ПЕРВАЯ ИСПОВЕДЬ
(врачебная сказка - 2)
Иван Иванович Мехреньгин, врач-невролог 60 лет от роду, устало распростершись на старой, скрипучей кушетке, как моряк с потерпевшего крушение корабля – на соленом прибрежном песке, отдыхал в компании телевизора после очередного выходного дня. Как же он устал! Ведь хотя сегодня он вел прием в поликлинике всего лишь шесть часов, а не 12, как обычно, с каждым днем работать ему становилось все тяжелее и тяжелее. А ведь когда-то, в молодости, он вкалывал за троих - чтобы накопить на квартиру, чтобы помогать детям, а потом — внукам. Он всегда охотно помогал другим, считая это своим долгом, наподобие долга врачебного. Что поделать – так уж его воспитали, и иначе он не мог. Вдобавок Иван Иванович был убежден, что добро порождает ответное добро. И когда придет пора, дети и внуки станут так же заботиться о нем, как он заботился о них. Увы, теперь, на старости лет, ему приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. Потому что его дети и внуки давно перебрались в другие города, побольше да поперспективней, чем их захолустная Тырдома, туда, где житье получше и платят побольше. Кто в областной центр – город Михайловск, кто – в Петербург, а кто и в саму Москву. И напоминали о себе лишь по праздникам, когда посылали ему на телефон поздравления. А Иван Иванович, памятуя поговорку «где родился, там и пригодился», все также жил-поживал в своей родной Тырдоме и работал в тамошней поликлинике. Только годы все-таки взяли свое. Не может он больше работать за десятерых, как в молодости. Да еще и без выходных.
А ведь когда-то у них в поликлинике были выходные. Настоящие выходные, в которые можно было отдохнуть после напряженной трудовой недели. Сходить в храм, и иногда - на какой-нибудь концерт в местный дом культуры, прогуляться на лыжах по берегу пригородной речки Тырдомки, поросшему пушистыми молодыми елочками, переделать все домашние дела. А вечером посидеть за книжкой или перед телевизором, а то и сходить в гости к знакомым, Но это было давно, так давно, что уже помнилось с трудом. Тогда у них в поликлинике еще хватало медперсонала. Но потом, когда зарплату стали выплачивать с задержками, а премии ко дню медика и к Новому году и вовсе перестали давать, сотрудники поликлиники один за другим начали увольняться. Не иначе, как для того, чтобы удержать на работе оставшихся, главный врач на еженедельных планерках сурово вещал с трибуны: «не нравится — уходите, мы никого удерживать не станем, на ваши места десяток желающих найдется». Увы, его безмолвная аудитория редела с каждым месяцем. И занять места ушедших не спешил никто. Чем меньше становилось сотрудников в Тырдомской поликлинике, трем большая нагрузка ложилась на плечи оставшихся. Но это было еще полбеды. А вот когда, впервые за всю историю Тырдомы, ее мэром стал не местный уроженец, а москвич, и вслед за тем началась реорганизация работы поликлиники по столичному образцу – с внедрением клинических рекомендаций по лечению и обследованию больных, а также поэтапного алгоритма приема пациента – ситуация в поликлинике стала поистине бедственной. Потому что после введения этих новшеств оттуда один за другим ушли почти все старые врачи, не привыкшие обследовать и лечить по алгоритму, и разговаривать с пациентом строго регламентированными фразами.. Тем более, что теперь для улучшения качества работы велась аудиозапись приема с последующим наказанием врачей, игнорирующих нововведения. Однако Иван Иванович не последовал их примеру, мудро рассудив, что гораздо лучше жить на врачебную зарплату, чем существовать на пенсию. Как в свое время сказал русский классик - ко всему человек привыкает. Вот и он привык работать по новым правилам. И без выходных, поскольку теперь, после злосчастной оптимизации, в Тырлдомской поликлинике почти не осталось врачей. Но теперь силы его на исходе. Укатали сивку крутые горки. И что теперь ему делать? И как быть? Господи, если б знать…
И тут, как гром среди ясного неба, из телевизора грянула веселая музыка, а на экране замелькали цветные титры какого-то мультфильма. Иван Иванович сразу узнал этот мультфильм и обрадовался ему как другу детства. Это же «Бременские музыканты»! Старая-престарая сказка про осла, который всю жизнь работал на своего хозяина, как ишак, получая в награду за свой труд лишь брань да побои. А когда состарился, надумал хозяин за ненадобностью отправить его на живодерню. Тогда осел сбежал от него и пошел, куда глаза глядят. По пути встретился ему пес, потом — кот, а напоследок — еще и петух. Такие же никому не нужные старики, как он сам. И надумали они вчетвером идти в город Бремен, чтобы стать там уличными музыкантами. Благо, голоса у них хорошие – авось, вместе не пропадут….
