Как профессор отца себе искал (продолжение)

* * *

Как успокаивается речная заводь, потревоженная брошенным в нее камнем, так и жизнь в доме Булыгиных, с отъездом Петра и Зои, казалось бы, должна была войти в прежнее русло. Однако этого не случилось. Спустя несколько недель в Чуб-Наволок пришла весть о том, что началась война с Германией. Вскоре в деревне не осталось ни одного здорового молодого мужика или парня – всех забрали на фронт, а их работа легла на плечи женщин, подростков и стариков. Увы, Вовкин дедушка, еще недавно легко и охотно трудившийся за троих, все больше слабел здоровьем и, приходя с завода на обед, норовил прилечь. Бабушка Анна Степановна с тревогой поглядывала на мужа… но чем она могла помочь ему? Только молиться за него. А это она и так делала каждый день, утром и вечером, прося у Бога милости и спасения своим родным, почившим и живым. Даже тем, кто не верил в Него, как Иван Никанорович, как их заблудшая дочь Зоя…

  Потом стали приходить вести о том, что немцы бомбят Михайловск, о пожарах, которые после этого бушуют в городе, и о начавшемся в нем голоде. Посовещавшись с бабушкой, дедушка, надев на нос свои неизменные круглые очки, сел писать письмо в Михайловск. Узнав об этом, Вовка испугался – уж не приглашают ли они опять к себе его мать и Петра? Но Анна Степановна поспешила успокоить его:

  -Что ты боишься, дурашка? Не бойся. Они теперь вряд ли у нас появятся (при этом она тяжело вздохнула, как бывало всегда, когда речь шла о Зое). А к нам скоро приедет тетя Аля, старшая сестра твоей мамы. Помнишь, я тебе о ней рассказывала? Тетя Аля привезет своего сына Толика. Он будет жить у нас. В Михайловке-то сейчас житье несладкое. А здесь и не бомбят, и еда, слава Богу, есть. Дружно – не грузно, Господь не даст пропасть. Вместе как-нибудь проживем.

  Спустя несколько недель, погожим днем в самом начале октября, с последними пароходами, из Михайловска к Булыгиным приехала их старшая дочь Алевтина Ивановна Мехреньгина. А вместе с ней - ее сын Толик, полный, кудрявый мальчик, на год старше Вовки.

  Алевтина Ивановна была полной противоположностью своей младшей сестры Зои. Одета она была скромно, пожалуй, даже бедно. И, в отличие от Зои, буквально засыпавшей родителей и сына всевозможными подарками и лакомствами, Алевтина Ивановна ни им, ни племяннику не подарила ничего. По ее словам, после того, как забрали на фронт ее мужа, учителя истории в одной из городских школ, она на свою зарплату врача могла позволить себе с сыном лишь самое необходимое, а то ли еще ждало их впереди... Впрочем, Иван Никанорович и Анна Степановна и не ждали от нее подарков. Они радовались приезду дочери и тому, что смогут помочь ей, взяв к себе на житье Толика.

  Обедали вместе. Разумеется, городским гостям бабушка то и дело подкладывала добавки – небось, изголодались там, в своем Михайловске! А те ели за двоих, опустошая миску за миской, и бросая жадные взгляды на бабушкины горшки и чугунки с едой. При этом тетя Аля не переставала сетовать на жизнь, на собственную тяжкую долю, на то, что теперь ей приходится подрабатывать дежурствами и ради сына отказывать себе во всем. Ведь она так любит, так любит своего Толеньку… души в нем не чает.  Слушая сетования дочери, Анна Степановна сокрушенно вздыхала и украдкой вытирала глаза. А дедушка Иван Никанорович, как обычно, хмурился и молчал.

