«МУЗЕЙ СТАРИНЫ»
Кладбищенский храм в честь праведного Лазаря, что уже третью сотню лет стоял на старом кладбище областного города В., местные шутники прозвали «музеем старины». Да и было за что. Весь храм был буквально переполнен этой самой стариной, нашедшей здесь свое последнее пристанище. Здесь служили еще по старинным, распадавшимся по листам, книгам, пели по ветхим нотным сборникам, печатанным в дореволюционных «типо-литографиях», с автографами давно умерших или давно расстрелянных регентов, священников и архиереев. Здесь были и старинные темные иконы в серебряных ризах, украшенные ветхими кружевами, натянутыми на проволочные каркасы. На аналоях красовались златошвейные накидки работы безвестных монахинь-мастериц и расшитые блесками и стеклярусом старинные купеческие шали с райскими птицами, виноградными гроздьями, диковинными узорами из цветов и трав… Можно сказать, что таким же старинным был и сам настоятель храма, протоиерей Вениамин, благообразный седой человек лет 74, высокого роста, с величественной осанкой, старейший клирик города. Именно благодаря его странному пристрастию к старине и получил Лазаревский храм свое прозвание. Он ни за что не соглашался по примеру других настоятелей отправить на церковный чердак старинные облачения, рушники и подзоры, а также заменить разномастные лампады и помятые подсвечники современными софринскими изделиями, а ветхие кружева – блестящей синтетикой. Мало того – благодаря тому, что о. Вениамин лично обследовал церковный чердак, в храме появилось несколько новых икон. Вернее, старых, за ветхостью и ненадобностью снесенных когда-то на чердак по распоряжению кого-то из прежних священников. Но теперь, благодаря о. Вениамину, старые иконы были отреставрированы и вновь заняли свое место в храме.
Благодаря о. Вениамину в Лазаревском храме сохранились и старые певчие. Те самые, что пели в храмах в те времена, когда в В. было не 10 церквей, как сейчас, а всего-навсего две… Когда-то они певали в соборе, и как же они пели! Бывало, что даже убежденные атеисты приходили когда-то в собор только для того, чтобы послушать в их исполнении концерты Березовского или Веделя. Увы, теперь на смену старым опытным певчим пришли иные хористы, помоложе да поголосистее. И иные регента, создававшие хоры по типу монастырских и ратовавшие за Знаменный распев. И постепенно вытесненные из собора старые певчие пошли кочевать по другим открывающимся городским храмам, пока не осели вот здесь, в «музее старины», где бывших соборных солистов радушно принял отец Вениамин.
Надо сказать, что хор Лазаревского храма вполне можно было назвать «хором ветеранов» - самая юная из певчих была уже женщиной на пятом десятке… «В сопранах» пели Берта Моисеевна, бывшая соборная солистка, и Мариша. В альтах – Клара Ивановна да Зинаида Семеновна, обе заслуженные артистки местного фольклорного хора. Иногда появлялся еще тенор, Алексей Изосимович, об удалой юности которого в свое время ходили легенды. Но теперь это был тихий, седой как лунь старичок с шаркающей походкой, который в последнее время из-за прогрессирующей слабости в ногах часть службы пел уже сидя. Его напарник, тоже тенор, Абрам Яковлевич, умер совсем недавно, не дожив недели до своего 80-летия. Умер, вернувшись домой с Литургии, на которой причастился Святых Христовых Таин, что регулярно делал каждый месяц…
Регентом этого архаического хора был человек лет 60, Иван Васильевич, обладатель высокой, несколько грузной, фигуры, могучего баса и весьма пылкого темперамента. Он был профессиональным дирижером, и пел в церкви с юных лет, невзирая на запреты и угрозы «сверху». Именно из-за того, что Иван Васильевич в свое время отказался «порвать с религией», он, несмотря на его таланты и способности, не был принят ни на преподавательскую должность в музыкальном училище, ни на должность дирижера в каком-либо из светских народных хоров, так что всю жизнь пропел и прорегентовал в храме. Иван Васильевич был большим знатоком и любителем церковной музыки 18-19 вв. Поэтому в репертуаре его хора были малоизвестные произведения Веделя, Бортнянского, Галуппи, Дегтярева. Надо было видеть, насколько самозабвенно управлял Иван Васильевич своим хором. Иногда его жестикуляция принимала такой бурный характер, что казалось, что сейчас Иван Васильевич воспарит к небу вместе со звуками летящей ввысь мелодии… Если кто-то из певчих неверно брал ноту, регент, обернувшись к иконе Спасителя, крестился, и делал поясной поклон, словно извиняясь за чужую ошибку. Временами, когда исполняемое песнопение увлекало его, он грохотал своим мощным басом, так, что дребезжали стекла. Иван Васильевич знал, что регента других храмов называли пение в Лазаревской церкви «неканоничным» и даже «оперным». Но он считал иначе:
-Как пели, так петь и будем. Так меня еще соборная регентша мать Тавифа учила. Она говорила, бывало: «Богу не техника твоя нужна, и не голос. Ему нужно твое сердце».