Иван Иванович вздохнул. Счастливые… им было куда идти – в Бремен. А ему куда податься? И посоветовать-то некому…
Единственный, кто мог бы это сделать – отец Стефан. Только нет теперь отца Стефана. Есть Владыка Стефан…
* * *
Они познакомились давным-давно, в тот самый день, когда молодой иеромонах Стефан, служивший в единственном храме Тырдомы - Спасо-Преображенской кладбищенской церкви, пришел лечиться в их поликлинику. Ведь священники и даже монахи время от времени, подобно всем прочим людям, бывают вынуждены следовать поговорке «боль врача ищет». Вот и пришел он тогда в их поликлинику, и попал на прием к Ивану Ивановичу, тогда еще столь же молодому, как он, врачу-неврологу
О чем они тогда говорили? И не вспомнить уже… Но именно с того дня Иван Иванович, прежде знавший о Православии исключительно из атеистических книжек, стал заглядывать в храм к отцу Стефану. Сначала изредка, потом все чаще и чаще. Тем более, что отец Стефан оказался полной противоположностью тех жадных, невежественных, лживых священников, о которых повествовалось в атеистических книгах. Был он человеком редкой честности и бескорыстия, вдобавок - разносторонне образованным, в свое время учившимся в Михайловском педагогическом институте. Учившимся… ибо после того, как там узнали, что студент Сергей Ковалев ходит в церковь, мало того – прислуживает в алтаре, его отчислили с последнего курса. Единственным шансом избежать этого было публичное отречение от веры. Но Сергей Ковалев наотрез отказался сделать это. И, разумеется, был с позором изгнан из института. Однако это событие, поставившее крест на мечтах Сергея стать учителем истории, укрепило его веру до твердости закаленной в огне стали. Сомнений больше не было – ведь Сам Господь указал ему путь, которым он должен следовать. Он должен посвятить свою жизнь служению Богу.
. Вскоре Сергей Ковалев принял монашеский постриг, в котором получил новое имя в честь первомученика архидиакона Стефана, и стал священником. Вслед за тем молодого, ревностного в вере иеромонаха направили служить в Тырдому – небольшой городок, слывший таким захолустьем, что его обычно называли «Дырдомой». Впрочем, отец Стефан там прижился, отремонтировал храм и личным примером привел к вере многих горожан. В том числе Ивана Ивановича, который вскоре после знакомства с отцом Стефаном уверовал в Бога и крестился. С тех пор, как пошучивал, бывало, отец Стефан, они являли собой пример не идейного противостояния, а мирного и плодотворного сотрудничества медицины и религии на ниве служения людям. Иван Иванович был лечащим врачом отца Стефана. А тот – его духовным отцом.
Тем временем в областном центре – городе Михайловске - открылось заочное отделение Православного Свято-Тихоновского Богословского института1 и отец Стефан решил, что теперь, не уезжая из Тырдомы, получит одновременно и духовное образование, необходимое ему, как священнику, и диплом об окончании ВУЗА. И, мало того, что сам он подал туда документы, но еще и Ивана Ивановича уговорил последовать своему примеру, предполагая со временем открыть в Тырдоме православный просветительский центр и заблаговременно готовя для него будущие кадры. Не в одиночку же ему учить народ Православной вере. Помощники нужны.. еще как нужны! Как раз такие образованные, ответственные люди, как Иван Иванович.
В течение пяти лет врач и священник увлеченно штудировали учебники, писали рефераты, ездили сдавать сессии в Михайловск, а выпускные экзамены - в Москву. Как же они радовались, получив дипломы об окончании Свято-Тихоновского института и значки, вручавшиеся выпускникам! Разумеется, окончание учебы было отмечено надлежащим образом… но не кутежом в ресторане, а поездкой в Троице-Сергиеву Лавру, к тамошним святыням. Какой тогда был чудесный, солнечный день! А как весело и торжественно звонили лаврские колокола… прямо, как на Пасху! Казалось, небо и земля радуются вместе с ними!