  После обеда детей отправили спать. Сын тети Али тут же задал храпака. А Вовке почему-то не спалось. Он лежал в кровати, куда Анна Степановна уложила их «валетом» - нога к ноге, а головами в разные стороны, и прислушивался к разговорам, долетавшим из кухни:

  -Валера-то мой последнее письмо нам откуда-то из Карелии прислал. – говорила Алевтина Ивановна. – Написал, что у них там целую неделю бои шли. Друг у него там в первом же бою пропал, Семеном звали. Все не может поверить, что убили его… Каково-то ему там – подумать страшно. А все о нас беспокоится – как живем, да как Толик, да чтобы нас из комнаты не выселили… 

  -А с какой стати им вас выселять? – спросил дедушка.

  -Комнату-то Валере от школы выделили. – пояснила Алевтина Ивановна. – А теперь, раз он на фронте, могут и выселить. Они все могут… И как тогда нам с Толенькой быть? Я ведь не то, что эта ваша Зойка, которая от моряка ребенка нагуляла, да вам подкинула. Я ради своего Толеньки ночей не досыпаю, лишний кусок недоедаю…

  -А про сестру свою не слыхала ли чего? – перебил ее дедушка.

  -Да что о ней говорить? – буркнула Алевтина Ивановна, которой, видимо, пришлось не по нраву напоминание о том, что они с Зоей - сестры. – Коза блудливая! Все крутит шашни с этим своим Петькой-моряком. А он у нее - инженер на судоремонтном заводе, вот его в армию и  не берут, бронь у него там какая-то, что ли. Да где же справедливость? Мой Валера и не пил, и не курил, и по бабам не шастал – а его на фронт забрали! А этот… Господи, да почему же все так на свете несправедливо устроено! Почему хорошие люди страдают, а плохие живут припеваючи и в ус не дуют? Как эта ваша Зойка с моряком своим…

  Она охала, причитала и сетовала на несправедливую судьбу, осыпающую своими милостями недостойных людей и обделяющую ими людей достойных. А Вовка думал  – и повезло же с отцом этому Толику!

  Вот бы ему такого отца!

* * *

   Назавтра Алевтина Ивановна, сгибаясь под тяжестью узлов и корзин со всевозможными гостинцами, собранными для нее сердобольной Анной Степановной, уехала в Лютогоры, чтобы успеть на последний пароход до Михайловска. А Вовка с Толиком отправились во двор – играть. Первым делом Толик отобрал у Вовки его лучшие игрушки, включая самые любимые, в свое время привезенные ему мамой – деревянную лошадку и резиновую козу.

  -Ты уже ими давно играешь. – пояснил он. – Наигрался уже. Вот и отдай их мне. Делиться надо, понял?

   Вовка смог отстоять только ножичек, подаренный ему Петром. Хотя Толик очень хотел его заполучить. Раздосадованный неудачей, городской гость надулся и обиженно буркнул:

  -Жадина-говядина! Брату какой-то там ножик отдать жалеешь… Ну и ладно! Очень нужен мне твой ножик! Вот вернется мой папа с войны, он мне еще лучше ножик привезет. Немецкий. С двумя лезвиями, ножницами и отверткой. Он мне обещал…

  -Откуда ты знаешь?

  -А вот знаю! Он мне с фронта открытку прислал. Мама мне ее прочла, а там написано, что он мне с войны и ножик привезет, и настоящий морской бинокль, и коньки…

  Вовка готов был заплакать от обиды. Вот какой хороший папа у этого Толика! Как он любит своего сына! Ему бы такого папу…

  Но вслух он сказал совсем другое:

  -Врешь!

  -А вот и не вру! Я эту открытку с собой привез. Сейчас принесу. Сам увидишь.

  Толик сбегал в дом и вернулся, торжествующе помахивая зажатой в руке открыткой.

  -Вот она! Гляди!

   На открытке был нарисован пушистый зеленоглазый котенок с пышным голубым бантом на шее, сидевший в корзинке с цветами. Над ним  виднелась какая-то надпись.

