Как только со вспаханного предполья и ожелтённого песком бережья спала роса, обмочила у корневищ землю, а небо улыбнулось ребристому морю синевой и остылостью осеннего солнца, в побережном поле, где обычно вареновские предприниматели сеяли попеременно семечку и кукурузу, вышли два охотника со спаниелями. Один шлёпал по рыхлому чернозёму в сапогах со стороны моря, другой в армейских ботинках – от железной дороги. Где-то у заброшенного полевого стана, пути их пересеклись.
- Здорова, братуха ! Не ожидал тебя увидеть. И ты тут по-охотницки шастаешь?
- Так ото ж… Привет, брательник ! – Протягивая шершавую ладонь, и перекидывая тульское ружьишко с плеча на плечо, улыбается радостно Колька. – Да вот, Митюха, решился таки… по утру… побродить, жинка коровник чистит и в огород сносит, а я тута тружусь, хочу супчика с перепёлки. Кукурузу вчерась пошехоне ужо збрали и свезли в обсыхалку на молотьбу, ну и дикушки-перепела с дальних степков налетели, на просыпах зерна закучковались. Ужо двух отстрелил. Во, смотри !
Он вытаскивает из кармана куртки два маленьких комочка с обвисшими крохотными головками, подбрасывает их на ладони, как бы меряя вес, и бесшабашно улыбается.
- Малэньки ышо… мог бы и пожалеть… Вхай бы росли и тучнели… – Недовольно забубнил Митька.
- А шо ж оно… Бабка меня навела на кучку, ну я и пульнул, не целясь… В кого попал, в того и попал… Дробь выбрала малых… Остальные вспорхнули и боком с развороту ушли к морю на бережье и рядом с камышом в обглыдках подсолнечных схоронились… Потом схожу, погоняю их там…
- Как твои бабушка с дедушкой? Живы-здоровы…? Давно их не видел, соскучился.
- Да всё нормально. Родились у них недавно два мальчика и девочка…
- Чего…? Так они ж старенькие… Куды им…
- Та ничё, зараз плодовитые годки… Дитяши у них славные, курчавые… Прибыток будя…
- С детей прибыток…?
- А как же… Три месяцы покувыркаются у бабки и на продажу… С кажного по тридцатке – и ружо новое с оптикой куплю. Славная будя охота…
- Не ну… ты это… детьми торговать… придумал тоже…
- Да пофиг… Мне они нафиг нужны… лишние оглоеды… бабка изначально за ими приглядывает, а потом, когда щеньё вырастит,тоже всё пофиг станет… Дедка так вообще на их курчавых не зырится. Ему бы пожрать…
Митька свесив ружье дулом к земле, недоверчиво из-под бровей поглядел на Кольку. Тот, расплывшись в улыбки и обнажив белый ряд зубов, засунул руку в карман. Когда вынимал оттуда мятую пачку сигарет, случайно ткнул стволами в грудь Митьке.
- Ты это… - обратился он в Кольке, - осторожнее ружьём, поди заряжено…
Колька отмахнулся:
- Не тока заряжены, но и курки возведены…. На всякий случай… а вдруг перепела налетят… наготове надоть быть…
Митька отскочил от скривившегося в улыбке Кольки и побелел лицом. Глаза его испуганно забегали зрачками и ему показалось, что только что по нём танковая установка провела бомбометание. Он затопатался на месте.
- Да не бойсь! – Увидев смущение на лице собеседника, заговорил Колька. – Моё ружо зря ни в кого не стреляет. Умное он у меня… Вот мои дедка с бабкой вчерася тоже подставились под прицел, так ты представляешь, даже не стрельнуло… Курки сработали и – осечка…И всё почему… ружо как человек, своих не трогает… Бабка с дедкой же свои… прибыток приносят… деньжат подсыпают в мою копилку. Они мне как кровь ридны до ужасти…
- Не понимаю… если родные, с какой стати дятишек их продаёшь…
- Я ж говорю, для прибытка… Трёх щенков сплавлю, деньги на карман лягут. До трясучки хочится оптику по иметь… Щенки-то породистые, влёт уйдут с рук…
- Тю на тебя, бесшабашный… Це ж я спрахиваю о бабушке Раи и дедушке Борисе, о здоровьице их беспокоюсь, а он це о псах своих и ихнем щенячьем помёте по ушам катает… До смерти меня перепугал… Думаю, вообще Колян озверел, бабку с деткой в молодые записал, шоб их в дом-интернат не сдавать.
Митька побледнел. Нервно потеребил ружьё и курков. Бегающие вокруг охотников спаниели, задрав к верху обрубки хвостов, обнюхивали землю фыркали и недоумённо посматривали на охотников, которые как им показалось были не со всем были в хорошем настроении.
Оглядев снующих собак, Колька нервно улыбнулся и проговорил:
- Как ты спросил, так я ответил… Мне некогда обдумывать твои слова… Собаки у меня – Дедка и Бабка – это точно… Что касаемо деда Борьки и бабки Райки, то тута мне нечего сказать… живут себе. Копошатся там на своей домовой территории… Я у них отсудил полдома, и они теперь не разговаривают… ну и фиг с ними не хотят и не надо… Подумаешь, личности…
- Так ты с роднёй судился? У дедов полдома оторвал! Ну, ты даёшь!
-А шо тут такого… Я им говорю, отдавайте отцовскую долю, це – моё по закону, а они как начали в меня камни метать, да матершиничать… оскорбили меня всяко разно… на всё село кричали, шоце я отца алкоголика траванул хилой палёнкой, а мать голодом заморил, чтоб жилую долю хапнуть. Вот я и не выдержал. Подал в суд и отсудил… Пусть знают…
Митька нахмурился. Опустил глаза к земле, поковырял землю сапогом. Потом встрепенулся и говорит:
- Когда суд-то был… ?
-Три недели назад, уже приставы приходили… обмеряли и гнали Райку и Борьку с моей жилплощади…
- М-да…
- А чё ? Я там своих собак разместил и ихний помёт… Пусть плодятся…
- Ну ладно…, Коляха… . Завтра же я тоже подам исковое заявление…
- Зачем? – Напрягся Митька.
- Да это… неправильно как-то всё вышло… Я же тоже имею там свою долю… У меня на руках завещание моей мамы, что её жилплощадь отписывается мне… Тепери буду с тобой бодаться.
- Да как ты… не имеешь правов таких… не отдам ! Це мое ! - Заверещал дико Колька.
- Ладно пошёл я, на суде встретимся.
Митька развернулся, оправил ружьё на ремне, позвал собаку и пошёл в сторону моря. Сзади он услышал два сухих щелчка. Обернувшись увидел, как Колька стоит в стойке и целиться в него…
- Что, Коляха, опять осечки… Сам же говорил, ружьё не стреляет в своих…
Колька зло кинул двухстволку в траву и крикнул вслед Митьке:
- Вот только посмей влезть ко мне в дом… Мой дом ! Мой ! Не позволю! Костьми лягу у дома, не дам !