Увы, напрасно отец Стефаан полагал, что, окончив Богословский институт, одним ударом убил двух зайцев, получив одновременно и высшее, и духовное образование. Потому что «образование богословское» и «образование духовное» - отнюдь не синонимы, как может показаться несведущему человеку. Узнав об этом, он подал документы в Московскую духовную семинарию, да еще и на очное отделение, чтобы, одновременно с учебой, поучиться монашеской жизни у иноков Троице-Сергиевой Лавры, славной своими подвижническими традициями и своими старцами. Вскоре он уехал из Тырдомы. А Иван Иванович засунул свой диплом бакалавра богословия на полку, между книг, да и забыл о нем. Ведь, если даже отцу Стефану этот диплом не пригодился, то ему и подавно. Медицина его кормит… Бог даст и прокормит. А в Свято-Тихоновском институте он учился только потому, что отец Стефан уговорил составить ему компанию. А «за компанию», как говорится, и скворец в сеть угодил.
. Тем временем отец Стефан возрастал от силы в силу. С отличием отучившись в семинарии, он поступил в духовную Академию, которую окончил одним из первых. Как раз в ту пору Михайловская епархия, где он когда-то служил, получила статус митрополии. И при ней были учреждены два викариатства – Наволоцкое и Тырдомское. В итоге отец Стефан вернулся в Тырдому. Но уже в качестве тамошнего архиерея.
Иван Иванович хорошо помнил старую горькую мудрость – хочешь испытать человека – надели его властью. Тот, кого он прежде знал как отца Стефана, теперь стал епископом. Князем Церкви, как сказали бы в старину.
А князья на простых людей смотрят свысока, как князь – на придорожную грязь. Так что вряд ли епископ Стефан поможет ему. Ведь еще во оны времена библейский царь Давид говаривал – не надейтесь на князи, на сыны человеческия3…
Он и не надеется. А все-таки попытка-не пытка. Хотя его старый друг и духовный отец наверняка изменился… Только вот к лучшему ли?
* * *
Да, епископ Стефан и впрямь изменился. Теперь это был не порывистый молодой священник с глазами, горящими огнем пылкой несокрушимой веры, а грузный старик с волосами, обильно припорошенными сединой и проницательным взглядом человека, умудренного жизненным и духовным опытом. Прежде всего – тем горьким опытом собственных ошибок, что учит и врачей, и священников лучше книг. Но, когда он слушал Ивана Ивановича, в глазах его светилось самое искреннее участие. Когда же старый врач смолк, епископ некоторое время помолчал, то ли молясь, то ли просто раздумывая. А потом спросил:
-Иван Иванович, а не стать ли вам священником?
Этот вопрос прозвучал для старого врача как гром среди ясного неба. Так и не дождавшись ответа, Владыка Стефан пояснил:
-Священник ведь тоже врач, только духовный. И у нас здесь почти как у вас в поликлинике – нехватка кадров. На всю Тырдому - один отец Вадим. А ведь город растет, и народ к вере тянется. Скоро новый собор будем строить. А кто в нем служить будет? То-то и оно… жатвы много, а делателей мало…3 Ведь служение священника, как и служение врача, самоотдачи и жертвенности требует. Не всякий на это решится. А вы справитесь, я в этом уверен. Мне ли вас не знать! Да и богословское образование у вас есть.
-Да, Владыко. – сдержанно подтвердил Иван Иванович, вспомнив годы их совместной учебы, поездки в Михайловск, а потом в Москву. Эх, молодость, молодость, полная надежд и веры в способность изменить весь мир к лучшему. Как же давно это было…
-Не забыли, чему нас тогда в Свято-Тихоновском учили? – поинтересовался епископ Стефан. И улыбнулся так, как в ту далекую пору, когда после окончания учебы они, стоя перед величественной златоглавой колокольней Троице-Сергиевой Лавры и задрав головы, как мальчишки, вслушивались в несущийся оттуда торжественный и радостный звон. И у Ивана Ивановича сразу потеплело на душе. Потому что он понял – его опасения были напрасны. Если его старый друг и изменился, то только внешне. Как и он сам. Мало того – сейчас каждому из них одинаково необходима помощь друга. В таком случае вправе ли он оправдываться возрастом, болезнями и стариковским страхом начинать жизнь с нуля?
Свои размышления Иван Иванович подытожил вслух:
-Владыко, если нужно, я готов стать священником.
В ближайшее воскресенье в Спасо-Преображенском храме, бывшей кладбищенской церкви, а ныне - кафедральном соборе города Тырдомы, епископ Стефан рукоположил Ивана Иванович во диакона. А спустя неделю – во иерея.
