18 декабря Русская Православная Церковь празднует день памяти священномученика Илии (Четверухина). Внимательный московский пастырь, чуткий духовник, благоговейный священнослужитель, добрый муж и любящий отец, отец Илья в 1930 году был арестован у себя дома и сослан в Вышлаг, где погиб в декабре 1932 года.
В своем первом письме из лагеря, адресованном супруге Евгении Леонидовне, о. Илья предупреждал: «Если будешь писать мне, не богословствуй, это будет неуместно».
Из книги "Три ангела"
Сохранение высоких, в том числе, и христианских идеалов, познание истоков мудрости, почитание великих просветителей и подвижников – непременное условие воспитания будущих поколений. Каждое время предлагает новое прочтение старых книг, а также рождает новых поэтов, писателей, художников, способных дополнить и расширить традиционную тему. Сочинение или создание духовных произведений требует от автора определенного состояния души, особых знаний и немалых физических усилий, а в целом – большого желания и таланта для трудов во имя преображение душ человеческих. Поэтому мне приходится часто обращаться к Небесным покровителям: прошу, прошу, прошу…
***
АРХАНГЕЛУ ИЕГУДИИЛУ
1.
Святой угодник Божий Николай,
Ты мне дороги легкой пожелай!
В дорогу проводи меня с добром
И не оставь моих родных, мой дом.
Всех близких сохрани и защити,
И помоги до цели мне дойти –
Исправь и освяти мои дела –
Твоя молитва многим помогла!
* * *
…О, Николай! Ты – победитель бурь,
В твоих иконах светится лазурь.
2.
Прости, что я так коротко и просто
Произношу заветные слова…
А то и человек? – Ничтожный остров,
Забывший про другие острова,
Но, вспомнив о родных, кричит он брату!
Не слышно… Как же быть? Душа болит…
Тогда он отдает приказ фрегату –
И вот корабль уж море бороздит.
Чистая правда стоит предо мной,
Правда с «тремя кочергами**».
Устюг – у правды стоит, за спиной,
Твердь – у неё ж под ногами.
…Правду искать – значит к правде идти
Праведными же путями.
Правду не всякий стремится найти,
Ибо опутан страстями.
…Чёрная туча на город ползёт,
Град и грозу за собою несёт,
Град угрожает камнями.
Каждый ли туче навстречу идёт –
Голый, с «тремя кочергами»?
24 февраля 2016 г.
*Прокопий Устюжский (день кончины – 8 июля 1303 г.), блаженный юродивый во Христе, чудотворец
**Постоянный знак проницательности и пророчеств святого – три кочерги, которые он носил в левой руке
Обратите внимание, что Иоанна Затворника ненавидели за настоящесть, за несовпадение реальной святости с представлениями о ней у людей.
Годы жизни: 930/5 — ок. 975.
А
Славен был Лиудольф, дед Генриха Птицелова, в свои времена. Владетель обширных земель, отважный воин, он собрал под свои знамена всю местную знать, одержал победу над датчанами, укрепил границы родной земли. Его признал первым князем Восточной Саксонии сам народ, а официально — Людовик Немецкий.
Но одно желание еще оставалось невыполненным: основать родовой монастырь. Поэтому вместе с супругой Одой князь совершил долгое паломничество в Рим, принял от папы необходимые для закладки нового храма мощи, и с 865 года стала расти Гандерсхаймская[i] обитель, настоятельницами которой сделались поочередно три княжны, его дочери: Хатумода, Герберга и Кристина.
Пограничье
«Поезжай дорогой на Аммохосто. За поворотом увидишь мой монастырек на пригорке»[1] ― так в одном из видений описал преподобный путь к своей обители. Той же дорогой едем и мы.
Окрестность, издавна собранная под заступничество святого Кендея Кипрского волниста, там и тут разбросаны пригорки и села. Граница вдоль захваченной турками земли разрезает ее пополам: по левую руку, сколько хватает глаз, ― развалины мирных сельских домишек, справа, где колосятся дикие злаки, — обитель-крепость, в белых стенах, меж вышек враждебных сторон. Надпись у ржавой рабицы предупреждает: «Турция рядом. Вход воспрещен».
Села святого: Авгору, Айа Триада, Ахна, Лиопетри, Дериния, Пилиа, Оморфита и другие. Всякий здесь сызмальства как на ладони, о болезнях и исцелениях узнают сразу, и каждая весть о чуде западает в сердце.
Местечковость ― особая черта святости кипрской. Угодники Божии веками собирают селенья и души вокруг себя, и время − любви не преграда. Преподобный Кендей в Духе издавна связан с окрестными поселянами воедино. Те, чьи предки обивали порог пустыннической кельи, теперь так же спешат в обитель в горе и радости. Что случись ― в простоте сердца зовут родного угодника, бегут в монастырь. Святой помогает, словно кокош, собирая под крылья птенцов.
