И всюду Бог!

Какое утро! Нежится восток!
И звезды, словно свечи, тают, тают…
Волшебной кистью нам рисует Бог
Пейзаж такой, что сердце замирает.
И всюду Он и всюду алтари!
Куда ни глянь – везде подобье храмов!
Сквозь золото сусальное зари
Туман струится нежным фимиамом.
Деревья херувимами стоят
И шелестят крылами золотыми,
И ёлки в облачении до пят,
Как инокини с чётками святыми.
Всё молится – и небо, и земля,
И птицы в поднебесье стайкой длинной,
И травы на заброшенных полях,
И розы в своих шапочках карминных.
Всё благодарность Богу воздаёт,
Всё рукоплещет, отверзая веки,
А Бог молчит и терпеливо ждёт,
Когда от сна очнутся человеки.

 

Одесса...

Случившееся в Одессе 2 мая 2014 года изменило всех. Майданопоклонники стали вровень с сатанистами, ибо ликовать, взирая на горящих, метущихся в огне и по-зверски убиваемых людей, свойственно только дьяволам. Сопротивленцы Майдану, наоборот, возвысились до готовности положить души свои, защищая Отечество и свой народ. Именно страшные события в Одессе привели многих в ополчение: люди встали вровень с бедой и обрели героическое мужество сражаться до победного конца, как деды, чтобы задавить реанимированную Западом фашистскую гидру. Большинство же украинцев просто оцепенело от ужаса. В голове не укладывалось, что такое возможно в XXI веке, в центре Европы.

На то и расчёт был: посеять в ком-то ужас, а в ком-то поистине дьявольскую злобу и ненависть, от которых непросто будет очиститься. Одесса переформатировала сознание масс, каждый оказался по выбору сердца на той или иной стороне баррикады, оставаться в стороне уже было невозможно.

Расплескала осень

Расплескала осень золотую охру,
           златотканых листьев кружит хоровод.
И от птичьих граев в небе суматоха,
           собирает стая путников в полёт.
А от яблок запах молодой и пьяный
           я бы угостила ими целый свет.
Что же ты уехал  путник мой желанный,
           мне махнул рукою и простыл твой след.
Я от  стужи этой,  до костей продрогла,
           кто согреет руки,  напоит чайком?
Где же тебя носит, по каким дорогам,

Плата за покой

Молодой журналист Ефим Абрамович Гольдберг, которого старшие собратья по перу звали просто Фимой, сидел за письменным столом, перед пишущей машинкой «Москва», из которой торчал девственно чистый бумажный лист, и терзался муками творчества. Сегодня Иван Андреевич Бурмагин, главный редактор газеты «Двинская Правда», поручил ему написать заметку для рубрики «Происшествия недели». А именно — о том, как на днях в Северной Двине утонуло трое из студентов-медиков, отправленных на сельхозработы в совхоз «Заостровский». Их гибель была столь же трагической, сколь и нелепой: решив за один раз перевезти через реку весь выкопанный урожай картошки, студенты едва ли не до бортов нагрузили ею совхозную лодчонку, а сверху взгромоздились сами. Вдобавок, на самой середине Двины, где течение самое быстрое, кто-то из них накренил лодку... В итоге — три смерти. И крохотная заметка в «Двинской волне», которую предстоит написать Ефиму Гольдбергу — мелкой газетной сошке, недавнему выпускнику журфака.

Моя душа — для Петербурга...

Моя душа – для Петербурга,
В Перми мне тесно, как в гробу.
Где мне найти того хирурга,
Что рассечет мою судьбу.

Определит меня для дела,
Чтоб я воскресла от тоски.
А дух поэзии несмело,
Прошепчет в уши и в виски:

Я стану жить у Черной Речки,
Топить черновиками печку,
Гулять по улицам старинным,
И возвращаться в дом карминный.

Русский роман о любви. 1 книга. 2 часть. Судьбы: 16 глава. Столичная. 17 глава. Приказ.

2 ЧАСТЬ. СУДЬБЫ

16 глава. Столичная
Декабрь 1942 года. Москва
И я, родившись, начал дышать общим воздухом и ниспал на ту же землю, первый голос обнаружил плачем одинаково со всеми. «Премудрости Соломона»

- Тужься! Давай, последний раз. Еще немножко!
Воздух всколыхнулся и его плотную завесу разорвал пронзительный крик ребенка. Красный как помидор младенец, выдал порцию разгневанных эмоций в адрес тех, кто его вполне доброжелательно встретил, и притих, крепко спеленутый по рукам и ногам.

У Креста

Честно говоря, я не помню, как мы оказались возле Креста. Должно быть, во время службы мой сынок подустал, я взяла его на руки, и мы по обыкновению стали рассматривать в храме иконы. Наверное, так мы очутились у Распятия.

Мы остановились.

— Смотри, малыш, на этом Кресте распят наш Бог. — сказала я.

Моему сыну около двух лет. Он смотрит на Распятие очень внимательно. Он рассматривает его.

Затем сын тянется ручкой ко Кресту. К тому месту, где пригвождены стопы Спасителя.

— Что это? — спрашивает.

Страницы