Так Иван Иванович Мехреньгин сменил белый халат врача на черную рясу священника. Отныне ему предстояло врачевать уже не телесные недуги людей. А недуги душевные
Вот только наместнику Спасо-Преображенского кафедрального собора, протоиерею Вадиму Басалаеву, появление у него помощника и младшего собрата по алтарю в лице отца Иоанна пришлось совсем не по нраву...
* * *
...Протоиерей Вадим считал себя выдающимся певцом.. Еще бы! Ведь в свое время он пел в Михайловском народном хоре «Куржавель»4. А одновременно с этим подрабатывал в Михайловском кафедральном соборе, где был не рядовым певчим, а солистом. Там его только что на руках не носили – прихожанки восторженно величали его нашим соловушкой, а его пение – ангельским. Благо, выглядел он в ту пору так, что хоть ангела с него пиши, хоть сладкоголосого пастушка Леля – молодой, стройный, с длинными густыми кудрями до плеч – красавец, и только! Соборный настоятель, дорожа голосистым солистом, щедро платил Вадиму и приглашал на все праздничные трапезы с участием архиерея, куда не то, что рядовых певчих, даже самого регента5 не всегда допускали. А на трапезах этих, как известно тем, кто хоть раз на них бывал, поются многолетия архиерею и именитым гостям, завершающиеся громким и нестройным «всем нам вместе многая
лета, и всегда нам многая лета». Так что соборный певчий Вадим Басалаев имел возможность сполна являть всем участникам очередного застолья всю красоту и мощь своего голоса – сам архиерей не раз удостаивал его своих похвал и говаривал, что в Церкви такие замечательные певцы, как он – на вес золота. Не так, совсем не так относились к Вадиму Басалаеву в народном хоре «Куржавель», где ему приходилось довольствоваться более чем скромным местом слева в заднем ряду… Неудивительно, что он решил - там из зависти чинят препоны его выдающемуся таланту. Зато в Церкви его ценят по заслугам... В итоге Вадим Басалаев последовал известной народной мудрости «рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше», По протекции соборного настоятеля он стал диаконом, а потом – священником. Разумеется, с годами пышные локоны отца Вадима поредели, а голос изрядно сдал. .Но в душе он по-прежнему оставался артистом, певцом. Поэтому в церковной службе отец Вадим больше всего любил пение, и сам частенько выходил на клирос, чтобы исполнить теноровое соло, искренне и наивно веря, что голос его сохранил юношескую чистоту и силу. И людей он оценивал прежде всего по их музыкальным способностям. И относился к ним в соответствии с этим.
Именно поэтому отец Вадим невзлюбил отца Иоанна как только услышал его голос - по-старчески скрипучий баритон, лишенный даже намека на музыкальность.. Когда же тот в конце первой их совместной службы попробовал подпеть отцу Вадиму, настоятель был вне себя от праведного гнева. Да разве можно рукополагать человека, которому, как говорится, медведь на ухо наступил? И как он, со своим абсолютным музыкальным слухом и выдающимися голосовыми данными, будет служить вместе с тем, кто напрочь лишен и того, и другого? Э/то же все равно, что запрячь вместе изящную трепетную лань и неуклюжего тяжеловоза-битюга! Увы, он должен терпеть эту пытку… хотя надолго ли хватит его терпения? Ведь он же певец, натура тонкая, темпераментная, не то, что этот…
Однако поразмыслив немного, отец Вадим принял решение, показавшееся ему достойным самого премудрого Соломона. В самом деле, не век же этот отец Иоанн будет терзать его слух своим дребезжащим голосом и своим фальшивым пением! Владыка Стефан собирается строить в Тырдоме кафедральный собор. И при его энергии и связях, скоро это сделает. Так что терпеть присутствие в своем храме отца Иоанна ему придется недолго. А пока надо сделать так, чтобы они пореже служили вместе. Разумеется, после своего рукоположения отец Иоанн должен отслужить положенные сорок Литургий. Но одновременно с Литургией в приделе собора совершается исповедь. Вот пусть он этим и занимается. Ведь исповедовать – это так утомительно. Тем более, для него, человека тонкого душевного склада. Вечно слушать нытье прихожан, а особенно прихожанок, всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины6 и их бесконечные жалобы друг на друга. Пускай этим занимается отец Иоанн. А тем временем он будет служить и петь во славу Божию и себе на радость.
Довольный собственной находчивостью, в воскресенье отец Вадим поручил своему младшему собрату по алтарю исповедовать прихожан. И на правах умудренного духовным опытом пастыря напутствовал его следующими словами:
-Ты, отче, постарайся там не затягивать. Конечно, я тебе помогу, как управлюсь. И все-таки давай как-нибудь побыстрее. Понял?
