До сих пор не могу прийти в себя. Не стало Валентина Григорьевича Распутина. Почему-то всё время в эти первые сутки после его ухода вспоминается горький плач новгородцев у гроба святого князя Александра Невского: «Закатилось солнце земли Русской»...
Закатилось солнце нашей литературы. Ушёл последний великий русский прозаик, значение которого для нашей культуры мы и наши потомки ещё не раз будем переосмысливать.
Помню, как в далёком уже девяносто первом я. Молодой выпускник филологического факультета приехал работать в Бодайбо. Для ректора моего ВУЗа и многих преподавателей этот мой поступок был явной глупостью. Ведь у меня «красный диплом», а значит и право выбора места работы. И вдруг Бодайбо — таёжная глушь, только самолётом можно долететь и всё такое. А меня неизъяснимо тянуло туда, в эту забытую властями, обделённую благами цивилизаций Матёру — мою Родину. И не последнюю роль в том моём выборе оказала проза Валентина Распутина. Это правда, хотя выглядит это сегодня, пожалуй, как ребячество.
И вот на одном из заседаний методобъединения учителей языка и литературы мне надлежало выступить с докладом. Тема произвольная. И я, воспитанный на унавоженной человеческими страстями, залитой вековыми слезами и кровью моего народа, обдуваемой западно-враждебными и либерально-доморощенными ветрами почве Достоевского, Шмелёва и Распутина, естественно, выбрал доклад о русском национальном характере. Написал, подготовил выступление. Всё чин чином. В назначенный день читаю свой доклад уважаемым коллегам. И вот некая авторитетная дама из числа самых уважаемых на тот момент бодайбинских учителей-филологов, перебивая меня, с нескрываемым ехидством задаёт вопрос:
— Вы что же, считаете Распутина великим писателем?
— А как же иначе? Разве могут быть сомнения?
Помню даже опешил на несколько мгновений. А как, собственно, доказать аксиому, не требующую доказательств? И кому доказывать, землякам-иркутянам? Но и промолчать нельзя, методобъединение всё-таки. Истина и правда не требуют оправдания, но в молчании, как известно, уютное гнездо вьёт предательство.
— Видите ли. Величие Распутина, на мой взгляд, не в его реквиеме по Матёре, по русским старухам, по Дарьям и Настёнам. Тут другое. Он умеет заставить своего читателя быть сопричастным его личному горю, в котором вдруг обнаруживаешь своё собственное горе. Его реквием не по отдельно взятому селу, не по десятку затопленных во благо прогресса деревень. Реквием Распутина громогласно звучит на тихих листах его прозы по нашей памяти, по нашей совести, по нашей вере, наконец.
Не о призрачной Матёре скорбят струны распутинской души, а о каждом из нас. О нашем Бодайбо, в конце концов. Не надо быть футурологом или социологом, не надо быть ясновидцем или там экстрасенсом, чтобы понять: судьба Матёры — это наше ближайшее будущее. Скоро, самое большее через двадцать лет, наш город уйдёт под воду. Не могучего Витима, нет, под горькие и мутные струи реки Забвения.
— Что вы такое говорите? Как вам не стыдно? Где, простите, подобное вы у Распутина вычитали?
— Как где? В его «Последнем сроке», в «Прощании с Матёрой», в «Пожаре», наконец. Читайте внимательно, там всё написано. Всё. О нас, о нашей короткой памяти, о нашей зыбкой вере, о нашей совести, залатанной лоскутами равнодушия.
И вот прошло двадцать лет. Город Бодайбо по прежнему затерян в таёжной непроходимости нашей короткой памяти. Нет, он, к счастью, не скрылся в водах Витима, но и о материальном благополучии золотой столицы Сибири говорить не приходится. Давно сгорел и пока не подлежит восстановлению красавец — городской Дворец культуры. Приказал долго жить бодайбинский авиаотряд, это к тому, что только самолётом можно... Немым, разрушающимся от времени укором торчат из витимских струй опоры-клыки недостроенного моста. А на приисках? Режиссёрам, любящим снимать эсхатологические пейзажи настоятельно рекомендую побывать на могиле мараканской драги — некогда самой большой в мире плавучей фабрике по добычу золота. У посёлка Апрельского есть памятник жертвам знаменитого Ленского расстрела. Добыча золота в советское время здесь, у памятника, не велась. Место-то святое. А теперь отвалы производства грозят засыпать и памятник и память нашу заодно.
И таких примеров только по одному Бодайбинскому району предостаточно. Что это? Полная неожиданность? Нелепая случайность? Досадные издержки цивилизации?
Да нет, господа-товарищи. Сорок лет назад обо всём этом, обо всём, что произошло и ещё произойдёт с нами, кричал, трубил, выписывал кровью и потом на сострадавшей ему бумаге наш великий соотечественник Валентин Григорьевич Распутин. Последний великий мастер и хранитель народных языка, стыда и памяти.
Низкий поклон Вам, учитель! Низкий поклон. Последний поклон. Простите нас.
Писать трудно. Душат слёзы...
Бодайбо — Майкоп.
