Многие годы прожил старец Феодор Кузьмич, прославленный впоследствии Церковью, как праведный Феодор, на заимке, в четырех
верстах от города Томска. Участок земли этот принадлежал духовному чаду и многолетнему благодетелю святого, купцу Семену Феофановичу Хромову.
И вот, однажды, в одну из суровых зим, беспокоясь о своем молитвеннике, послал он крестьянина отвезти на заимку дров.
Работник неохотно, перемежая дело свое отборной руганью, то и дело, пиная поленья, кое-как нагрузил сани и отправился в путь. Добравшись до одинокой кельи старца, крестьянин лихо спрыгнул с дровней и направился к убогому жилищу Федора Кузьмича. Стукнув, что есть мочи, несколько раз в дверь, купеческий работник стал пронзительно кричать: «Эй, старик. Семён Феофаныч велели доставить тебе дрова. Показывай куда слаживать, а то сброшу все на дорогу. Таскай сам опосля».
«От тебя дров не возьму, – отвечал из-за закрытой двери старец, – Ты с неохотой вез их мне. Употреблял ругательства, когда накладывал дрова, да и меня при этом обругал ни за что ни про что худыми словами».
Работник упал на колени и просил прощения, после чего, перенеся привезенное к домику Феодора, уехал. Навечно осталась тайной причина такого проникновенного покаяния самого пропащего, надо сказать, из людей купца Хромова. Но, спустя самое короткое время, известный на весь Томск, и даже в его окрестностях, бездельник, распутник и пьяница совершенно переменился и поступил, скоро, послушником в далекий Соловецкий монастырь.
Спустя несколько дней, к келье своего духовного наставника направился сам Семён Феофанович. Сотворив молитву: «Господи, Иисусе
Христе, Боже наш, помилуй нас», и, услышав, по обычаю, из-за двери «Аминь», купец вошел в дом.
– Доставил ли тебе отче человек мой дрова? – с порога спросил Хромов у Феодора Кузьмича.
– Дрова то, – отвечал старец, – привозил, земной поклон за то тебе благодетель мой, да не одни дрова доставил человек твой. А тех, что окромя возничего и дров на телеге ехали, мне вовсе и ненадобно было.
Все понял Семён Феофанович, хорошо зная своего человека. И было неудобно ему пред Феодором за работника. Помолившись Богу, встал он пред старцем на колени и, опустив глаза, проговорил: «Прости и благослови, батюшка».
– Что ты, что ты, отец мой, я тебя прощаю, и Бог нас всех простит..., – отвечал старец, – И меня прости, – договорил Феодор, с большим трудом опустившись в земной поклон перед Хромовым.
Растроганный до слез купец помог старцу подняться и сесть на скамью в углу комнаты. Тот, в свою очередь попросил сесть Семёна Феофановича.
– Благослови отче спросить тебя об одном важном деле, – обратился Хромов к Феодору.
– Говори. Бог тебя благословит, – ответил старец.
– Есть молва, – продолжал Семен Феофанович, – что ты, батюшка, не кто иной, как Александр Благословенный… Правда ли это?
Старец, услышав эти слова, взглянул на своего благодетеля, и, повернувшись к святому углу, стал молиться, крестясь на образа. Примерно через четверть часа Феодор промолвил едва слышно: «Чудны дела Твои, Господи… Нет тайны, которая не открылась бы».
Чувства переполняли сердце Хромова: «Вот истинная сила смирения: с такой высоты уничижить себя до такого… Вот сила…»
– Полно, полно, – прервал мысли купца, будто увидев их, старец, – На все воля Божия... Прошу тебя лишь об одном, благодетель мой, оставить до времени тайну сию…».
Семен Феофанович, склонив голову, обещал Феодору до самой смерти святого никому не пересказывать услышанных в этих стенах слов.