В этот миг отец Иоанн почувствовал себя древним христианином, брошенным язычниками на арену Колизея для кровавой потехи.
Ведь Таинство исповеди ему предстояло совершить впервые в жизни.
Справится ли он?
:
* * *
Страх отца Иоанна еще более усилился, когда он вошел в придел и окинул взглядом длинную очередь, выстроившуюся у фанерного аналоя, покрытого старой жаккардовой шалью с кистями и орнаментом в виде виноградных листьев. Хвост очереди терялся где-то в глубине храма. И всех этих людей ему предстоит исповедовать! Поди тут, уложись в срок… а надо. Отступать некуда. Назвался груздем - полезай в кузов.
Стараясь казаться спокойным, отец Иоанн возложил на аналой Евангелие и Крест. Затем снял с руки «Командирские» часы, когда-то подаренные ему старшим сыном, и поместил их туда же, на аналой. Потому что в свое время, работая в поликлинике, всегда держал на рабочем столе часы, чтобы следить за временем. Ведь всем известно, что на прием одного пациента узкому специалисту положено 15 минут, А терапевту – и того меньше. Хотя в последнее время у них в поликлинике прием невролога сократили до 12 минут на человека… Жаль, что он не успел спросить у отца Вадима, существуют ли подобные временные нормативы в Церкви? Да поздно уже.
Раскрыв изрядно потрепанный, еще дореволюционной печати, требник со страницами, испещренными каплями свечного воска и парафина столь же обильно, как письмо пушкинского Онегина — слезами горемычной Татьяны, и водрузив на нос круглые очки, отец Иоанн стал читать молитвы перед исповедью. Когда же он смолк, то растерялся. Ибо не знал, что ему следует делать дальше. Неудивительно, что в этот миг отец Иоанн вновь почувствовал себя древним христианином, брошенным на арену Колизея. Вот только вместо грозного льва на него надвигалась старуха в черном платке, с таким злобным выражением на лице, что казалось – открой она рот, и оттуда вместе человеческой речи раздастся яростный звериный рык.
Голова у отца Иоанна закружилась. Чтобы не упасть, он судорожно вцепился пальцами в аналой, почувствовал, что рука его коснулась Креста... И тут… словно из-за непроницаемой пелены туч вдруг блеснуло яркое летнее солнце - ему вспомнился алгоритм поликлинического врачебного приема, первым этапом которого является «установление контакта с пациентом, идентификация пациента»7. И отец Иоанн ухватился за этот затверженный назубок порядок действий, как утопающий — за спасительную соломинку. В самом деле, что еще ему оставалось?
-Здравствуйте! – с приветливой улыбкой сказал он, обращаясь к грозной старухе.
Пациентка…то есть, прихожанка, недоуменно уставилась на него. Теперь она походила не на пресловутого православного льва, который даже в Святом Крещении остается кровожадным хищником8, а на вытащенную из воды камбалу с разинутым ртом и выпученными глазами.
Но отцу Иоанну некогда было раздумывать над сей внезапной метаморфозой. Ибо, следуя предписаниям по ведению поликлинического прием, он произнес следующую положенную фразу:
-Пожалуйста, проходите, присаживайтесь.
На сей раз действие его слов оказалось поистине ошеломляющим – подобно снежной горе, сорвавшейся с согретой весенним солнцем крыши, старуха рухнула перед ним на колени. Но отец Иоанн не удивился и этому. Ибо алгоритм поликлинического приема властно увлекал его за собой, как течение могучей реки – неумелого пловца, отдавшегося на волю волн.
-Как вас зовут? - спросил он.
-Клавдия.
-А по имени-отчеству как? – вежливо поинтересовался отец Иоанн.
-К-клавдия Пет-тровна… - пролепетала явно не ожидавшая такого вопроса старуха.
-Что вас беспокоит, уважаемая Клавдия Петровна? – отец Иоанн перешел ко второму этапу приема. А именно – к «сбору информации и пациенте». То есть, как значилось в соответствующей инструкции, к «сбору жалоб, анамнеза заболевания, жизни, эпидемиологического и аллергологического анамнеза». Разумеется, он понимал, что придется ограничиться преимущественно сбором жалоб. Ведь здесь же не поликлиника, а храм...
-Осуждаю я, раздражаюсь… - привычной скороговоркой затараторила старуха.
