Вы здесь

Плата за покой

Он не заслужил света, он заслужил покой.
(М. Булгаков «Мастер и Маргарита»)

Молодой журналист Ефим Абрамович Гольдберг, которого старшие собратья по перу звали просто Фимой, сидел за письменным столом, перед пишущей машинкой «Москва», из которой торчал девственно чистый бумажный лист, и терзался муками творчества. Сегодня Иван Андреевич Бурмагин, главный редактор газеты «Двинская Правда», поручил ему написать заметку для рубрики «Происшествия недели». А именно — о том, как на днях в Северной Двине утонуло трое из студентов-медиков, отправленных на сельхозработы в совхоз «Заостровский». Их гибель была столь же трагической, сколь и нелепой: решив за один раз перевезти через реку весь выкопанный урожай картошки, студенты едва ли не до бортов нагрузили ею совхозную лодчонку, а сверху взгромоздились сами. Вдобавок, на самой середине Двины, где течение самое быстрое, кто-то из них накренил лодку... В итоге — три смерти. И крохотная заметка в «Двинской волне», которую предстоит написать Ефиму Гольдбергу — мелкой газетной сошке, недавнему выпускнику журфака.

Вот только на заметках карьеру не сделаешь. А Ефиму Гольдбергу страсть как хочется добиться известности и занять подобающее своим талантам и способностям место в редакции «Двинской Правды». Однако могут ли оные таланты и способности проявиться в полном блеске, если главный редактор со стариковским упорством поручает ему только кропать заметки? Но что если показать Бурмагину, на что способен Ефим Гольдберг? И написать не заметку, а статью. В ней он проанализирует причины трагедии в совхозе «Заостровский». А именно: несоблюдение студентами правил поведения на воде. Озаглавить эту статью можно так: «Не зная броду — не суйся в воду». Броско, хлестко, и в самую точку!

Впрочем, отчего бы, как говорится, не копнуть глубже, и не провести так называемое журналистское расследование? То есть, найти виновников трагедии в совхозе «Заостровский». Ведь при желании всегда можно отыскать виноватого... А кто повинен в гибели студентов? Разумеется, руководство совхоза «Заостровский», для которого было важней вовремя собрать урожай, чем обеспечить безопасность самих сборщиков. Жадность молодость сгубила. Да, именно так он озаглавит свое расследование. Тогда-то старик Бурмагин наконец-то оценит по заслугам таланты Ефима Гольдберга! И найдет им соответствующее применение.

Вдохновленный этой мечтой, честолюбивый журналист приступил к действиям.

* * *

Разумеется, первым делом Ефим Гольдберг наведался в Михайловский морг. Ведь именно там можно было навести справки о погибших студентах, об их родителях, о том, когда состоятся похороны...

— Похороны будут завтра. — ответили ему в морге. — Машины заказаны на 12.30. Сначала состоится гражданская панихида. А потом тела повезут на Кузнечевское кладбище.

— Зачем? — удивился журналист. Ведь он хорошо помнил: Кузнечевское кладбище уже лет десять как закрыто для захоронений. Со временем на его месте собираются устроить городской парк. Тогда зачем погибших студентов повезут туда, а не на новое, Жаровихинское кладбище?

— Отпевать будут. — послышалось в ответ.

— Что-о?! — чуть не слетело с губ изумленного и одновременно обрадованного Ефима Гольдберга. Вот это да! Впрочем, прежде нужно побывать на этом отпеве. Удача — как птица, но ровен час — спугнешь! А ведь это — поистине редкостная удача!