  -Вот! – ликовал Толик. - Это мне папа с фронта прислал! Тут написано, какие он мне подарки привезет, когда приедет! Мама мне все это читала! И ножик привезет, и бинокль, и коньки, и велосипед, и настоящее ружье с пульками!

  Изумленный Вовка долго не мог вымолвить ни слова. А потом вдруг попросил:

  -Послушай, Толик… Подари мне эту открытку. Ну, пожалуйста…

  -Ишь, чего захотел! – презрительно фыркнул сын тети Али. - Подариж уехал в Париж, слыхал!

  -Тогда давай меняться. – предложил Вовка, боясь лишь одного – вдруг Эдик и на сей раз ему откажет.

  -И что ты мне за нее дашь?

  - Хочешь мой ножик?

  -Маловато будет…

  -Ну, возьми еще вот это. – Вовка, зажмурив глаза в страхе от собственной смелости, протянул двоюродному брату серебряный якорек с тремя камешками.

  -Ладно, так и быть, забирай! – снисходительно бросил Толик. – Папа мне еще много открыток пришлет… Только, чур, никому ее не показывай и не говори, что я тебе ее дал. Пусть это будет наша с тобой тайна. Понял?

  До этого времени у Вовки не было тайн от дедушки с бабушкой. Но, даже не возьми с него Толик обещание хранить их общую тайну, он все равно не решился бы рассказать им о том, что нашел себе отца. Отца – героя, который любит его и помнит о нем даже там, на войне. И эту открытку он послал оттуда ему, своему Вовке. 

* * *

   Толик Мехреньгин прожил у Булыгиных три с лишним года. За это время Алевтина Ивановна напоминала о себе лишь  редкими письмами, в которых жаловалась, что очень скучает по своему милому Толеньке, но не может приехать к любимому сыночку, поскольку вынуждена работать день и ночь, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Ведь с продуктами и с дровами в Михайловске дела обстоят очень плохо, а ее зарплаты и тех денег, что ей посылает с фронта муж, на житье едва хватает. А эта Зойка-распутница живет себе припеваючи, меняя наряды и любовников… вон, с этим Петькой-моряком своим  поматросила, да и бросила, другого себе нашла. А до сестры ей дела нет. Но ничего – вот когда вернется в войны ее Валера, он поквитается со всеми, кто в трудную пору бросил на произвол судьбы его семью. Он так ей обещал…

  Время от времени бабушка Анна Степановна с оказией пересылала Алевтине в Михайловск то мучицы, то соленых грибков, то варенья. И радовалась тому, что может хоть чем-то помочь своей бедной Алечке.  Ведь ей там так тяжело одной…

   Но тут нежданно грянула беда. В апреле 1945 года дедушка Иван Никанорович, придя домой с работы, как обычно, прилег отдохнуть… и заснул непробудным смертным сном. После его похорон в Чуб-Наволок пожаловала Алевтина Никаноровна, к тому времени уже вдова. Потому что за месяц до этого, где-то в Польше, погиб ее муж, Валерий Мехреньгин. Неудивительно, что убитая горем Алевтина Ивановна сильнее обычного плакалась на несправедливость и жестокость судьбы, и желала всех зол своей беспутной сестрице Зойке, которая порхает по жизни, как стрекоза, не ведая ни бед, ни забот. И участливая Анна Степановна, позабыв о собственном горе, всеми силами пыталась утешить свою несчастную дочку. Она отдала ей все самое ценное, что было у них с мужем – и часы-луковицу Ивана Никаноровича, и две серебряные чайные ложки с их инициалами – родительский подарок на свадьбу, и маленькую брошку из дутого золота с красными камешками, и даже несколько царских червонцев, хранимых на черный день. Погостив у матери пару дней, Алевтина Ивановна уехала в Михайловск, забрав с собою Толика. И Вовка с бабушкой остались одни.