Мнение регента разделял и о. Вениамин. Впрочем, дело было не только в любви настоятеля Лазаревского храма к старине. Просто он жалел оставшихся не у дел старых певчих. Всякий певчий с более или менее длительным стажем знает, насколько тяжело для певчего навсегда покинуть клирос. И, зная об этом, о. Вениамин предоставил старым певчим последнюю для них возможность петь в храме. Надо сказать, что для некоторых певчих дорога до Лазаревского храма занимала час, а то и больше. Но они приезжали в храм почти на каждую службу. И дело тут было не в деньгах, а в желании этих людей «петь Богу», пока еще есть силы делать это.
В воскресные и праздничные дни в «музее старины» появлялся еще один «старинный» человек. Это был прежний настоятель Лазаревского храма, 65-летний протоиерей Иоанн, находившийся за штатом по болезни. Два года назад о. Иоанна парализовало. После инсульта он не утратил ни силы в руках и ногах, ни способности передвигаться, но потерял речь, так что мог произносить только отдельные слоги, вроде «ва-ва» или «да-да». Отца Иоанна привозил в храм на своем «Пежо» его младший сын, Павел Иванович, врач-стоматолог, владелец небольшой, но преуспевающей стоматологической фирмы. Уже второй год он бессменно каждый воскресный и праздничный день привозил отца в Лазаревский храм. Помогал ему выйти из машины и под руку вел его к храму, оделяя десятирублевками низко кланявшихся ему нищих. Подводил отца к иконам, а потом вел на клирос и в алтарь, где отец Вениамин братским целованием встречал бывшего настоятеля. Потом Павел Иванович шел на клирос, где и стоял всю Литургию, подпевая певчим. Надо сказать, что Павел Иванович отлично знал церковный устав, поскольку с детства прислуживал в алтаре и пел на клиросе. Его детский стихарик и до сих пор хранился на чердаке Лазаревского храма, ожидая, когда его наденет какой-нибудь другой мальчик…
Отец Иоанн, стоял в алтаре всю Литургию. К сожалению, часто случалось так, что он внезапно начинал плакать тем беспричинным и бессильным плачем, каким плачут парализованные люди. Этот плач производит весьма тягостное впечатление не только на людей, далеких от медицины, но даже на врачей, привыкших за годы медицинской практики часто видеть таких больных. Поэтому неудивительно, что алтарник Виктор, юноша весьма деловой и практичный, видевший себя в тайных мечтах в недалеком будущем настоятелем Лазаревского храма, не раз намекал о. Вениамину, что нет никакого смысла приводить немощного и безгласного о. Иоанна в алтарь. И что в его пребывании там нет никакой надобности. Тем более, что больной отец Иоанн лет на 10 моложе о. Вениамина и потому может произвести на последнего весьма тягостное впечатление. Но неожиданно добрейший о. Вениамин дал практичному алтарнику такую суровую
отповедь, что ему оставалось только прикусить язык и молча смириться с тем, что «изволил настоятель». И отец Иоанн по-прежнему стоял во время Литургии в алтаре.