* * *

...У ворот Кузнечевского кладбища стояли три грузовика с откинутыми бортами. В кабине одного из них, рядом с водителем, Ефим Гольдберг разглядел белокурого паренька в круглых очках, уткнувшегося в какую-то толстую книжку. Еще несколько парней и девушек зябко переминались с ноги на ногу возле грузовиков, пряча лица в воротниках курток и пальто. Что ж, сентябрьский день и впрямь выдался холодным... Миновав их, журналист по дорожке, усыпанной палой осенней листвой, направился к белевшему в глубине кладбища каменному зданию со звездно-голубыми куполами — Михайловскому Преображенскому собору. Подойдя к его крыльцу, Ефим Гольдберг опасливо огляделся по сторонам и шмыгнул внутрь.

Посреди храма, на деревянных скамьях, он разглядел три гроба, обитые красной тканью. И седого священника в багряном облачении, который, размахивая над ними дымящимся кадилом, дребезжащим старческим тенорком тянул:

— Во блаженном успении ве-е-ечный покой подаждь, Господи, усопшим рабом Твоим...

Ефим Гольдберг пригляделся к тем, кто стоял возле гробов... После чего выскользнул из храма так же тихо и незаметно, как вошел туда. Он увидел все, что нужно. Теперь остается лишь написать статью. Успех обеспечен заранее.

* * *

Главный редактор «Двинской Правды», Иван Андреевич Бурмагин, удивленно взирал на свеженаписанный опус Ефима Гольдберга. Но что это? Ему же было поручено подготовить маленькую заметку. А здесь целая статья! Да и заглавие у нее какое-то странное: "«Как комсомольцев в церкви отпевали». Что все это значит? Нахмурившись и сдвинув на нос очки в темной пластмассовой оправе, главный редактор заскользил глазами по машинописным строчкам:

«Вчера в нашем городе произошло беспрецедентное, можно сказать, вопиющее событие. В церкви на Кузнечевском кладбище отпели трех студентов-второкурсников Михайловского медицинского института, Виктора Зуева, Ольгу Лаврейчук и Ирину Клепикову, чьи жизни оборвал несчастный случай. Религиозный обряд над ними был совершен по инициативе их родителей, которые, нося высокое звание граждан Советского Союза, тем не менее, являются приверженцами предрассудков и пережитков прошлого. Ради этого они отпели собственных детей, между прочим — комсомольцев. Что бы сказали Виктор, Ольга и Ирина, узнай они о таком поступке своих родителей?! Несомненно, они с негодованием осудили бы их. Однако еще более возмутительным представляется поведение однокурсников погибших студентов, которые, словно забыв о том, что долг каждого члена ВЛКСМ — бороться с любыми проявлениями религиозных и сектантских суеверий, всей группой пришли в церковь и участвовали в обряде отпевания, совершавшемся над их товарищами. В связи с этим возникает резонный вопрос о качестве и роли атеистической пропаганды в ВУЗ-е, учащиеся которого с такой легкостью поступаются принципами передовой марксистско-ленинской идеологии».

Дочитав статью, главный редактор задумался. М-да... Событие и впрямь беспрецедентное. Особенно с учетом того, что в свое время первый секретарь ЦК КПСС товарищ Хрущев обещал в 1965 году показать по телевизору последнего попа[1]. Но вот уже близится к концу 1963 год, а попы знай себе служат, не тужат. Потому что народ, несмотря на запреты, угрозы и кары, продолжает ходить в церкви. Особенно, по поговорке, когда небесный гром грянет. Вот и на сей раз... Что ж, если «Двинская Правда» первой отреагирует на столь беспрецедентное событие, как отпев студентов-комсомольцев, это будет выгодно и для газеты, и для ее главного редактора, известного своей строгой приверженностью идеологической политике коммунистической партии. Но каков, однако, этот Ефим Гольдберг! Из молодых, да ранних! Впрочем, разве сам Иван Бурмагин в юности не был таким же? Разве он не писал тогда разоблачительные статьи про врагов народа, с пламенными призывами без пощады уничтожить очередную троцкистско-бухаринско-фашистко-шпионскую гадину? Хотя иные из этих врагов еще недавно были его друзьями, собратьями по перу... Теперь путем отцов идет младое племя... Пожалуй, есть смысл назначить Ефима Гольдберга начальником отдела по работе с молодежью — несомненно, этот ушлый юноша далеко пойдет. Что до его статьи... Прежде всего следует согласовать ее публикацию с соответствующими инстанциями. Как полагается в подобных случаях.

