Украсилось небо лучами
Трепещуще-радостных звезд.
Всё стихло и в сонном молчанье
Исполнилось сказочных грез.
Лежит под снегами деревня,
Над избами теплый дымок.
На горке церквушечка древняя,
В окошках горит огонек.
Ничто торжества не нарушит,
В священной ночи тишина.
Сквозь млечное звездное кружево
Приветливо светит луна.
Обскурантизмом нас пугали и пугают, как бабайкой. И он действительно страшен, особенно в исполнении сильных мира сего, «всемогущих» олигархов, а вовсе не «заклеймённых» клерикалов. Запрет на просвещение масс ныне исходит откуда-то сверху, потому и система образования в плачевном состоянии, и новое геростратство в тренде. Неважно, что одёжка у новых геростратов иная — мы узнаём их по главному признаку: безжалостному разрушению созданного другими.
Христопоклонство или геростратство, —
так сформулировал суть проблемы поэт и художник Валентин Попов (Катарсин), и далее:
все из существ
вновь стали веществом.
При этом «лозунги-транспаранты» и всевозможные «кричалки» настырно зовут нас в светлое будущее. В какое же? Какие устремления в нас зажигают лозунгами? Желание просвещать народ? Учиться-учиться-учиться, как завещал… А чему же учиться? Тому, как быть «правильным винтиком» в социальном «танке» или «тракторе», собранном по западным чертежам.
Жизнь так незаметно выстрелила мимо: била ключом
И вскипала, в зелёнке росла под забором,
Крепко коней запрягала. Летели с высокой кручи:
Всё выше и всё трагичней. Не плачь. Но своим плечом
Подпирая окошко, ты слушай: как хрипло, хором,
В грозу запевают тучи. Могучи они, летучи,
И пламенем нежным синеют, и безнадёжно терпки:
До немоты беспристрастны, сея слезы льняные.
Им видно, как шарят мыши в амбарах и по сусекам,
И как ремонтируют крыши. Где жестокие мерки
Невероятно точные. Плачущие, больные
Снимают простые люди с гробов грядущего века,
История первая. О несделанном аборте, слепых глазах и зрячем сердце
Этот случай произошел с одной моей подругой давным-давно.
Нино приехала в город учиться. Ее соблазнил один женатый человек. Она забеременела, а дальше всё развивалось по обычной схеме: виновник проблемы дал деньги на аборт. Но Нино уже любила своего еще не рожденного ребенка и отказалась от этой идеи. Хорошо знала, что строгий отец и братья не простят ей этой ошибки, и все-таки на седьмом месяце вернулась домой, в деревню. Наступал Новый год, и она надеялась, что сказочная ночь сотворит и для нее чудо: родные ее простят и всё забудут.
Даже мать не заступилась за беременную дочь. Наоборот, она подсказала «мудрое» решение:
— Сейчас все отдыхают, и никому нет до нас дела. Как Рождество пройдет, я отвезу ее в соседний район к знакомой акушерке. Там и родит втайне. А ребенка продадут кому-нибудь. Благо, бездетных много — долго искать не придется!
В честь 125-летия русского поэта Осипа Мандельштама в российской столице в течение нескольких дней пройдут фестиваль, литературный митинг и творческие вечера.
14 января 2016 года в Российской государственной библиотеке пройдет фестиваль, где прозвучат стихи и песни на стихи О. Мандельштама, а также посвящения поэту, сделанные Мариной Цветаевой, Анной Ахматовой, Беллой Ахмадулиной и другими», — говорится в сообщении Роспечати.
Непосредственно в день рождения поэта, 15 января, запланирован традиционный литературный митинг у мемориальной доски. Затем в Доме Герцена состоится круглый стол «Поэт и память: увековечение памяти Осипа Мандельштама».
Год языка и литературы Великобритании в России будет посвящен 400-й годовщине памяти драматурга Уильяма Шекспира, сообщили в пресс-службе Британского совета. Программа будет включать несколько сотен образовательных, просветительных и творческих мероприятий, которые пройдут по всей стране.
В январе 2016 года запустят образовательный онлайн-курс, посвященный драматургии Шекспира.
В феврале стартует новый сезон проекта TheatreHD — в 50 городах России и стран СНГ покажут самые яркие постановки Королевского национального театра, шекспировского театра «Глобус» и центра «Барбикан».
Весной Третьяковская галерея в Москве и Национальная портретная галерея в Лондоне проведут перекрестные выставки шедевров из своих коллекций. Посетители московской выставки смогут впервые увидеть «Чандосовский портрет» Шекспира.
Канцлер Германии Ангела Меркель отметила существующую уязвимость государств Евросоюза перед проблемой миграционного кризиса, пишет The Daily Mail.
Во время выступления на бизнес-форуме в Майнце канцлер Германии Ангела Меркель заявила, что европейские власти не в состоянии обеспечить надлежащий порядок в ситуации с миграционным кризисом, пишет британское издание The Daily Mail.