  Только лихая беда не приходит одна. Не успели справить сороковины по Ивану Никаноровичу, как дирекция молокозавода потребовала от Анны Степановны освободить половину дома, где они жили, и которую давно считали своей. Бабушка плакала, ходила к председателю колхоза, умоляла не лишать их крыши над головой. Ведь при жизни ее Иван Никанорович сделал для колхоза так много хорошего и полезного… Но, так и не добившись ничего, кроме краткой отсрочки, Анна Степановна поехала искать правды в Михайловск, оставив Вовку на попечение дряхлой полуслепой бабки Глафиры.

  Увы, путешествие в Михайловск и обратно, тоже кончившееся ничем, окончательно подкосило Вовкину бабушку. Она слегла… и вскоре рядом с могилой Ивана Никаноровича появилась еще одна, в которой опочила от своих земных трудов и скорбей бабушка Анна Степановна. Вместе они жизнь прожили, вместе и в мать-сырую землю легли. Вечная им памиять!

  На ее похороны в Чуб-Наволок приехала Вовкина мать, Зоя Ивановна. И, раздарив подругам Анны Степановны – Нюрке, Людке Косой и бабке Глафире немногочисленные пожитки покойной, вернулась в Михайловск.

   Осиротевшего Вовку она забрала с собой. Так началась для него новая жизнь.

                                 * * *

 Никогда прежде не бывал Вовка в городе. Поэтому в Михайловске все для него было в новинку, все казалось чудесным, как в бабушкиной сказке  – и мощеные улицы с тусклыми фонарями на обочинах, и трамвай, с грохотом и звоном мчащийся по стальным рельсам, обгоняя прохожих. И улицы, такие широкие, что по сравнению с ними Лютогорский тракт казался узкой лесной тропинкой. Да, чего только не было в городе! И тенистые парки, и драмтеатр, и дворец пионеров, и стадион, обнесенный забором из острых железных пик. И дома в Михайловске были не такие, как у них в Чуб-Наволоке – по большей части тоже деревянные, но двухэтажные, а то и трехэтажные. И Вовка теперь жил по-городски - в двухэтажном деревянном доме на берегу реки Двины, где Зое Ивановне от ее работы дали комнату. Причем не на первом, а на втором этаже, откуда из окна была, как на ладони, видна и набережная, и сама река – небесно-голубая в ясную погоду, свинцово-серая в пасмурные дни.

  Разумеется, первым делом Вовка обошел, обегал, облазил все окрестные сараи и деревья. Познакомился с мальчишками из соседних дворов. И быстро подружился с ними. Вот тут-то и случилась с ним пренеприятная история.

  Как-то раз пошел Вовка на Двину. Благо, летний день был теплый и солнечный, как нельзя лучше подходящий и для купания, и для игры в догонялки, и для ловли рыбы с плотов, которые в эту пору пригнали по Двине в Михайловск, где был лесопильный завод. Вот Вовка со своими новыми друзьями и искупался вволю, и набеггался всласть, и рыбу половил. А потом все они уселись на песке под обрывом, развели костерок и принялись печь на нем картошку – лакомство получилось хоть куда, не хуже бабушкиной вяленой репки.

  Слово за слово, заговорили о том, кто у кого мама, кто у кого папа…

  -У меня мама – врач! – похвастался Вовка своему новому другу Сереге Ляпинскому. – Она вон в той больнице работает – видишь? И там людей лечит.

  -А отец у тебя есть? – полюбопытствовал Серега.

  И хотя бабушка Анна Степановна не раз твердила Вовке, что лгать – грешно, он не решился сказать другу правду. Ведь это было бы так стыдно… Уж лучше соврать…

  Поэтому Вовка ответил:

  -Мой папа – герой. Он на войне погиб.

  -Правда? – недоверчиво протянул Серега. – А говорят…

  -Говорят, что в Москве кур доят. – перебил его Вовка, который терпеть не мог пересудов про свою мать. – Что, не веришь? Если хочешь знать, у меня даже открытка от папы есть. Он мне ее с войны  прислал. Хочешь, покажу?