В тот же день главный редактор «Двинской Волны» переслал статью Ефима Гольдберга в горком ВЛКСМ, где ее не только внимательно прочли, но и сделали необходимые выводы. В итоге копия этой статьи была отправлена в ректорат Михайловского медицинского института с требованием в ближайшее время разобраться в происшедшем и принять к виновным лицам соответствующие меры.

* * *

Студент-второкурсник Саша Лапин, сын доцента кафедры биохимии Михайловского мединститута, Владислава Андреевича Лапина, лежа на диване, с учебником анатомии под боком и с телефоном в изголовье, торопливо набирал знакомый номер. В самом деле, с кем еще он может поделиться сегодняшней новостью? С папой? Но тот опять засиделся в институте: то ли делает какие-то научные опыты, то ли пишет свою докторскую диссертацию. Папа мечтает стать профессором. А для этого ему нужно написать и защитить докторскую. Вот он и работает над ней, не покладая рук, так что вернется домой лишь поздно вечером. Что ж, в таком случае Саша расскажет о случившемся Наташе. От Наташи у него нет тайн. Так же, как от папы. Ведь она такая добрая, такая участливая, такая внимательная девушка...

— Привет, Наташа! Слушай, тут у меня такая новость... — заговорщическим полушепотом затараторил Саша, услышав в телефонной трубке знакомый девичий голосок. — Меня сегодня к парторгу вызывали. Зачем? Да все из-за этих похорон, будь они неладны! Дурак был этот Витька! И зачем он только вздумал тех девчонок спасать...вот и утонул вместе с ними. По правде сказать, мне так не хотелось идти на эти похороны! Но что бы тогда ребята сказали? Ведь они же знают: Витька — мой друг, мы с ним еще со школы дружили. Опять же, они-то все пошли... Куда мне было деться? Но почем я знал, что их в церковь повезут? Нет, я туда не заходил — я к водителю в кабину залез — там тепло, а я так боюсь простудиться. Знал бы я, что все так будет — ни за что бы на эти похороны не пошел. Зачем мне лишние проблемы? Я хочу жить спокойно. Окончить институт. А потом стать ученым. Как папа.

Мог ли доверчивый Саша знать, какими бывают последствия иных откровенных разговоров!

* * *

Парторг Михайловского мединститута, Петр Георгиевич Топилин, строго и пристально смотрел на сидевшего перед ним белокурого студента-второкурсника в круглых очках. Похоже, юноша был не на шутку испуган повторным приглашением в этот кабинет. Что ж, это к лучшему. Возможно, товарищу Топилину еще удастся спасти положение и удержаться на своем месте. Хотя ситуация — скверней некуда. Сперва этот несчастный случай, потом этот злосчастный отпев погибших студентов, потом эта статья в «Двинской Правде». А кому отвечать за это? Ему! Если, конечно, не будут найдены иные виновники... Только как их найти, если все студенты из группы, где учились погибшие, молчали, как партизаны на допросе?! К счастью, этот проболтался. Что ж, не зря говорят — доверить тайну женщине — все равно, что поведать ее всему свету... И сейчас будущее товарища Топилина зависит от того, удастся ли ему заставить этого юношу заговорить вновь и назвать имена и фамилии...

Вслед за тем парторг продолжил прерванный монолог:

— Ты знаешь, как наша партия относится к разным религиозным предрассудкам и сектантским суевериям. И потому присутствие вашей группы на этом отпеве кладет несмываемое пятно на чести нашей комсомольской и партийной организации. Мало того — на чести всего ВУЗ-а. Поэтому твой долг, как комсомольца, назвать имена тех, кто участвовал в этом инциденте.