Рассказы о чудесах бережно сохраняются и передаются из уст в уста.
***
«Я Георгий, живу в селе Айа Триада[2]. Во время сбора оливок ветка подломилась и я рухнул вниз. Позвоночник повредился в четырех местах. С земли пришлось поднимать меня на листе железа. Я исходил криком от боли.
Отвезли меня в Аммохосто. Турецкий врач только руками развел: «Надо ехать в Афины». Но где взять мне такие деньги? Я плакал, умолял святого Кендея, чтобы он все исправил. И вот я как будто уснул, а преподобный пришел и спросил:
— Что зовешь меня, чего хочешь?
Я рассказал о своих страданиях, а он говорит:
— Когда проснешься, больше не заболит, все станет, как прежде.
И точно: пробудившись, я чувствовал себя хорошо.
Пошел я выписываться к турецкому врачу, а он отказывался верить, что я и есть тот самый больной. Но наконец, вручил мне выписку и признал: совершилось чудо.
И вот я сегодня[3] и пришел в монастырь поставить святому свечу, поблагодарить за то, что меня исцелил. Буду славить его, пока жив»[4].
В наших храмах часто организовываются паломнические поездки. Конечно, очень хорошо, что мы стремимся к православным святыням. Но совершая далекие поездки, не забываем ли мы подчас о людях святой жизни, которые жили совсем рядом с нами? Достаточно ли чтим ушедших? Знаем ли о тех священниках, монахах, что похоронены на наших кладбищах? О монахе Александре уже рассказывалось в очерке «Соль земли». С тех пор стали известны еще некоторые факты из его жизни. Сегодня мы публикуем обновленный вариант, рассказывающий о жизни этого подвижника.
Из книжки про старца Паисия
Олет просыпается, когда солнышко ещё спит. Чистит пёрышки и оглядывается. Вместе с братьями и сёстрами, что живут в кроне того же дерева, приветствует утро песней.
Олет, как вы уже догадались, — птица, и у него есть необыкновенный друг. К нему-то и летит он, когда тени густеют и темнеют, то есть по-человечески — в полдень.
Старец Паисий, тот самый чудесный друг, уже вышел ему навстречу.
— Олет! — зовёт он.
Услышав знакомый голос, птица припускает ещё быстрее.
По-арабски «Олет» значит малыш. Языков птаха не знает, зато умеет откликаться на своё имя.
Старец никогда не приходит с пустыми карманами, они всегда так и оттопыриваются от гостинцев.
Игумену Серафиму
Собеседник Серафимов — Серафим,
он горит, огнём с другими не сравним.
В небе чертит он для путников маршрут —
крылья дарит, ждёт пока крылом взмахнут,
наберут потоки света — и взлетят,
ощутив хранящий сердце Бога взгляд.
20 января 2019
Её душа в обмен на сотни нищих:
она сыта, в тепле - они в беде.
В его лице любой заботу сыщет,
и пищу - кто нуждается в еде.
Она тоскует - он другими занят,
она рыдает - он молитву шепчет.
Она исполнена земных терзаний,
а он хватается за небо цепче.
От причитаний он взыскует гнева,
бранится слёзно. И жена рыдает.
Она состарилась: не мать, но дева -
во снах своих младенца пеленает.
Разделяя миссию Христа,
Тяготы, искания и веру,
Шли апостолы путем креста,
Следуя великому примеру.
Каждый шел дорогою своей,
Проповедуя и повторяя
Путь Христа во царствие царей,
Только Господу себя вверяя.
Силою никто не заставлял –
Эту долю сердце возлюбило!
Шли апостолы. А мир стоял…
Сомневаюсь, что им легче было,
Чем Иисусу, Сыну от Отца,
Высшему залогу воскресенья…
Шли апостолы и до конца
В мир несли религию спасенья.
Шли апостолы. Пустыня жгла.
Ветер бушевал. Костры горели.
Вера им опорою была.
Преодолевали и терпели.
Петр Первый писал: "Кто не верует в Бога, тот либо сумасшедший, либо от природы безумный. Зрячий Творца по творениям познать должен". Но как же трудно уразуметь природу этих творений! Долгое время мне не давал покоя вопрос: был ли Бог в фашистских концлагерях? При любом ответе Он оказывался либо не всемилостивым, либо не вездесущим, что противоречило христианской догматике. Завесу тайны мне приоткрыло житие новомученика архимандрита Григория Перадзе. Профессора с мировым именем, блестящего лингвиста, богослова и проповедника. Окончив Боннский университет и Тифлисскую семинарию, Григорий Романович преподавал патристику в Варшавском университете. Во время фашисткой оккупации Польши, он не пошел на сделку с совестью. Отказался от преподавания в Берлине.
