Вы здесь

Молчать или кричать и действовать?

В сегодняшнем евангельском зачале (Мк. 10, 46-52) об исцелении Христом слепца Вартимея, я больше всего заострился вниманием на словах может быть не ключевых в данном повествовании, — ибо основной его посыл заключается в необходимости осознания собственной духовной слепоты и бессилия, а значит, и нужды в помощи Свыше – с одной стороны, с другой, — в обязательности наличия твердой веры, которая эту помощь делает возможной, — меня тронуло другое, а именно, сопутствующая сути описываемого события фраза «Многие заставляли его (слепца – прим. П.Г.) молчать; но он еще более стал кричать: Сын Давидов! Помилуй меня!»

И я объясню, почему. Дело в том, что слова эти, кажущиеся мимолетными в контексте данного евангельского повествования, на самом деле очень жизненны, в том смысле, что отражают ту действительность, которая всегда была, есть и будет актуальной для человека, связавшего или желающего связать свою жизнь с Богом.

Что это за действительность? Это тот соблазн, который сопутствует верующему человеку на протяжении всей его жизни. Это тот соблазн, который заставляет влекущееся к Богу сердце замолчать – заглушить к Нему его зов, подавить стремление, поколебаться в вере.

Впервые это произошло с человеком в «допадательном» периоде его жизни в райском Эдемском саду, когда он позволил сомнению, к которому подтолкнул его «падший ангел», взять над собою верх. Хитрому змию — диаволу-искусителю удалось разуверить первых представителей «венца творения» в той искренней любви к ним их Творца, которой было пронизано каждое Его действие и слово, осуществленное и сказанное в их отношение.

Словно под копирку, но не так явно, как тогда, «князь мира сего» (Ин. 12, 31) действует и поныне, лишь меняя методы, средства, обличья и изощряясь в способах подступов и подходов к объекту своей зависти.

Иногда он говорит нам устами окружающих нас вроде этого: «Вот вы верите в Бога, ходите в храмы, выполняете обряды, следуете множеству предписаний, — и что это вам дает? Ведь при этом вы не становитесь ни материально благополучнее, ни здоровее? Тогда зачем вам все это?»

Порой же он преподносит нам подобного рода аргументы в другой плоскости нашей жизнедеятельности – на уровне мыслей, чтобы как минимум наше отношение к Богу выстраивалось и формировалось исключительно в парадигме преходящих земных ценностей, максимум же – и вовсе отказались бы от таких отношений, которые не сулят никаких желаемых ощутимых и зримых дивидендов «еже в мире» (которые существуют в мире), которые бы удовлетворили «похоть плотскую (чревоугодие и сладострастие), похоть очес (пороки души), и гордость житейскую (любовь к собственному возвышению)» (1Ин. 2, 16).

Сатана делает все, чтобы двери клети нашей души были для Божьего посещения и благодатного в ней пребывания напрочь захлопнуты и окончательно заперты. И чтобы умолк вопль «Сын Давидов! Помилуй меня!», который только и может исходить от твердой веры, выкованной «нищетою духовною» (осознанием собственной беспомощности) и закаленной терпением.

Этот вопль – не только молитва. Этот вопль – еще и благовестие, свидетельство о Боге: во-первых, — что Он есть; во-вторых, — что Он всемогущ, и что Он, наконец, — Благ.

И здесь, когда это свидетельство провозглашается во всеуслышание, «духи злобы поднебесной» (Еф.6, 12), используя подверженных их искушению и соблазну, также пытаются заткнуть рты благовествующим о Христе Спасителе и плодах Божественного Домостроительства (в которое включены, в том числе, и «богоучрежденный организм» — Церковь, Ее Святые Таинства и пр.). «Многие заставляли его (слепца – прим. П.Г.) молчать…» — и в этом случае фраза эта вписывается в реалии жизни нынешней.

Современному православному обывателю иногда кажется, что большинство людей, чья жизнь жительствует вне ограды церковной, относится при этом к Богу и Церкви весьма благосклонно и сочувствующе. Однако я считаю, что такое впечатление основано не на объективной оценке наличной действительности, а, скорее на субъективном, частном, локальном опыте.

Так или иначе верующий человек старается жить в рамках «веры и благочестия», сверяя ритм своей повседневной жизни с Церковным календарем; вверять свою волю водительству Церкви, участвуя в ее Таинствах и Традиции. Из этого процесса, в который он вовлечен, складывается и оформляется его личный мир. Существуя в его условиях и дыша его воздухом – выбрав именно такой образ жизни и образ мыслей, ему кажется, что другой, отличной от этой, жизни и не существует. По крайней мере, ему кажется, что его выбор должны по умолчанию принять и разделить и другие, живущие иначе, по законам другим. И чем дольше он живет в этом своем мире, тем более это свое кажущееся он принимает за действительное.