«Теперь внезапно мы столкнулись с проблемой того, что беженцы прибывают в Европу, и, как мы видим, мы уязвимы, потому что пока не обладаем тем порядком, контролем, который бы мы хотели иметь», — заявила канцлер.
Меркель также подчеркнула, что ситуация с европейской валютой напрямую связана со свободой передвижения в Евросоюзе.
«Никто не должен вести себя так, будто можно иметь единую валюту без возможности относительно беспрепятственно пересекать границы», — пояснила она, добавив, что в противном случае единый европейский рынок «сильно пострадает». Тем самым политик объяснила необходимость Германии выступить в защиту свободны передвижения, пишет издание.
Белый снег от самого порога
И рябины гроздья надо мной!
Улицей пройтись родной, негромкой
Об руку с любимою женой.
День как день, каких у Бога много
Для трудов земных и для молитв.
За все дни, что прожил я убого —
Господи, помилуй и прости!..
Принести и радость, и печали
Через мост, к перилам и крыльцу —
К храму Троицы Живоначальной,
К Богу Вседержителю Отцу.
А от храма — прямо и направо
К дому, к окнам — тем, что нет родней.
Во дворе — рябина, словно пава
В окружении статных тополей.
Там, на кухоньке, хлопочет мама,
С книгою, как водится, отец…
Надо бы с цветами к ним нагрянуть,
Чтобы видеть радость их сердец.
Мелодии детства, мелодии, сопровождавшие передачи тех самых двух каналов, кроме которых в целомудренном советском ТВ более ничего не было. Хочется говорить о них. У этих мелодий были и авторы, и оригинальные названия, и сопровождающие тексты. Но мы слышали только то, что нам давали слушать, то есть только мелодии. С точки зрения авторского права они были краденными. Но нам их дарили по праву свободного пользования советским человеком любым культурным продуктом, который лег ему на сердце. Хорошее и плохое переплелись в этом явлении так, как им свойственно переплетаться ежечасно.
Начнем с прогноза погоды. Его у нас закрашивали мелодией песни «Манчестер и Ливерпуль», которую пела Мари Лафоре. Эта чудная песенка о грусти, любви и разлуке была переиначена на русский текст усилиями известного Визбора, но по ТВ шла без текста, выжимая слезы из сентиментальных сердец при виде названий городов и указанной атмосферной температуры. Эх, жаль, я — не музыкант, а лист статьи — не партитура, а читатель тоже не читает музыку с листа. А то бы мы по обе стороны экрана озвучили бы эту чудную мелодию: Тра-ля-ля, тра-ля-ля-ля... И так далее. И сразу обвеяло прошлым, которое вовсе не было хуже настоящего.
И это я,
что вас учил добру
и отдавал последнюю рубаху,
берёзу — топором,
да по бедру,
да так, что, белая, упала ахнув.
Потом её по травам поволок,
не слыша,
как оставшийся без мамы
скулил и звал
берёзовый щенок
и вздрагивал
зелёными ушами...
Где землица пропитана кровушкой алою,
В церковь белую, тихую церковь под вязами,
Мы пришли, приведённые, смирные малые,
Заплетённые косы, платочки подвязаны.
Что дивились сперва с непривычного новому,
Что друг в дружку рукой недоверчиво тыкали —
Мы и так возвышались на целую голову
Над родившими нас в беспросвет горемыками.
— Как небо близко... помнишь, как в ночи
Каток, звезда... и музыка играла...
— Тебе нельзя! пожалуйста, молчи!
Давай тебе поправлю одеяло...
— А на ресницах, помнишь, луч звезды
Такой волшебный, тихий и не резкий...
— Как лоб горяч! Подать тебе воды?
Давай, родной, задерну занавески!
— Не надо. Вон она... пускай она горит,
Как без ее огня волхвы... дойдут до цели...
— Они уже дошли.
— А Мальчик?
— Мальчик спит.
Как все равны в младенческих началах,
когда спеленаты мы туго в одеялах…
И вот взрослеем, ищем суть добра и зла,
и начинаются несходные дела:
христопоклонство или геростратство,
трибуновральство, счетоводство, казнокрадство,
намного реже — диогенство, донкихотство…
Но глядь — опять всё больше, больше сходства
меж гением, подонком и рабом:
все из существ
вновь стали веществом.
Сердце выпрыгивает из груди...
Или сжимается в жаркий комок...
Ты исцели наш мир, защити!
Не оставляй, милосердный Бог!
В яслях души моей
тихой звездой Ты возродись,
негасимой надеждой!
Непостижимо прекрасный и нежный,
мой Вседержитель, сладчайший Христос!
Вот и покрылась снегом земля...
Вот и душа свежим ветром омылась...
Чудо-снежинки шепчут стихи,
не прекращается Божия милость...
