Изломы жизни многочисленны,
Но непрерывностью прохвачены.
Задача в том, чтобы осмысленно
Пройти все то, что предназначено.
Ясна задача. Нету способов
Решить вне рамок посвящённости
Как уложить стремленья особей
На вектор предопределённости.
Дано лишь избранным умение
Спаять права и обязательства,
Господне отличив веление
От рядового обстоятельства…
Мой знакомый священник, который окормлял зону общего режима, попросил меня помочь ему освятить территорию этой самой зоны. Сидельцев в ней под две тысячи, одних только казарм с десяток — одному не управиться. В молельной комнате отслужили с батюшкой водосвятный молебен, раздали полные вёдра святой воды нашим добровольным помощникам из числа заключённых и отправились с ними по отрядам.
Не стану описывать, как мы обходили все эти помещения, как реагировали на наше появление зеки. Просто запомнилось, как в одном из отрядов обошёл все закоулки, окропил стены, проходы, двухъярусные койки. И вхожу в комнату отдыха (или как она у них там называется). В наше время они назывались «ленинскими». Сегодня вождя отправили на свалку истории, а остальное всё как и прежде: газеты, шашки, телевизор.
В комнате на стуле спиной ко мне сидит один единственный человек. Перед ним стена, на ней от пола до потолка огромное фото. Присмотрелся, очень знакомое.
— Ого, озеро Рица! Только что оттуда.
В храме — только благо,
Там бессильно зло.
Если в оке влага,
Радуйся зело,
Значит, Бог приметил.
Церковь — не острог,
В храме свежий ветер,
Тысячи дорог!
Миро там, крещенье,
Исповедь, елей,
Таин причащенье.
Приходи скорей,
Помолиться надо
О себе, о всех.
Раз-два-три, кружится, кружится в вальсе,
Раз-два-три, белый и нежный цветок.
Раз-два-три, раз-два-три, ножка на пальце,
Раз-два-три, раз-два-три, лёгкий подскок.
Раз — и Арап, черноликий, как бездна,
Два — ловко вынырнул из-за кулис.
Три — балерину подкинул любезно,
Раз-два-три, раз — опустил её вниз.
Дети очень чутки к настоящей радости. И потому праздник Рождества Христова переживается ими особенно ярко. И дело не в наряженной ёлке, не в подарках, не во вкусном обеде, а в том явственном ощущении чуда, сопровождающим этот праздник.
Я помню в детстве после разгула Нового Года, тишина Рождества Христова успокаивала, обнимала. Мы не ходили семьей в храм, и никто особенно не занимался нашим религиозным воспитанием, но что-то глубоко в душе в этот день всегда отзывалось, звенело, пело: «Христос Родился!».
В камеру вошел дежурный с двумя охранниками и, подойдя ко мне, спросил:
— Как твоя фамилия?
Я ответил. Охранники сразу схватили меня за руки и завернули их за спину. При этом я настолько испугался, что потерял самообладание, у меня затряслись все поджилки, ноги в коленях как будто подломились, и наступило какое-то исступленное состояние… дежурный защелкнул на моих руках браслеты наручников и сказал:
— А ну, выходи в коридор!..
Я пошел, охранники пошли сзади. Пройдя один коридор, дежурный повернул во второй и, пройдя его до конца, повернул еще в какой-то коротенький коридорчик…
Любой голубой шарик только кажется голубым, он приобретает небесный цвет лишь в конце жизни. А на земле все настоящие голубые шарики - зелёные. Нельзя же совсем отрываться от травы и листвы - в открытый космос может унести....
А.
Зажми в руке покрепче шарик —
он, как всегда, высокопарен,
он, как всегда, высокослышен
и нами потому возвышен.
В небесный купол не упрёшься,
коль за верёвочку возьмёшься,
что с шариком связует ум.
Упрутся в купол сотни дум,
а ты — над ними, ввысь умчишься
и в дом небесный постучишься.
И снова вниз, к земле поближе —
зеленый шарик тут престижен:
его считают голубым...
На этого старика я обратил внимание ещё на перроне вокзала. Он был заметен не только мне. На него с интересом посматривали люди. В толпе отъезжающих он выделялся: длинное чёрное пальто отлично на нём сидело, шея была укутана шёлковым шарфом, из под которого виднелся узел тёмного галстука, светлые глаза на загорелом лице были спокойны, седая грива волос и трость с набалдашником наводили на мысль об аристократизме, ростом его Бог тоже не обидел.
1
Почему у нее такое белое лицо?
Избыток грима? Болезнь? Нервы? Губы мелко трясутся в перерывах между фразами. Не голос — крик. Да, остановилась под горой! Да, по льду не стала подниматься — понесет юзом так, что костей не соберешь! Да, к подъезду авто не подала — ничего, пройдете несколько метров пешочком, не рассыплетесь! Жизнью рисковать — не намерена, тем паче — вашей! Своей-то давно не дорожу, было б, чем дорожить, а то так, дерьмо одно…
И — ручник рванула.
Сегодня о событиях на Украине говорят во всем мире. Думаю, не будет преувеличением сказать, что и в Африке, и в обеих Америках, и даже в далекой Антарктиде многих волнует вопрос — а что, собственно, происходит на Украине и, главное — а что будет завтра. Значительную часть вопросов и ответов пытаются озвучить специалисты-политологи. А я предлагаю, окунуться в мир литературно-исторический, чтобы немного отвлечься от политического урагана и майданных штормов, дабы спокойно проанализировать одно, чрезвычайно интересное (на мой взгляд) произведение известного писателя-сатирика Ярослава Гашека. И не просто проанализировать, но и погрузиться в историю на целое столетие. Итак, приглашаю читателя в год
Гранитный город выплакал тоску,
И набережных серый монолит
Застыл, так словно каменный лоскут
Невиданною силою разлит.
