— Для меня это бесспорно лучший писатель нашего времени. Писатель, который создал свой собственный эпос, свою собственную Вселенную. В этом смысле ― мифотворчества и миросозидания ― его можно сравнить с Габриэлем Гарсиа Маркесом, Фолкнером или Андреем Платоновым: это очень оригинальный, очень самобытный мир со своими героями, своей логикой, своими ценностями, законами и сюжетами ― и драматическими, и комическими, и очень кровавыми, и, наоборот, изящными и остроумными. Мир Фазиля Искандера вошёл в наше бытие и присутствует в нём.
С писательством было связано и его человеческое достоинство. Это был невероятно достойный человек, очень мудрый, чуждый какой-либо позы, рисовки, притворства. Человек, укоренённый в своей почве, с глубокими метафизическими откровениями о человеке. