Глава 2
В Москве стояла невыносимая жара. Горячие тротуары покрывала сероватая дымка выхлопных газов, редкие пешеходы спешили по своим делам. Непрерывной гул клаксонов от тысяч машин, хриплый кашель двигателей и хлопки выхлопных труб смешались в безликую какофонию суеты, не оставляя пространства для неторопливой беседы. Приближалось время обеденного перерыва и офисный люд заполнял бесчисленные кафе и рестораны на Таганской, воодушевленно обсуждая горячие сплетни их маленькой войны под красивым лозунгом конкуренция.
Чемезов ждал встречи с инсайдером, человеком работавшим в крупной международной корпорации, входившей в холдинг с запутанной структурой афилированных представительств и трастовых фондов. По опыту оперативной работы, он знал, что вывести человека, занимающего столь высокий пост в совете директоров, на откровенный разговор — задача почти невыполнимая. Но инсайдер сам пошел на контакт, что значило лишь одно — информация представляла особую ценность.
-Добрый день! — мужчины появился неожиданно и, не спрашивая приглашения, присел за столик.
— Добрый, — Чемезов бросил осторожный взгляд по сторонам, пытаясь уловить движение тех, кому сегодняшняя встреча могла показаться интересной.
— Не бойтесь, я часто обедаю здесь в компании деловых партнеров. Сегодня жарко как никогда.
— Да, вы правы. Такая жара толкает на необдуманные поступки. Вы очень рискуете, встречаясь со мной.
— У меня нет выбора. Вы получите данные с серверов одной оффшорной компании и пару видеозаписей. Но сначала мы пообедаем. Советую заказать лосось на пару под соусом терияки с легчайшим гуакомоле... здесь восхитительно готовят!
— Я не любитель кулинарной экзотики, — Чемезов захлопнул меню, — предпочитаю простую кухню без излишней помпезности.
— Тогда советую попробовать здешнюю уху. Традиционно и без помпезности. А о политике мы поговорим за чашечкой кофе.
Обед прошел в полном молчании. Закончив с горячим, перешли к кофе. Первым прервал молчание Чемезов.
— Мне не удалось проникнуть в сеть, слишком велика плата за вход для новичков. Но кое-что удалось узнать. Концепция изменений, она определяет то, что кажется нам случайным, в том числе и по военным операциям некоторых стран. Вам удалось узнать что-нибудь о компаниях, причастных к провокациям на границе?
— Я начну издалека. Вы знаете, люди привыкли к диванной войне, это стало для них новым «морским боем». Дешево, занимательно и сердито. Такой безопасный адреналин притупляет мозги и никто не предполагает, что война может прийти и в их комфортные домашние кинозалы. Никто не ждет изменений, время воспринимается большинством как данность, привязанная к кошельку. Виртуальное сознание. Поток информации искажает суть, что позволяет направлять события по заготовленному лекалу, оставаясь в тени вбросов откровенной лжи. Таков закон сетевых информационных войн, здесь ни реальность влияет на жизнь, а информация создает ее видимость.
— Вы доверяете своим источникам? — Чемезов непрерывно наблюдал за залом, боковым зрением фиксируя всех входящих и выходящих.
-Да, я уверен в них. Но я понимаю и то, что можно лгать друг другу, подмешивая яд в слова и заворачивая гниль в золотистые фантики. Но, знаете ли, ложь целому народу требует промышленного масштаба производства и отлаженной логистической цепочки. А это все — человеческие кадры.. Их нужно воспитать, вложить в головы новую модель миропонимания и минимизировать человеческое начало. А как же без этого? Только человек минимальный может тиражировать ложь с улыбкой праведника! Вот такая вот правда — эта ложь.
— Да, очевидное в наше время становится неудобным... всем хочется сохранить лицо, даше ценою шизофрении целой нации.
Чемезов знал, что следуя логике отрицания очевидного и раскручивания невероятного, отрицающий очевидные вещи преследует лишь одну задачу (если исключить его невменяемость) — направить линию развития событий по определенному сценарию, который и есть цель отрицания очевидного. Можно сколько угодно трубить о демократической Украине по всем самым демократическим уголкам задыхающегося от американской гегемонии мира, но подобная демократия напоминает лишь сломанную погремушку для пребывающего в старческом маразме (младенчестве?) человечества. Младенец успокоится простым погремушечным шумом, улыбнувшись беззубой улыбкой акулам либерализма, раздающим булочки, жвачки и прочие «вкусности» ничего не понимающей толпе. Толпа ринется к Российскому посольству, потому как с ее стороны телевизора БТР нагло нарушил территориальную целостность существующей только в ее воспаленном сознании страны. Но когда отрицаешь очевидное, нет нужды в правде. Хороший ракурс дает именно ту погремушку, которой можно сколь угодно долго трясти перед глазами человечества. Вот такая вот революция разума...
— Оглянитесь вокруг, — информатор кивнул в сторону сидящих вокруг людей, — здесь почти все думают только об одном — как получить удовольствие от изысканной кухни. Они тиражируют свое удовольствие в социальных сетях, даже не понимая, что это никому не интересно. Толпа виртуальных зевак поддакивает сильным в надежде прибиться к чужому успеху, но где-то на периферии этой идиллии живут люди, разгребающие чужие нечистоты. Они называют вещи своими именами, но это никому не нравится. Их считают безумцами и удаляют из друзей простым кликом мышки. Мир упростился, отношения теряют глубину. А есть еще пахари, как ни старомодно звучит это слово в нашем мире иллюзий. Кто-то рожает детей и мечтает о мире. А кто-то рушит мечты. На что готов пойти безумец, когда цель всей его жизни — управление хаосом? Но не является ли этот безумец обитателем того самого — темного пространства наших душ, которое мы старательно прячем и от самих себя, надевая маски любезности и великодушия. Где-то на окраине наших стран рвутся кассетные бомбы, но все, что большинство готово предпринять — это поделится картинкой в инстаграм.
— Да, но не все имеют и такую возможность, зарабатывая кусок хлеба, — Чемезов допил остывший кофе.
— И вы правы. Многие люди пока еще виртуально проживают новое нестабильное продажное настоящее. А виртуальный капитализм — сладкая конфетка для дураков, он не имеет ничего общего с зарабатыванием денег. Да и деньги можно зарабытывать по-разному. Кто-то впахивает на ферме сутками напролет, кто-то строит дома, а кто-то спекулирует на бирже. Капитализм капитализму рознь. Сознание молодежи поражено глянцем, но не всех и не до конца. Картинка — химическая реакция — жажда легкости. Проектируемый расклад эмоций. Играй на нем — сколько хочешь. Хоть в оранжевую, хоть в пурпурную революцию. Но время моего обеденного перерыва закончилось, а рассуждать о современности можно сколь угодно долго, лучше от этого она не станет. Лучше ее сделают лишь герои-одиночки, тайно или явно творящие добро, этакие Дон Кихоты ветряных мельниц обмана. В этой папке — все, что вам нужно. Не звоните мне, я сам выйду на новый контакт.
Информатор расплатился с официантом и покинул ресторан, оставив полковника Чемезова со странным чувством недосказанности.
Выйдя из ресторана, полковник Сергей Михайлович Чемезов направился к машине. Пришлось пройти пару кварталов — парковка в Москве задача не из легких. Но он думал о другом. Прорваться через идолов толпы — тяжелее, чем припарковаться в центре нашей столицы в час пик. Достучаться до сердца человека можно лишь тогда, когда тот открывает дверцы человеческому. Калейдоскопическое сознание потребителей массовой жвачки неспособно заглядывать внутрь себя и вырывать идолов глянцевой культуры, открывая дверцы простой человечности и вере, выстраивая целостную картину мира, освященного правдой. И такой потребитель всегда завязан на жадность, но жадность — она штука вредная, тиражирует грех и отрицает очевидное. Но когда отрицание выходит на уровень политики, оно превращается в игру. И становится стратегией подмен. Чемезов вспомнил одну цитату, она отпечаталась в сознании еще со времен обучения в Академии. «Отрицание в споре — это продукт полного противопоставления сторон. Отрицание очевидного — осознанное противопоставление сторон в конфликте интересов. При отсутствии физического увечья, не дающего возможность понять очевидное, стоит говорить о слабоумии. Но когда человек настаивает на собственной вменяемости, стоит подозревать целенаправленную провокацию группой лиц, заинтересованных в эскалации конфликта». «А ведь игру затеяли страшную, и счет идет на человеческие жизни» — подумал мужчина с горечью.
Сергей Михайлович сел в машину и нервно вжал педаль газа. Жара лишь усилилась и обжигающий ветер не приносил облегчения. Москва стояла в пробках, нетерпеливо фыркая в ожидании конца рабочего дня.