Ответом ему было молчание.

— Подумай о собственном будущем. — промолвил парторг тоном следователя, допрашивающего преступника. — Тебя с позором исключат не только из комсомола, но и из института...

При этих словах белокурая голова студента склонилась еще ниже... Однако он не проронил ни звука. И тогда парторг нанес ему последний, беспощадный удар:

— Если же тебе безразлично собственное будущее, то подумай о своем отце. Он ведь работает в нашем институте, не так ли? Уважаемый человек, ученый, педагог...который не сумел достойно воспитать собственного сына. В ближайшее время мы обратимся в райком КПСС с требованием принять к нему соответствующие меры... Советую тебе хорошенько подумать об этом. А пока — можешь идти.

...Оставшись в одиночестве, товарищ Топилин облегченно вздохнул. Кажется, сработало. Ему удалось посеять в сердце своей жертвы семя страха. Теперь остается лишь дождаться, когда оно даст всходы. И принесет плоды, которые для кого-то окажутся гибельными. Впрочем, что с того? Главное — выплыть самому...

* * *

Саша Лапин сидел на скамейке в городском сквере, не замечая, что осенний мелкий дождь насквозь промочил его пальто, и не думая о том, что он может простудиться. В самом деле — о чем он мог сейчас думать, кроме как о сегодняшнем разговоре с парторгом? И о его угрозах.

Как же быть? Ждать, когда товарищ Топилин выполнит их? Нет, этого нельзя допустить! Нужно что-то предпринять раньше, чем будут приняты пресловутые соответствующие меры. Но что может сделать Саша? Он же всего-навсего студент... Так что вся надежда — на отца. Ведь он — уважаемый человек в институте, без пяти минут профессор. Мало того — депутат райисполкома. Папа что-нибудь придумает. Он все поймет. И спасет их обоих.

Однако разговор с отцом вышел отнюдь не таким, как ожидал Саша.

* * *

— Дурак. — сурово произнес отец, когда Саша, заикаясь и оправдываясь, рассказал ему о злополучных похоронах и об угрозах парторга. — Болван. Идиот. Ты что, забыл, чему я тебя учил? Ты — сын преподавателя мединститута, и должен вести себя сообразно этому званию. Так нет же! Мало того, что ты сам по уши вымазался в дерьме, так еще и меня подставил. Неужели ты не соображаешь, что натворил?! Меня же теперь исключат из партии, уволят из института! Как же тогда моя научная работа, моя докторская!? Пять лет труда — и все коту под хвост! Вся моя жизнь пойдет насмарку! И все из-за твоей глупости, из-за твоего упрямства, из-за тебя! Но почему я должен расплачиваться за твои проступки?! Ответь?!

— Папа, но что же мне делать? — чуть не плача от жалости к себе и к папе, пролепетал Саша.

— Назови мне имена этих идиотов. Сейчас же. Всех, кто там был.

— Но папа...

— Я должен их знать. — послышалось в ответ. — Только тогда я смогу что-нибудь предпринять для исправления этой ситуации.

В его словах Саше почудилась надежда. Конечно, выдавать друзей — это не по-товарищески. Впрочем, какие они ему друзья? Они всего-навсего учатся в одной группе. Опять же — разве не по их вине Саша угодил в беду? Ведь он пошел на эти похороны вслед за ними... А отвечать за это пришлось ему одному. Хотя...им же наверняка ничего не будет. Папа найдет способ уладить дело так, чтобы не пострадал никто. И чтобы Сашу оставили в покое.

И тогда он заговорил...

* * *

...Над погруженной в ночной мрак землей тусклым фонарем повисла ущербная луна. В ее мертвенном свете Жаровихинское кладбище казалось лесом, где вместо деревьев росли могильные кресты и памятники. И царил покой — вечный, смертный покой.