И люди не могли не слышать тишь,
За плеском волн о каменный причал,
Как редко, город мой, ты так молчишь,
От суеты несметной одичав.
Тихонько небо грохотало,
Рисуя молнии вдали,
Тихонько день июльский таял,
По небу плыли корабли.
Сырой травою пахли луки,
Просторы пахли синевой,
И жабы квакали от скуки,
Вдыхая воздух с зеленцой.
Миг, что крошился словно камень
Из непростого бытия,
Ловил неспешно я руками
И отступала грусть моя.
Ты укрой меня, Ангел, крылом,
Ты согрей мою душу теплом,
Защити меня в темной ночи
И со мной в тишине помолчи.
Ты прости меня, Ангел Господень,
Что по жизни своей я безплоден,
Что, не ведая сердцем Бога,
Шел по грешным разбитым дорогам.
А в час страшного злодеянья
Я, далекий от покаянья,
Вдруг почувствовал мир иной,
Орошен быв твоей слезой.
У тебя нет души! Ты – душа! У тебя есть тело!
К. Льюис
Я верю в то, что птицей стану:
Раненья все мои и раны
Однажды прорастут крылами
И повлекут, я это знаю,
Туда, где больше нет войны,
Где цвет прозрачный синевы
Озёр и рек, небесных сводов,
Туда, где мир и где свобода,
Где бренности нет и оков,
Туда, где Вечная Любовь.
Я точно знаю, стану птицей,
Но страшно мне: смогу ли взвиться,
Взлететь, назад не поглядеть,
И ни о чем не пожалеть.
60 тысяч немцев подписались против школьного курса, посвященного гомосексуализму
Более 61 тыс. жителей немецкой земли Баден-Вюртемберг, как сообщает Die Zeit, подписались под онлайн-петицией против появления в школах занятий, на которых будут более подробно рассказывать о гомосексуализме и о том, что не все люди подпадают под стандартную схему «мужчина и женщина». Соответствующий предмет, называющийся «Одобрение разнообразия сексуальных отношений», уже утвержден коалиционным правительством федеральной земли, состоящим из «Зеленых» и СДПГ, и должен появиться в расписании местных школ в 2015 году.
В одной далёкой ферме как-то раз
Прогуливаясь важно вдоль забора
Индюк ворчливый крикнул (ради спора)
Псу-сторожу гневливых пару фраз:
«Ты всё на привязи, сидишь и караулишь!
Тебе свободы, братец, не видать!
Я – птица гордая, и потому могу лишь
Только захотеть – везде летать!
Ты жизнь свою бесславно прожигаешь,
А мне – свобода, воля и почёт»
Пёс грустно посмотрел: «Ты не летаешь,
Хоть крылья есть. Обманчив твой полёт!»
Индюк нахохлился, и от избытка гнева
Пытался клюнуть пса в холодный нос.
Но фермер показался вдруг из хлева,
Взял индюка и в дом с собой унёс.
А вечером гостей ждал званный ужин -
Какие раньше зимы были…
Все дамы муфточки носили
Скрепя по снегу сапожком
На встречи бегали с дружком.
Мороз крепчал, алели щёчки
И снега мокрые комочки
Летели всё под воротник.
А ветер, зимний озорник
Всё норовил сорвать вуаль
И с плеч девичьих её шаль.
Мороз, снежок, сугроб под крышу,
Лишь скрип шагов по тропке слышен.
Он к ней бежит, в снег утопая,
Чтобы успеть в вагон трамвая,
Держа за пазухой цветок,
Чтоб холод повредить не мог.
Была зима. Мороз. Сугробы.
И жар от губ своей зазнобы.
Такие раньше зимы были,
Все дамы муфточки носили.
Как всегда, был сказочный заснеженный вертеп, изливающий потоки любви и света на всех проходящих мимо горожан, был запах елок нарядного храма, были трогательные поздравления батюшки на исповеди, было венчающее предпраздничный трепет Причастие. А дома Любящий Отец приготовил мне чулочки и сапожки с заветными желанными сюрпризами. Я вынимала их один за другим, - и не могла остановиться, поражаясь и восхищаясь их разнообразием.
Так я получила вас, дорогие талантливые, чистые, вдумчивые, доброжелательные, летающие омильчане. Очень хочется быть похожей на вас. Мне это просто необходимо. Вот так Рождество 2014 года вошло в мой дом.
Жизнь по кругу: то медлит, то рвётся,
То задержится, то встрепенётся.
Словно скромница, тайну скрывает,
То обманет, то всё обещает.
И не знает, беглянка, покоя:
Манит грёзами, щедрой рукою.
Ты за ней, а она – ускользает,
И с годами всё тает, всё тает...
В небе античного мира
Мистерия звёздных систем…
Золото, Ладан и Смирну
Везут мудрецы в Вифлеем.
Это Святые Подарки
Тому, Кто народы спасёт.
Новой Звездою сверх яркой
Античный прожжён небосвод…
Светит Звезда величаво
И благостны лица волхвов.
Царствие, Сила и Слава –
- Вот сущность Святых их Даров.
