В детстве я очень любил выходные. Особенно летом, когда было тепло и стояла хорошая погода. Тогда мы всей семьей отправлялись на набережную. Обычно мама брала с собой вкусные бутерброды с колбасой и сыром, а еще сладкий чай в термосе. Мы долго гуляли все вместе, а когда уставали, садились на скамейку и устраивали небольшой перекус.
Но я любил набережную не только поэтому. Если спуститься ближе к реке, то можно было на песке найти всякие необычные ракушки, а, если повезет, то даже с моллюсками. Еще я любил бросать камешки в воду с папой на спор, кто дальше закинет. Однажды я бросил плоский камешек так ловко, что он раза три или даже больше прыгал по воде, пока наконец не утонул где-то на середине реки.
На набережной часто запускали воздушных змеев. Я как-то видел такого необыкновенного змея у одной девочки! Он был похож на настоящую птицу. Девочка быстро бежала вперед с веревкой в руке, а птица парила в небе высоко-высоко, красиво размахивая пестрыми крыльями.
Еще я всегда с удовольствием ел сахарную вату. Мама часто покупала ее мне и Саше. Она была разноцветной. Саша любил розовую, а мне больше всего нравилась белая. Как будто ешь обычную вату, а она вдруг - раз, и сладкая.
Запах на берегу тоже нравился. Помню, как сильно пахло рекой, а еще шашлыками.
Но больше всего мне нравилось, когда приезжали яркие тележки с лошадьми. Я катался на таких, и это было здорово!
Вот и в тот день мы снова гуляли по набережной. Я еще издали увидел, как возле фонтана собралась толпа детей вместе со взрослыми.
-Пойдем, папа, там на лошадях катают.- Я потянул папу за руку, и мы пошли, оставив маму с Сашенькой доедать бутерброды.
Возле большой цветочной клумбы стояла лошадка, красивая пони, с заплетенной в косичку гривой и огромный синим бантом на хвосте. Рядом с ней бегала, как мне сперва показалось, какая-то собачка. Когда мы подошли ближе, оказалось, что это была маленькая лошадка.
-Смотри, Алеша, какой забавный жеребенок,- сказал папа и достал фотоаппарат.
-Это маленький пони?- удивился я.
Я еще ни разу не видел детеныша пони, а тут он оказался прямо передо мной. Я стал с интересом разглядывать. Жеребенок был небольшого роста, примерно, как Герда – бездомная собака, что жила в нашем дворе. У него смешно торчали маленькие ушки и шерстка.
Вообще, он был весь лохматый. Я подумал: "Ну прямо как я после ванной". А еще у него был пушистый светлый хвостик. Я посмотрел жеребенку в глаза. Я очень любил смотреть лошадям прямо в глаза. Мне казалось, что они такие умные и всегда радостные, но в глазах этого маленького пони была какая-то невыразимая тоска.
Все вокруг: и взрослые, и дети улыбались, фотографировали жеребенка, а он грустил.
Тут я заметил, что пони был привязан веревкой к фонарному столбу. Она намоталась несколько раз на столб и стала очень короткой. Еще рядом бегал чей-то маленький той терьер. Он боялся подойти близко к жеребенку, а потому рычал с досады.
Когда жеребенок отворачивался, той терьер набирался храбрости и тявкал на него. Я сразу вспомнил басню про слона и Моську. Другие, наверно, тоже вспомнили, потому что смеялись над отважной собачкой. Когда эта Моська в очередной раз громко затявкала, жеребенок встрепенулся и попятился назад.
Его задняя ножка запуталась в веревке, и жеребенок беспомощно стал оглядываться по сторонам - он искал свою маму. Мама его не видела - она в этот момент катала какого-то маленького мальчика. Все вокруг продолжали смеяться и фотографировать, тогда я не выдержал и закричал:
-У жеребенка запуталась ножка! Ему страшно! Неужели вы не видите?!
-Действительно, девушка, помогите лошадке,- заступились за жеребенка папа и еще кто-то из толпы.
Хозяйка лошадей, молодая загорелая девушка, молча подошла и распутала маленького пони.
-Пойдем отсюда,- сказал я папе и быстро зашагал прочь.
Когда мы отошли немного подальше, я спросил:
-Почему они его привязали?
-Жеребенок маленький, ничего не понимает, и если его не привязывать, то он убежит,- ответил папа.
-Все он прекрасно понимает. Я ведь видел его глаза.
-Алеша.- Папа остановился и обнял меня за плечи. – Мама этого пони работает, а он еще маленький. Его нельзя оставлять одного, вот его и взяли с собой. Помнишь, и ты как-то ходил вместе с нашей мамой на работу?
-Да, но меня там не привязывали, не разглядывали и не фотографировали. Я рисовал за маминым столом, играл и даже немного бегал.
-Но ведь ты не жеребенок,- возразил папа.
-А чем он хуже? Вот послушай слово "жеРебенок". Слышишь? "Ребенок", "ребенок"! Я - ребенок и он тоже ребенок. Мы одинаковые.
Папа ничего не ответил, лишь грустно вздохнул, а я сел на скамейку и отвернулся. Я хотел побыть один, а еще у меня глаза стали наполнятся слезами. Я не любил, когда кто-то видит, как я плачу. Папа все понял и пошел искать маму с Сашенькой.
«Как же все-таки несправедливо,- думал я,вытирая мокрые ресницы.- Люди делают, что им нравится, а лошади - нет».
Я вдруг представил, как вырасту и стану мэром города, а, может, даже президентом – неважно. Я издам указ, чтобы все лошади были на воле, особенно маленькие пони. А если какой-то жеребенок окажется привязанным к фонарному столбу, то я сам его освобожу. Пускай бежит, играет, ведь ни один ребенок на свете не должен сидеть вот так - на привязи.