Но в этом мертвом лесу под ущербной луной заблудилась одна живая душа. То был Саша. Он сидел возле свеженасыпанного холмика, над которым в лунном свете белел деревянный крест с укрепленной на нем табличкой: «Зуев Виктор Михайлович. 10.02.1944 — 18.09.1963 гг. Все наши надежды унес ты с собой, милый сыночек родной».

Рядом на земле валялся Сашин портфель, где лежал свежий номер институтской многотиражки «Медик Севера». Всю первую страницу газеты занимала статья под заглавием: «Медицина и религия несовместимы». В конце статьи находился список фамилий исключенных из мединститута студентов. Среди них были не только те, кто присутствовал на злополучном отпеве в Преображенском соборе, но даже те, кто дожидался его окончания, стоя за воротами кладбища. В этом списке не было лишь одной фамилии. Фамилии Саши Лапина.

Его не наказали, пощадили, оставили в покое. Тогда отчего же сейчас он завидует другу, спящему смертным сном под этим крестом?..

__________________

[1] По разным данным, показ по телевидению последнего священника должен был состояться то ли в 1965, то ли в 1975, то ли в 1980 г. А в 1964 г. Н. Хрущев был смещен с поста первого секретаря ЦК КПСС. Знаменательно, что это произошло в Праздник Покрова Пресвятой Богородицы.

 

Комментарии

Марина Алёшина

Увы, нельзя предать наполовину или предать самую малость и понарошку: ноготок увяз - всей птичке пропасть. С героями знакома давно, но в готовом, написанном виде всегда отыскиваются новые смыслы.
Матушка, мне не хватило хоть самого малого, хоть полунамека о том, что станет потом с Сашей. Мне показалась слишком суровой интонация концовки.
Утешили и дали надежду только слова: "живая душа".
А что до падений... Ведь и не из такого живые души восставали, да?

Что с ним случится, я не написала. Но Д.И. это мне рассказал: у Саши жизнь не сложилась, и в конце концов он спился и сгинул бесславно. Я отказалась от этого, поместив героя примерно в то же, во что попал булгаковский Пилат. Фактически в небытие, под УЩЕРБНУЮ луну. Заживо в страну мертвых. Навеки. Показалось лишним расписывать что с ним было дальше...

Позаботилась и о том, чтобы показать, ПОЧЕМУ Саша предал. Он - юное подобие своего отца. Все закономерно...и слава Богу, что он не вырастет, оставшись в моем рассказе таким вот, и не повторит отца. И не восстанет...слишком любит себя.

А мы с Вами в субботу встретимся. И будет другая сказка!

Алла Немцова

История правдивая, действительно. Тоскливая.

Однажды нас, студентов-второкурсников музыкального училища, вызвала к себе в кабинет представитель администрации и пригрозила отчислением, если не перестанем ездить к опальному, недавно уволенному педагогу в гости. Я и не знала, что кто-то к нему ездит. Обрадовалась, что кто-то неведомый не бросил его, навещает. Когда вышли из кабинета после взбучки, одна тихая-тихая однокурсница тихо-тихо сказала: "Щас! Как ездили, так и будем ездить." На курсе это не обсуждалось, держали языки за зубами. Но ведь кто-то из нас тогда донес... Я тогда впервые столкнулась с таким явлением, как стукачество. Всё думала, кто иудушка? Наш курс всего 23 человека, все друг у друга на виду.

Страшное дело...

Матушка, спасиБо за рассказ. А человек во все времена один и тот же. crazy

Да, подлость вневременна. Точнее, пресловутое "падение и величие человека" (люблю эту формулу П. Щеголева...как и его манеру письма!) - одно и то же. Или так, как Толкиен сказал устами Арагорна: "добро и зло местами не поменялись: что прежде, то и теперь".

Автору самому влетело за то, что крестился. Но здесь две истории: об отчислении целой группы "за религию", и другая: человек отправился на похороны коллеги. И спасся от проблем лишь тем, что сидел в кабине водителя...а весь-то криминал состоял в том, что на могиле умершего поставили Крест.