-Почему же вы раздражаетесь, уважаемая Клавдия Петровна? – участливо поинтересовался отец Иоанн.
Да как же мне не раздражаться-то, батюшка? Ведь доводят они меня! Этак скоро и до смерти доведут! - заныла прихожанка. Однако отец Иоанн, стараясь сохранять спокойствие и невозмутимость, приступил к уточняющим вопросам:
-Кто же так с вами поступает, Клавдия Петровна?
-Все! – буркнула старуха, словно волк, прикрывшийся овечьей шкурой, который выдал себя звериным рычанием. - Сына растила-растила, кормила-поила, уму-разуму учила, а он что? Девку себе нашел. А она некрещеная. И красится, и штаны носит, как мужик! Говорила я ему – брось ты эту козу крашеную! А он возьми да укати с нею в Михайловск. И носа сюда не кажет. А соседка моя его защищать вздумала. Ну, я с ней с тех пор не разговариваю, не здороваюсь даже. А она, гадина, чтобы меня позлить, всегда со мной здоровается… чтоб ей, гадине, пусто было!
Она жаловалась на сына, променявшего мать на крашеную девку в брюках, на соседку-гадину, на пьяницу-дворника, на продавщиц в магазине, которые спят и видят, чтобы ее обсчитать да обвесить, на врачей в поликлинике, которые не хотят ей помочь, на отца Вадима, который выслушать ее не хочет… Пока, постепенно забирая в своих жалобах все выше, и выше, и выше, не добралась до Бога, Который не спешит покарать ее многочисленных обидчиков. Где же справедливость? Она и в храм каждый день ходит, и постится, и молится… И какая ей за то от Бога награда? То-то и оно, что никакой… Только одни скорби. А эти… живут, как цветы цветут… И за что ее Бог карает?
Она тараторила без умолку, жаловалась, причитала… А отцу Иоанну казалось, что он вскрыл чудовищный застарелый нарыв, из которого ему в лицо хлещет зловонный гной. Как же вылечить ее духовный недуг? Ведь он - не умудренный духовным опытом старец, а обыкновенный священник, да и то - без году - неделя… Господи, что же ему сказать ей? Как помочь?
В этот миг до отца Иоанна донесся его собственный голос, звучавший твердо и уверенно. Голос врача, объявляющего пациенту его диагноз, согласно очередному этапу алгоритма поликлинического приема.
-Уважаемая Клавдия Петровна, вы впали в грехи осуждения, ненависти, гнева, злопамятства, ропота на Бога. И, разумеется, гордыни. Ибо гордость, как говорят святые отцы, есть мать всех грехов. И, если вы предстанете перед Богом с этими грехами на совести, как Он поступит с вами?
-Что же мне делать, батюшка? - испуганно пролепетала старуха, внезапно осознав, что суд без милости будет к тому, кто не оказал милости9. И отец Иоанн понял, что настала пора назначать лечение и давать рекомендации. А также заручиться согласием пациентки последовать им.
-Прежде всего, Клавдия Петровна, вы не должны никого осуждать и ни к кому не относиться враждебно. Так советовал поступать преподобный Амвросий Оптинский, когда у него спрашивали – как жить? Помните – жить – не тужить, никого не осуждать, никого не раздражать и всем – мое почтение. А в качестве лечения от ваших духовных недугов предписываю вам делать ежедневно по земному поклону за каждого человека, которого вы считаете своим врагом. При этом просите Бога, чтобы, его молитвами, Он помиловал и его, и вас. Вы обещаете выполнять мои назначения, Клавдия Петровна?
-Об-бещаю, б-батюшка…
-Тогда… - отец Иоанн уже хотел произнести «до свидания», но вовремя спохватившись, накрыл епитрахилью голову старухи и прочел разрешительную молитву. – До свидания Клавдия Петровна. Помоги вам Бог.
Пошатываясь, как человек, впервые вставший на ноги после тяжелой болезни, старуха заковыляла прочь и исчезла в толпе расступившихся перед нею прихожан. А к отцу Иоанну подошел невысокий мужчина лет пятидесяти. Опытным взглядом врача священник заметил и его болезненную худобу, и бледное, изможденное лицо. Похоже, этот человек болен. Вот только чем?
-Унываю я, батюшка… - пожаловался отцу Иоанну незнакомец, назвавшийся Михаилом Петровичем.
-А отчего вы унываете? Нет ли у вас проблем со здоровьем? – осторожно поинтересовался священник.
