компании я обычно теряюсь, ухожу в уголок, одним словом — я прячусь.

Ещё я люблю быть одной. Вернее, одиночное времяпровождение не тяготит меня. Более того порой мне необходимо побыть наедине с собой и я ищу уединения. Уединение помогает мне собраться с мыслями, прийти в себя, успокоиться, обратиться к Богу.

Мы видим мир по-разному. И в нашем видении мира чаще всего отражаются не столько наши опыт и воспитание, сколько состояние нашей души, нашего сердца. Помните Кая и Герду из «Снежной Королевы»?! Кай видел мир добрыми глазами, пока в его сердце не попал холодный осколок зеркала Королевы, и тогда его мировоззрение резко поменялось.

Я часто вспоминаю эту сказку. Потому что и у меня бывают моменты, когда омрачается моё зрение. И весь мир из цветного превращается даже не в черно-белый, а в серый. Однотонный. Холодный мир. Мне кажется, так случается, когда я теряю Любовь. Когда отключаю внутри себя маленький огонек Её лампады, поддавшись злым мыслям и чувствам. Потому что именно Любовь преображает мир, и помогает нам видеть его прекрасным, глубоким, Божиим. Даже если при этом мы замечаем все недостатки, если болеем сердцем за него, если мы страдаем от его несовершенства.