Автор этих строк сейчас и сам ловит себя на мысли, что неоднократно, находясь в состоянии какого-то мистического забытья или «идеологической замкнутости», — в хорошем и полезном религиозном смысле этих слов, — например, идя из храма после богослужения в направлении к близлежащему магазину, и заводя ни с того, ни сего, при покупке вещи с продавцом разговор о Боге – он говорил с ним, как на равных, о предметах своей веры, о чем информацию тот непременно  должен был (по таинственному убеждению зачинщика разговора) впитать в себя как губка.

Мир верующего человека состоит также и из ему подобных по мировоззрению единомышленников, которые в беседе, например, в соцсетях, поддержат поднятую им тему, поставят лайк его душеполезному посту. И этих «ему подобных» в его списке подписчиков и друзей как правило будет большинство. И это вновь его сподвигнет к искренней мысли о том, что вообще все люди – это религиозно чуткие личности.

В действительности же все не так радужно, как того хотелось бы. И в этом я убедился, когда зарегистрировался на одной из социальных площадок, о названии которой, пожалуй, умолчу. Предварительно я знал о специфике этой соцсети и о том, каков тамошний контингент. Но до того, как я опубликовал несколько постов естественно на церковно-богословскую тематику, это знание было теоретическим. Практическое подтверждение того, что ненавистно настроенных людей по отношению к Богу и Церкви, так сказать, «воинствующих безбожников», по крайней мере в этом многомилионном «популярном блоге», процентов 95, — у меня появилось уже вскорости после того, как получил пару первых десятков комментариев.

Ни одну из этих реплик я не хочу цитировать, скажу лишь, что практически все реакции на мои сугубо религиозные публикации – это сплошное злопыхательство в адрес Бога и Церкви. А если говорить более круто и по существу – это беснование и сатанинская вакханалия. За последние лет двадцать моей жизни я, пожалуй, впервые стал очевидцем того зашкаливающего градуса ненависти к Священному, которое, как оказывается имеет место быть. Причем такой ненависти, которая совершенно безумна, то есть безосновательна и неаргументирована, и которая исчерпывается лишь откровенным глумлением, издевками и затыканием рта.

Знаете, о чем я подумал в этой связи? Что готовых разорвать в клочья (если не в прямом смысле этого слова, то уж точно в косвенном, например, идеологическом) то, что так или иначе имеет отношение к Православию, в частности и Христианству, в целом – мягко говоря не так уж и мало. Сдается мне, что свои неприязнь и озлобление они бы реализовали в полной мере, если бы не удерживающие факторы, которые сегодня, к счастью, отчасти приведены в действие – это и государственное законодательство, и какая-никакая цензура вкупе с регламентом, в рамках которого осуществляет свою деятельность большинство СМИ. В противном случае революционную версию 2.0 1917-го в ее части отношения к религии «как опиуму для напрода», мы бы получили в обозримом будущем стопроцентно.

Что ж, и хотя «врата адова» (Мф. 16, 18), то есть «такие опасности, которые в состоянии увлечь нас в сам ад» (свт. Иоанн Златоуст), не одолеют Церковь, которая в конечном итоге останется непоколебимою, все-же в повестке дня диавола будет всегда актуальной и приоритетной задача завладеть всем – и разумом, и чувством, и волей, где только возможен и вероятен порыв к Небу; или, хотя бы воспрепятствовать любому к Нему позыву, приглушить или предотвратить малейшее о Нем напоминание.

Он желает никогда не слышать ни малейшего слова, полуслова или даже шепота о Боге, о Котором ему отвратен и несносен даже оттенок мысли.

В припадке к Нему собственной ненависти он будет заставлять замолчать, то есть бездействовать всякого, кто вознамерился или решился оглянуться в Его сторону, или взмолиться к Нему, или пойти вслед за Ним, словом, —  вынуждать к закостенелости всей целокупной личности человека, его триады – ума, чувства и воли в отношение ее (триады) Первообраза — «Многие заставляли его молчать». Но что сделал слепец дальше по Евангелию? Он не только не замолчал, но «еще более стал кричать: Сын Давидов! Помилуй меня!», но и «сбросил с себя верхнюю одежду, встал и пришел к Иисусу» (Мк. 10, 46-50).

Друзья мои, помните фразу из фильма «Иван Васильевич меняет профессию» «Меня царицы соблазняли… Но не поддался я… Клянусь!..». Так вот давайте постараемся не соблазняться различными ухищрениями и уловками «врага рода человеческого», которые «заточены» исключительно на то, чтобы побудить носителя Божьего образа к действию греховному и безобразному, а благочестивый «пыл» или ожившее где-то в глубине чувство к делу спасительному, напротив – остудить и усыпить.

Протодиакон Геннадий Пекарчук