  -Да ладно тебе…верю… - пошел на попятную сконфуженный Серега. Но Вовка с обезьяньим проворством вскарабкался вверх по обрыву и, сверкая пятками, понесся к дому. Вскоре он уже бежал обратно, держа в руке заветную открытку.

  -Вот она! Смотри!

  Серега взглянул на открытку, пробежал глазами написанное… И вдруг расхохотался.

  -Это… тебе… твой отец… прислал! Ха-ха-ха!

  -Да, прислал! Ты что, читать не умеешь? Там же все написано!

  -А ты сам-то ее читал?

  -Мне ее бабушка прочла. – снова соврал Вовка. – Я пока читать не умею.

  -Оно и видно. Знаешь, что в ней написано?

  И, не дожидаясь ответа, Серега стал читать вслух то, что было написано на открытке:

  «Милая Алечка! Поздравляю тебя с днем рождения. Вот тебе от меня в подарок стишок:

   Дарю тебе корзинку,

   В ней кисонька сидит

   И бархатными лапками

   Цветочки теребит.

   Дарю тебе корзинку,

   Она из тростника.

   В ней тридцать три фиалки

   И цветик ландышка.

   Твоя подруга Тося».

   Вовка ушам своим не верил. Что за чушь? Не может быть! Но почему как смеются ребята, передавая из рук в руки злополучную открытку? Неужели Толик обманул его? Похоже, что так…

  -Эх, ты! – презрительно процедил Серега, возвращая ему открытку. – Что ж ты нам врал-то? Выходит, нет у тебя никакого папы-героя!

  Не говоря ему ни слова, Вовка со всех ног бросился бежать по прибрежному песку, куда глаза глядят, лишь бы укрыться от своего горя и позора. Когда же силы оставили его, он упал ничком и долго плакал, отчаянно и горько, словно сын – на отцовской могиле. В самом деле, вот у него и отняли папу-героя! И у него снова нет отца!

  А там временем свежий летний ветер подхватил злополучную открытку, которую Вовка выпустил из рук, и понес ее к реке. И вот она уже поплыла по течению, далеко-далеко, в студеное Белое море, оставляя бедному Вовке его неутешное горе.

* * *                                                           

  Тем временем наступила осень, и Вовка пошел в школу. Учеба давалась ему стократ труднее, чем одноклассникам, которых их домащние загодя обучили чтению и даже счету. Увы, бабушка Анна Степановна, души не чаявшая в своем Вовке,  была убеждена -  «придет время - в школе всему научат, а, если будет все заранее знать - учиться неинтересно будет». И не озаботилась выучить внука грамоте. Поэтому, к великому неудовольствию своей матери, Вовка сразу же угодил в число отстающих учеников. Стремясь заставить сына взяться за ум, Зоя Ивановна стыдила и корила его, твердила что он такой же дурак, как его отец, и, как видно, навсегда останется дураком. Неудивительно, что Вовка, смирившись с написанной ему на роду участью неисправимого дурака, вскоре махнул рукой на учебу и перебрался на «камчатку» - задние ряды парт, где, предоставленные самим себе, отсиживали уроки неуспевающие ученики, на которых педагоги давным-давно махнули рукой. И в скором будущем Вовке грозила позорная участь «второгодника»3.  Но тут ему повстречался один человек…

    Это произошло в начале декабря, когда, по случаю тридцатиградусных морозов, занятия в городских школах были отменены, и Вовка, вдоволь набегавшись на улице, где, радуясь отмене занятий, весело резвилась вся окрестная ребятня, сидел дома. Но не в комнате, где отдыхала после дежурства его мать, не любившая, когда ей мешают, а в общем коридоре, у печки, подкладывая в огонь грубо расколотые поленья, и вырезая из коры лодочку. Он уже приладил к ней мачту из щепки, когда в дверь постучали. Отодвинув скрипучий засов, Вовка увидел на пороге высокого человека лет сорока, с крупными чертами лица. Глаза незнакомца из-под густых бровей смотрели на Вовку не без любопытства, но доброжелательно.