В тот год на Праздник Рождества Христова в Лазаревском храме по давнему обычаю, накрыли праздничный стол, за которым уселись и настоятель, и бухгалтер с казначеем, и уборщицы, и певчие, короче, все, кто служил и трудился в этом храме. Был здесь и о. Иоанн, которого о. Вениамин посадил на своем месте, а сам скромно устроился справа от него. Разумеется, за чашками чая да рюмками муската потекла задушевная беседа. И как-то сам собой разговор зашел о чудесах.
-А я вот никогда не видел чудес, - признался алтарник Виктор. Читать - читал, а видеть – никогда не видел. Может, это я недостоин, или они сейчас редко бывают. Вот какие, например, у нас чудеса? Да никаких у нас чудес нет…
-Да как же никаких? – встрепенулась Берта Моисеевна. – Вот со мной так было чудо. Еду я раз в автобусе, читаю Евангелие. Вдруг смотрю – моя остановка. А автобус уже пошел. Я как выпрыгну, а пальто-то у меня дверью и зажало. Кричу водителю, да куда там, он уже поехал. И тащит меня за автобусом, прямо под колеса. А у меня в одной руке – сумка, в другой – книжка. Я кричу – «Господи, Господи, помоги!» Протащило меня за автобусом остановку, и ничего. Только пальто порвало. Потом люди выскочили, кричат, удивляются, что я жива. И водитель, ни жив, ни мертв, уж так извинялся передо мною. А я сижу и реву: «Слава Тебе, Господи…» И он, как услышал это, тоже заплакал: «Выходит, Бог есть! Слава Богу! Ведь какую беду Он отвел!» Вот такое со мною было чудо. Я потом за то, что Бог меня тогда от смерти спас, три года бесплатно пела.
-Ну, это-то могло и случайно получиться, - пробормотал Виктор.
-Случайно? – возмутилась Мариша. – Да разве такое случайно бывает? Иван Васильевич, да Вы расскажите ему, что с Вами-то здесь было. Может, тогда он поверит. Ведь это же чудо было, настоящее чудо. Вот и отец Иоанн непременно рассказал бы, если б мог…
-Да ну, - застеснялся регент, поскольку общительная Мариша, видимо, чуть-чуть не разболтала некую тайну, которую он хранил не только в своей памяти, но и в своем сердце. – Не стоит об этом. Не надо…
-На-на-до, - послышался вдруг чей-то голос. И сразу воцарилось молчание, прерванное лишь звоном упавшей на пол из чьих-то рук ложки. Потому что никто еще не успел забыть, как звучал когда-то голос о. Иоанна. Все обернулись к нему и прочли на его лице те же ужас и изумление, что читались сейчас на их собственных лицах.
-Сла-ва-ва Бо-о-гу, - вымолвил о. Иоанн и перекрестился. А потом заплакал. Но уже не от горя и бессилия, а от радости. Павел Иванович бросился обнимать отца. Его голос тоже дрожал и прерывался:
-Папа, папа… Слава Богу! Он услышал наши молитвы! Господи! Господи, слава Тебе!
Здесь мы и прервем наш рассказ о чуде, случившемся в Праздник Рождества Христова в Лазаревском храме, прозванном городскими острословами «музеем старины». Вы спросите, а что было потом? Потом наступил вечер. И все, кто сидел в тот день за праздничным столом в церковной «канцелярии», пошли по домам, чтобы на другой день снова собраться в храме на праздничную Литургию. Может быть, кто-то из них напевал праздничный тропарь, а кто-то тихо плакал. А кто-то просто шел и молча думал свою думу. Но все-таки все они вместе шли в тот тихий вечер по заснеженному кладбищу, как ходили когда-то в такие же рождественские вечера их предшественники, и как будут ходить те, кто придет в этот мир после нас. А сверху смотрели на них звезды – безмолвные свидетели бесчисленных чудес Господних, самым главным из которых было то, когда давным-давно в Вифлееме Иудейском родился от Девы Марии Спаситель мира – Христос.