Но здесь нет положительных героев. Каждый, так сказать, тянет одеяло на себя.

Если же хотите почитать про дальнейшие похождения журналюги Евфимия, поищите ниже рассказ "А виноват интернет". Трагикомический герой проделал весьма интересную эволюцию в плане религии. И автор над ним посмеивается.

Впрочем, вчера автор ходил в "Олимпийский" за календарями и календариками...и набрал их полный кулек!

Спасибо Вам! К делу Ваши комментарии, всегда по делу и в точку! welcome

Сергей Марнов

История правдивая, подтвердит всякий, бывавший в то время на допросах. Так и ломали: "Подумай, мы тебе только добра хотим, и тем, о которых спрашиваем, тоже, надо их вовремя остановить..." Только вот медиков особо не трогали. Впрочем, могу и ошибиться. А еще в ходу был такой прием: "А может быть, вам стоит отдухнуть?" Вот это уже было страшно, это - угроза "психушкой".

Меня туда пытались сдать. Сейчас они говорят, что их заставили. Тогда они этого не говорили. Несмотря на мою "странность", врачи признали норму. Повезло...приходилось читать про то, как там убивали.

Так что, увы, медиков трогали...даже в середине 80-х. Что до этой истории, то там "в подкладке" целых две: одна с преподавателем АГМИ, другая - со студентами. Времена разные: те же и чуть раньше.

Рассказ страшен тем, что здесь нет положительных героев: один, да и тот мертвый и за уши притянутый ради хоть какого-то позитива. Прочие "ищут своего". Ефим потом допрыгается до зоны, откуда выйдет свихнувшимся (см. рассказ "А виноват интернет..."). И сделает свое черное дело в "Звезде и смерти о. Александра". А Саше, наподобие булгаковского Пилата, сидеть без надежды под ущербной луной в стране мертвых. 

Спасибо, что прочли!

Скорбный у них дух... Говорят, что они становятся все безысходней. Уходит из них надежда.

Но автор, однако, продолжает жить...собственно, я живу этой писаниной.

А родственность...да, собственно, она проходит через все мои тексты. Оттого-то мы с Вами друг друга и учуяли на "Омилии".

И все ж смеюсь, вспоминая мудрого Шломо...

Наталья Трясцина

Начало мне показалось забавным, а конец чем-то разочаровал. Может быть тем, что Саша оказался слабоват и трусоват, а может быть тем, что все проиграли, и даже тот, кто спасал девчонок, и сам утонул. Но времена действительно были тяжкие. Меня крестили на квартире, приглашали батюшку в дом родственников, скрывали от всех, так как мама и бабушка были учительницами. Отпевали, выходит, так же тайно. Но зачем тогда наша партийная верхушка в критические свои моменты обращалась к старцам за помощью?

Это "рассказ без героя". И не первый, где начинается вроде бы смешно, а кончается драмой (ниже висит "Роковая шутка" - первый опыт в этом роде). И здесь всего один положительный персонаж, да и тот мертв. Все прочие - подлецы разных мастей. Но всех их роднит, так сказать, личная заинтересованность...сиречь, стремление извлечь выгоду из ситуации, а которой они оказались. Кстати, в основе - два реальных случая...но, как всегда, спрятанные за вымыслом.

А что до старцев...здесь об этом рассуждает парторг. Бессмысленно бороться с верой, поскольку в беде (чаще), да и в радости (реже) человек прибегает к Богу. О богоборстве не говорю - после гениальной формулировки царя Давида: "рече БЕЗУМЕН в сердце своем: несть Бог..." - ответ дан раз и навсегда. Только безумец может отрицать бытие Господа.

А Саша...ну, ведь это же эгоист чистейшей воды. Оттого и осужден автором на вечное сидение под УЩЕРБНОЙ луной, аки булгаковский игемон Пилат...

Но Вы-то свой рОман пиши-ите...welcome