Мир облачён белоснежной одеждой...
В тонком узоре, в мелькании снежном
по предсказаниям чудо вершится...
Как человек - нам Спаситель родится!
пыль
в луче света
мечтает о жизни
пыль
под ногами солдата
от горя плачет
пыль на книге
не менее
многозначна
на обочине жизни
пылью лежит
человек
его превращает
в пыль
торгашеский век
нет у пыли
отчизны
только бизнес
Две горные гряды перерезают Кипр. Северная — щит от бризов и штормовых ветров. Та, что в центре, со снежной горой — скиния многих угодников Божиих. Меж ними лежит равнина, чаша, полная тишины. Уютно жить на этой радушной земле, ярко-зелёной весной, пятнисто-пегой летом. Воздух мягкой волной струится над полями, тучными, обильно родящими хлеб.
1
Понимал ли он, уезжая летом 1904 года за границу, что ждет его? Судя по всему, да. «Прощайте. Еду умирать», — скажет он перед отъездом писателю Н. Д. Телешову. Понимал и принимал — принимал просто и строго, без философских уловок, к которым прибегали испокон веков умы даже самые блестящие. Разве нет? Чем, как не ужасом неминуемого исчезновения (исчезновения не каких-то других людей, а тебя, тебя лично), порождена философия стоиков? И она многим помогла, эта философия, — вспомним, как легко, свободно и красиво принял смерть Сенека! По свидетельству Тацита, «даже в последние мгновенья его не покинуло красноречие, он вызвал писцов и продиктовал многое, что было издано». Но тут, повторяю, именно философия помогла, словесные и логические построения, Чехов же этим оружием не воспользовался ни разу.
Как же в таком случае сумел он сохранить спокойствие при виде бездны, которая рано или поздно поглощает всех? Всех без исключения… Что сумел противопоставить страху смерти?
Понятно, что ответ на этот вопрос — по-видимому, главный, один из главных — надо искать прежде всего в произведениях Чехова. И что же находим? А то, что для Чехова он вроде бы и не столь уж главный. Его герои не бьются над загадкой небытия, она для них как бы и не загадка вовсе, и даже когда кто-то из них подходит к краю пропасти, ее дыхание не леденит ему сердце. «Вы, — говорит инженер Ананьев в «Огнях», — презираете жизнь за то, что ее смысл и цель скрыты именно от вас, и боитесь вы только своей собственной смерти, настоящий же мыслитель страдает, что истина скрыта от всех, и боится за всех людей».
Стихает человеческая страсть,
Безумства умолкает всяк глагол
И с неба сходит неземная власть
Преобразить внизу лежащий дол.
И внемлет небо радостным волхвам,
Звездою шествующим издалёка,
Скрипит снег, вторя ангельским хвалам
Созвучьем странным высоко — высоко.
Смирилось в яслях бессловесных Слово,
А в Вифлееме слышен детский плач.
Сын Божий принял плоть безмолвно,
А не щадит плоть дьявол и палач.
С пелен Тебе готовит истощание
Соединение от двух естеств:
Бессмертие и наше умирание,
Болезнь и тля земных существ.
Зимы у нас на Вычегде долгие. И темны.
Можно привыкнуть к снегу. Видеть десятые сны.
Можно ловить налимов. Хоть я не ловлю — мороз.
Можно листать брошюру «Шейный остеохондроз».
Можно вернуться в прошлое — в мыслях. Пить в тишине.
С Бродским вчера подрался зачем-то в десятом сне.
Сдался мне этот Иосиф?! Классик средней руки!
Разве за это дерутся? Разбивают очки?
Вижу Нью-Йорк и воздух я нервно глотаю ртом,
И у меня нет визы, только Пушкина том.
Это случилось год или два тому назад, когда в Михайловском медицинском институте был устроен капитальный ремонт. С учетом того, что подобный ремонт не проводился со времени основания института, то есть с конца тридцатых годов, его по праву можно было считать не менее выдающимся событием из жизни этого ВУЗ-а, чем смена очередного ректора. Ведь ректоры, как короли, приходят и уходят, а стены стоят себе и стоят…впрочем, что о том говорить!
Любопытно было наблюдать, как в ходе ремонта старое здание преображалось на глазах. Но гораздо любопытнее оказывались находки и открытия, которые делали рабочие, выполнявшие этот ремонт. То за слоями штукатурки, обсыпавшейся под ударами перфоратора, как заветная дверца за холстом в каморке папы Карло, обнаруживался замурованный вход в позабытую-позаброшенную лаборантскую, заваленную заплесневелыми пособиями и протухшими лекарствами. То какой-нибудь злополучный рабочий получал травму электротоком, неладно наткнувшись на не значившиеся в плане кабели, проложенные неизвестно кем и неведомо для чего. Однако самая невероятная находка едва не стоила жизни одному из рабочих. По его словам, увидев это, он чуть со страху не умер.