-Как вы угадали, батюшка? – в тусклых глазах больного на миг вспыхнул огонек удивления. Впрочем, он тут же погас… как видно, этот человек уже смирился со своей обреченностью. – Болит у меня… вот здесь… - С этими словами он показал на свое левое подреберье, после чего сокрушенно вздохнул. – Что греха таить – и выпить я любил, и закусить чем-нибудь таким, остреньким. Вот меня Господь и наказал. Теперь только хлеб и кашу могу есть…
-А вы лечиться не пробовали, Михаил Петрович? – осторожно поинтересовался отец Иоанн.
-А как же! Еще как пробовал! Даже к бабке в Михайловск ездил. Мне сказали - она от всего вылечивает. Пошептала она что-то, а потом дала мне какой-то настойки и велела ее пить по 20 капель утром натощак. Обещала, что через неделю все пройдет. Да только ничего не прошло, еще хуже стало. Аж спасу нет! А батюшка мне сказал – это Бог тебя наказал за то, что ты к колдовке ездил. Молись, постись, кайся и все пройдет. Вот я и молюсь, и пощусь, и каюсь. Только и это без толку. Как же мне не унывать-то, батюшка? Мне же с каждым днем все хуже и хуже…
-Вам бы к врачу сходить, Михаил Петрович…
-Эх, батюшка, знали бы вы, какие тут у нас в поликлинике врачи! В кабинет зайти не успеешь, а они сразу – «следующий»! Чем они мне помогут?
-И все-таки вам нужно к врачу обратиться. – настаивал отец Иоанн. – Врач вас осмотрит, обследует, анализы назначит. А, как поймет, в чем дело, назначит лечение. Бог даст, вы и поправитесь. Обещайте мне, Михаил Петрович, что завтра же пойдете к врачу. Грешно о своем здоровье не заботиться. Ведь еще преподобный Серафим Саровский советовал беречь здоровье, как драгоценный дар Божий10.
-Ох, батюшка, мне от ваших слов аж легче стало. Вы прямо как врач говорите…
-Да я и есть врач. – хотел было сказать отец Иоанн, но смолчал, вспомнив, что тогда ему придется произнести горькое – «бывший».
Заручившись обещанием Михаила Петровича завтра же пойти на прием к врачу, отец Иоанн прочел над ним разрешительную молитву. Потом взглянул на часы и окинул взглядом очередь, тянувшуюся к его аналою. Уже без страха. Потому что теперь был уверен – с Божией помощью он справится. И не заставит отца Вадима ждать.
. Тем временем настоятель, причастившись в алтаре и спев на клиросе любимый концерт Веделя11 с теноровым соло, решил отправиться на помощь своему младшему собрату по алтарю. Каково же было его удивление, когда, спускаясь с клироса, он увидел, что навстречу ему идет отец Иоанн!
-Ты что, уже закончил? - недоверчиво поинтересовался отец Вадим.
-Да, отче. - улыбнулся отец Иоанн..
-Ну, ты даешь… - только и смог пробормотать отец Вадим
* * *
Следующие два дня в Спасо-Преображенском соборе были выходными. В эти дни отец Иоанн заново учился позабытому за годы работы в поликлинике искусству отдыхать. Сделал все домашние дела, рано утром, тряхнув стариной, проторил лыжню по берегу реки Тырдомки, к знакомым елочкам, которые со времени их последней встречи выросли и похорошели, как девочки-подростки, превратившиеся в красавиц на выданье. Навестил кое-кого из давних знакомых, посидел за книгами. Какая же это хорошая штука – выходной! Разумеется, заслуженный.
Что до отца Вадима, то он, вспоминая, сколько человек причащалось в воскресенье, все выходные терялся в догадках - как отец Иоанн с первого раза ухитрился в одиночку исповедать такое количество народа? Подобное под силу разве что опытному священнику. Такому, как он. Как же тогда это удалось отцу Иоанну? Ведь Таинство Исповеди он совершал впервые в жизни… Удивительно…
Впрочем, когда в среду утром отец Вадим отправился в Спасо-Преображенский собор служить Литургию, ему пришлось удивляться уже по другому поводу. Потому что, несмотря на раннее утро и будний день, туда валом валил народ. Причем не только прихожане, но даже пресловутые «захожане», которые ходят в храм лишь на Пасху, а потом ворчат, что там только и поют, что «Христом воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…» Как, например, вот эта женщина в вязаной шапочке, что живет в доме напротив, по соседству с бабкой Кланей, такой зловредной, что даже сын ее терпел-терпел, да не выдержал и в Михайловск удрал… Как только не костерит эту свою соседку за глаза бабка Кланя… аж уши вянут. Интересно, с какой стати ее вдруг понесло в храм в самый обыкновенный будний день?
