Литературный вечер у князя Голицына

Сценка для Воскресных школ

Парадная гостиная дворянского дома. Интерьер наполнен диванами, креслами и другой мебелью. На стенах портреты предков, картины. В центре небольшой изящный столик, на котором разложены альбомы и книги. Несколько гостей собрались вокруг него и слушают молодого человека, читающего стихи. Трое гостей (двое мужчин и дама) ходят немного в отдалении от них, рассматривая картины на стенах и беседуя.

Гость Первый: Надо же, князь Сергей Михайлович, и устроитель литературных вечеров!

Гость Второй: Павел Петрович, будьте осторожны — наш Голицын любимчик Императора!

Крепость 9

Галка продолжала плакать, чуть тише, чуть меньше содрогались ее плечи. Пашка сел рядом и нерешительно взял руку молодой девушки. Этого жеста оказалось достаточно, чтобы девушка повернулась к нему, пристально посмотрев в знакомые глаза, а потом неожиданно прижалась к плечам мужчины, почти успокоившись, лишь нервно, порывисто вздыхая. И замолчала. Проводник тоже молчал. Лишь вдалеке снова раздался лай бродячей собаки, заливистый, злой, неистовый. Что-то потревожило птиц, и они с громким криком поднялись в воздух, оглашая округу своим гулким многоголосием, немного нервным и нетерпеливым в этот ранний час. Воздух наполняла прохлада. Солнце еще не успело прогреть землю и траву, остывшую за ночь.

Голос

Послушник Павел был давно уже не юнцом, скорее зрелым мужем. Там, в миру, у него остались две взрослые дочери, которые «свили свои гнёзда», и то, что он оказался среди братии монастыря, была не прихоть, не стремление к подвигам духовным, как это случается с юношами, а, скорее, необходимость — найти душевный покой. Очень скоро Павел понял, что убежать от себя невозможно ни в монастырь, ни на край света. Душа — такая субстанция, которая связана с памятью, сознанием крепкими, невидимыми узами, и только внутреннее, коренное изменение, перерождение может принести покой в мятущуюся душу.

«Ты нас убил». Жертвы АТО

Женя — так звали нового пациента реабилитационного центра для наркоманов. Новичок был тихий, но нервный, и внутри какой-то поломанный. Он страдал от опиумной зависимости. Сперва на центре у нас, волонтеров-катехизаторов, были с ним проблемы — он несколько раз срывал библейские беседы, задавая резкие вопросы о Церкви и войне. Вопросы не предполагали ответа и быстро переходили в скандал, с криками и матом. Но потом он привык к нам, а мы научились понимать его, нашли к нему верный тон и постепенно разговорили. Картина открылась страшная.

В 2014 году Женя, как и многие другие, пошел добровольцем в АТО. Был национальный подъем, романтика патриотизма, желание «защитить Украину от агрессора». Такое настроение держалось до первого убийства. Женя зарезал пленного — решил, что хлопотно с ним будет тащиться до базы. Подошел сзади и перерезал ему горло. Пленный был приблизительно тех же лет, что и его убийца. Океан горячей человеческой крови хлынул на руки Жени, он стоял — и не знал, что теперь делать. Потом зачем-то бросил гранату в безжизненное тело и убежал. Затем были несколько мужчин в КамАЗе, который просто ехал по дороге. Не было никакой надобности их убивать. Но Женя расстрелял машину, убив всех. Затем были еще жертвы, число дошло до одиннадцати. Половина из них были убиты без особой на то необходимости — они не представляли никакой опасности. Он просто убил их. Кто были эти люди, Женя не узнал и не узнает никогда. Но увидеть их — увидел.

Почему?

Прорезан просекой еловый старый лес —
Пеньки остались да коренья.
Сквозь паутину годовых колец
Лучится прожитое время.

Надежно крепкие стволы
Таили мир потусторонний.
И вот теперь как на ладони
Изгибы тонкие судьбы…

Вера и верность

«Кризис, скачки цен на продукты, кредиты, ипотека, — здесь уж волей-неволей в Бога поверишь и в храм пойдешь!», — донесся до меня обрывок разговора пришедших на службу двух старушек. В голове мельком пронеслась мысль о том, что им вообще не должно быть дела до кредитов и ипотек, они ведь на пенсии? И тут же сам по себе в продолжении беседы появился ответ — они помогают детям и внукам, отдавая свои скромные сбережения, накопления и «крохи» с пенсии. Ну а где же сами внуки и дети этих самых бабушек? Почему так часто пустуют храмы на праздники и по выходным дням? Не уж то молодые, здоровые православные люди физически истощены настолько, что не могут дойти до храма?

Прочти меня из завтра

Прочти меня из завтра
как-нибудь —
я расскажу тебе о раннем утре,
которое стремилась развернуть,
да потеряла: вдребезги разбила
и позабыла.
Стала кем-нибудь...

А все-таки Феникс....

А все-таки Феникс — нелепая птица.
Зачем ей, уставшей, измученной жизнью,
Сгоревшей, из пепла опять возродиться
Для тех же страданий, чтоб снова погибнуть?
И в этой цепочке из жизни и смерти,
Зовя, отвергая, сгорая, любя,
В метельной, жестокой, шальной круговерти
Я вижу трепещущей птицей — себя…

Восхождение

Посвящается Свято-Серафимовскому крестному ходу на Белую гору

Бог снова явился на Белой горе,
Когда шел народ, поднимаясь к собору.
В отсутствии ветра, по сильной жаре
Так трудно ступать было по косогору.

И пот с людей капал на белый песок,
Дорога казалась как печь раскаленной,
В котомке заплечной лишь хлеба кусок,
Да огурец, свежий или соленый.

Между зовом и вызовом

Крылья на ветру — паруса,
крылья, как в перьях — в голосах.
Вижу, продрогла к утру —
хочешь снега оботру?

Зова вертикаль — как стрела:
небо сквозь тебя провела,
вызовов мира вуаль
пылью накрыла горизонталь.

Птицей не пролететь между,
тенью не прошмыгнуть мимо:
зов на краю держит,
вызовы — неумолимы.

 

Про тётушку Заботу

Тётушка Забота и Всех Удивляющий Дом

Папа четыре раза вздохнул, три — прокашлялся, два — взъерошил свою шевелюру, и наконец решительно произнес:

— Кхм.

Тётушка Забота, которая вынимала из печки что-то воздушное и душистое, посмотрела на него с укоризной.

— Дорогой папа! Немедленно приступай к делу! Дети ждут пирогов. А я и так обо всем догадалась.

Папа с облегчением вздохнул, сложил руки на груди и признался:

— Всё дело в том, что нам смертельно наскучил наш Городок-Невеличка.

Страницы