В камеру вошел дежурный с двумя охранниками и, подойдя ко мне, спросил:
— Как твоя фамилия?
Я ответил. Охранники сразу схватили меня за руки и завернули их за спину. При этом я настолько испугался, что потерял самообладание, у меня затряслись все поджилки, ноги в коленях как будто подломились, и наступило какое-то исступленное состояние… дежурный защелкнул на моих руках браслеты наручников и сказал:
— А ну, выходи в коридор!..
Я пошел, охранники пошли сзади. Пройдя один коридор, дежурный повернул во второй и, пройдя его до конца, повернул еще в какой-то коротенький коридорчик…
Моим глазам открылось ужасное зрелище, которое вряд ли может представить себе не побывавший в этом адском заклепе.
Возле одной из стенок этого потаенного вместилища лежала целая груда расстрелянных людей, набросанных один на другого головами туда и сюда, чтобы груда эта, как штабель имела выровненную форму. Деревянный пол в этом специально сооруженном вертепе больше чем наполовину был залит кровью, уже сгустившийся за ночь…
Ни один художник не смог запечатлеть эту ужасную картину, не увидев ее воочию! Кровь первых расстрелянных в полуночные часы и брошенных в первый ряд этого людского штабеля растекалась по полу. От убитых же после и заброшенных поверх их кровь стекала на лежащих внизу, пропитывая всю их одежду, а расстрелянные еще позднее заливали своей кровью всех нижележащих… И так снова, и снова, и снова…
О Боже, Боже! что натворили эти служители зла — палачи, уничтожавшие своих же, русских людей!..
Через десять — пятнадцать минут после того, как меня завели на эту человеческую бойню, пришел начальник тюрьмы… не спеша, стал внятно читать приговор…
После зачитывания приговора наступило минутное молчание, во время которого экзекутор (палач), расстегнув кобуру, вынул наган и сказал мне:
— Повернись лицом к стенке.
После этих слов я, очнувшись от объявшего меня оцепенения, поспешно сказал, обратившись к начальнику:
— Этот приговор не мне.
— То есть как не тебе? — возразил он.
— Да вот так, — сказал я, — потому что фамилия моя, имя и отчество — мои, а год рождения и адрес не мои.
Начальник, внимательно посмотрев на меня и на фотографию, бывшую в личном деле, убедился в своей ошибке… потом, еще раз внимательно посмотрев на меня и на мою фотокарточку, сказал дежурному:
— Уведи его в камеру.
«Записки монаха — исповедника», 2001