Сегодня день памяти блаженного старца Николаюшки Тотемского. Предлагаю начало сборника рассказов для детей об этом удивительном, добром подвижнике.
Рассказ первый. Рождество на Сондуге. 1903г.
Сондуга – это и холм и речка[i], затерянные в просторных вологодских землях. А вокруг них семь деревенек[ii].
На сондужском холме стоит и тянется к небу белая Христо-Рождественская Церковь. Почему Христо-Рождественская? А потому, что главный праздник этого храма приходится на Рождество Христово. И сама церковка под стать своему имени – словно елочная игрушка – маленькая, изящная, украшенная на стенах белыми каменными цветами, будто снежинками, а маковка горит – золотой свечой.
Он закурил, откинувшись в кожаном кресле.
Сигары были дорогие, в последнее время он не переносил дешевый табак, терпкие, с тонким привкусом корицы. Затянулся и медленно выпустил густой дым прямо перед собой, ловя свое отражение в зеркале напротив. Усталость тенью лежала под глазами, пряталась в уголках сжатых губ. Надо бы взять выходной, лучше неделю, и – к морю. Смыть с себя кабинетную пыль, как говорила его жена Маришка. Но не в пыли дело, нет не в пыли…
Глава 1.
Земля была безвидна и пуста...
Состав резко затормозил, и она проснулась. Нехотя разлепила глаза.
Странно, ей снилось море. Невозмутимое и величественное. Бескрайнее. Умиротворенное.
Ни разу не виденное ею - Море.
«Что стоим?» - крикнул скрипящий мужской голос.
« Ждем стрелку!» - последовал готовый ответ проводницы.
Кто-то закашлял, кто-то прыснул от смеха, кто-то закурил.
Она смахнула с усталого лица остатки сна и взглянула за окно. Безвидная земля. Пустая. Есть ли где здесь жизнь?
Она выпрямила спину, итак чересчур прямую для её возраста и положения.
Ночи в августе густы как черничный кисель. И также обволакивающе тягучи. Воздух тяжел и неподвижен. А дыры звезд на черном полотне неба вздымаются то вверх, то вниз, словно кисель этот вот-вот закипит.
Когда в избе, наконец, все утихимирились, и присмирев от навалившегося сна, засопели на полатях дети, в сенное окно кто-то постучал. Три раза. Старая бабка, лежавшая в углу на скамье, вздохнув, поднялась, и еле слышно запричитав то ли молитву, то ли проклятие, взяла узел, который подкладывала под голову во время сна, сняла с гвоздя салоп, и переваливаясь с ноги на ногу, тяжелой поступью вышла.
- Рожает что ль кто на селе? – буркнул в темноте мужской голос.
- Попадья поди… - шепотом ответила хозяйка, повернувшись на кровати к мужу.
Тот выругался.
"А ведь какое это великое утешение – сознавать, что тоска твоя
есть неосознанный плод покаяния, подсознательное самонаказание
за отсутствие требуемых плодов. От мысли этой – в умиление придти надо,
и тогда тоска постепенно растает, и истинные плоды покаяния зачнутся…"
(из слов преподобномученицы Марии Гатчинской)
На кровати в углу комнаты лежал человек. Женщина. Всё тело её было сокрыто под тяжелым драпом, только лицо – необычайно белое и светлое, окаймленное черным шерстяным платком, покоилось на маленькой подушке. Как и тело, лицо было недвижимо, но открытые ясные глаза, внимательно глядящие за оконную раму, теплились жизнью.
Отрывки из книжки для маленьких
Отец Гавриил и мы
Тбилиси — город старинный, в истории Грузии славный. Сколько широк он радушием, столько же улочками узок. Вьются они, пересекаются. То сойдутся, то разбегутся. На одну такую улочку-перекладинку приезжал отец Гавриил.
Войдёт в дом, детей духовных внимательно выслушает, поговорит с ними, и снова — в путь.
Но раз случилось ему задержаться на ночь.
С самого утра опять заструилась беседа. После неё можно бы и отдохнуть, да ветер-шалун влетел в окошко и принёс детские голоса. Батюшка улыбнулся и поскорее спустился вниз.
Ребятишки играли на улице.
И он с ними заговорил. Долго беседовали, — пришлось даже стул попросить.
Отец Николай сидел на лавочке возле храма.
Его лицо — простое и доброе лицо сельского священника — отражало всю его жизнь. Солнце — выжгло волосы, позолотило бороду и усы, ветер — сделал грубой кожу, труд иссушил щеки, а вера — осветила глаза. Глаза батюшки мягко, ласково, приветливо и как-то по-особенному кротко смотрели на этот мир и улыбались.
— Отец Николай, что домой не идешь? — окликнула батюшку баба Клава — седенькая раба Божия, закончив прибирать после службы церковь.