Словно почувствовав, что отец Вадим в этот миг думает о ней, женщина оглянулась и направилась к нему.
-Здравствуйте, батюшка!
Отец Вадим недовольно поморщился. Ишь ты, «здравствуйте». Нет бы попросить благословения, как подобает православной христианке. Да что с нее взять… Одно слово, «захожанка».
-Батюшка, а старец сегодня будет исповедовать? – поинтересовалась женщина.
В первый миг отец Вадим решил, что ослышался.
-Какой старец?
-Такой… седой…с бородой… Ну.который позавчера у вас исповедовал.
-С чего это вы решили, что он старец? – недовольно буркнул отец Вадим. – В самом деле, много она старцев видала? Вот что значит ходить в храм только на Пасху!
-Мне о нем Клавдия Петровна рассказала. - пояснила его собеседница. - Ну, соседка моя, баба Клавдия. Вы ее знаете, она же в ваш храм чуть не каждый день ходит. Позавчера заявляется она ко мне и давай прощения просить за то, что на меня злилась и плохого мне желала.. Я сначала решила, что у нее от злости с головой неладное случилось. Ведь она уже лет десять на меня волком смотрит да в спину мне проклятия бормочет, а тут… Стала ее расспрашивать, что, как да почему. Тут она мне и рассказала про этого старца. Вот я и решила тоже к нему сходить. Он ведь еще и прозорливый.
От изумления отец Вадим потерял дар речи. Посчитав молчание священника за недоверие к ее словам, женщина с удвоенным жаром затараторила:
-Только вы не подумайте, батюшка, что я выдумываю. Михаила Петровича знаете? Который в нашем доме культуры сторожем работает… Он еще в ваш храм ходит… должны вы его знать. Так вот, старец, едва его увидел, сразу ему сказал, что он болен и велел немедленно к врачу идти. Пошел он, и что же? Прямо из поликлиники отвезли его в больницу и в тот же день прооперировали. Я вчера его жену в магазине встретила, вот она мне все это и рассказала. Говорит, врачи ей сказали – еще немного и поздно бы было, а так, может, все и обойдется. А если бы не старец… Вот что значит прозорливый! У нас в Тырдоме о нем теперь все только и говорят. И хотят знать, кто он такой и откуда. Батюшка, а из какого монастыря он приехал?
Отец Вадим уже хотел сказать этой женщине, что тот, кого она принимает за старца, на самом деле никакой не старец, а всего-навсего бывший врач. Однако благоразумно смолчал. А, придя в собор, впервые обратившись к отцу Иоанну на «вы», спросил его::
-Скажите, отче, когда вы в воскресенье народ исповедовали, что вы им такое говорили? Они же вас, представьте себе, за старца приняли… Вот уж овцы неразумные!
Когда же отец Иоанн чистосердечно признался ему, что совершал Таинство Исповеди согласно алгоритму поликлинического врачебного приема, отец Вадим вдруг посерьезнел и задумался.
Ибо он вспомнил, что священник – тоже врач. Только духовный. И храм, где служат они с отцом Иоанном, это «духовная врачебница». То есть, больница. Или, скорее, поликлиника. Поликлиника, где лечат и исцеляют людские души.
_____________________________
1ПСТБИ. В настоящее время – Православный Свято--Тихоновский гуманитарный университете (ПСТГУ).
2Пс. 145,3
3Мф 9,37.
4Куржавель, куржа – метелица (сев. диал.)
5Регент – дирижер в церковном хоре.
6 2 Тим. 3,7.
7Алгоритм поликлинического приема взят из Приложения 1 к приказу Департамента здравоохранения города Москвы от 20 декабря 2-23 г, № 1241.
8Существует притча о том, как некий человек, убегая от гнавшегося за ним льва, молился: «Господи, сделай так, чтобы этот лев оказался православным». Лев и впрямь оказался православным. Ибо съел этого человека лишь после того, как перекрестился и прочел молитву перед вкушением пищи. Увы, лев, даже будучи православным, остается зверем.
9Иак. 2, 13.
10Эти слова преподобный Серафим Саровский сказал помещику Мотовилову после того, как исцелил его.
11Концертов в Церкви называется духовное песнопение, как правило, на слова одного из Псалмов. Поют их перед Причащением. Артемий Ведель известный церковный композитор и регент конца 18-начала 19 века.