  -Здравствуй. Я к Зое Ивановне. – пояснил незнакомец, переступая порог. – А ты, как понимаю, ее сын Вовка?

  -Угу. – хмыкнул Вовка, удивляясь, что незнакомец знает его имя.

  -Тогда давай знакомиться. Меня зовут Георгий Андреевич. Мы с твоей мамой вместе работаем. Она дома?

  -Дома. Сейчас позову.

  -А ты, как понимаю, в школе учишься? Ну и как, нравится тебе учиться? Небось, книжки любишь читать? Про путешествия, про приключения…

  При упоминании о книжках про приключения Вовкины глаза невольно вспыхнули. Потому что он вспомнил ту интересную книжку про морского волчонка, которую когда-то читал ему вслух дедушка Иван Никандрович. Вот бы самому ее прочесть! Это куда лучше, чем скучные стишки о том, «что такое хорошо и что такое плохо», которые их заставляют зубрить в школе.

  Но тут из комнаты вышла Вовкина мама.

  -Проходите, проходите, Георгий Андреевич! – ласково обратилась она к гостю. А потом прикрикнула на Вовку:

  -А ты что стоишь, как дурак? А ну, иди, погуляй. Нечего тебе тут делать!

  И Вовка послушно пошел на улицу, где до самой темноты бродил, словно бездомный щенок, время от времени заходя в магазины, чтобы согреться. Когда он вернулся, гостя уже не было. И Вовка очень жалел об этом. Потому что никогда никто еще не говорил с ним, как этот человек. Не как с малышом-глупышом, а как с равным. Разве что дедушка…

  Однако встреча с Георгием Андреевичем имела неожиданное продолжение. Вскоре, придя домой из школы, Вовка обнаружил на столе книжку. На ее обложке был нарисован парусник. А внутри было много цветных картинок, на которых одетые по-старинному люди стреляли из пистолетов, рубились на саблях, карабкались на корабельные мачты, стояли среди пальм вокруг раскрытого сундука, доверху полного золотыми монетами.

  -Это тебе Георгий Андреевич подарил. – пояснила мать. – Называется эта книжка – «Остров сокровищ». Да что толку? Все равно ты ее не прочтешь. Ты же до сих пор никак читать не выучишься.

   Но Вовка не слушал ее. Он, как зачарованный смотрел на подарок Георгия Андреевича. Ведь до этого у него никогда не было книг. Неудивительно, что весь день он не выпускал из рук подарок Георгия Андреевича – листал книжку, рассматривал картинки, даже спать лег с ней под подушкой. Какая чудесная книга! И, наверное, очень интересная. Вот бы ее прочесть! Что ж. ради этого он научится читать.

  С того самого дня Вовку словно подменили. Куда девались его лень и равнодушие к учебе! Он так жадно, на лету, схватывал знания, что вскоре с лихвой наверстал упущенное за первые месяцы учебы. Преподаватели и одноклассники глазам и ушам своим не верили – недавний лодырь - «камчадал» Вовка Булыгин, мало того, что выучился бегло читать и считать, но еще и к книгам пристрастился. Вон, как удивлялась библиотекарша, когда он во всех подробностях пересказал ей только что прочитанную историю про Гавроша4. И все учителя дивились, что мальчик, еще недавно смотревший в книгу и видевший там фигу, вдруг стал заядлым книгочеем.  Что это с ним стряслось?

  И никому, даже Вовкиной матери, было невдомек, что причиной чудесного преображения Вовки стала книжка про остров сокровищ, подаренная ему Георгием Андреевичем. Ибо не Зоя Ивановна, не школьные учителя, а именно этот человек ненароком распахнул перед ним дверь в великую и неисчерпаемую сокровищницу знаний.

                                                                              (окончание следует)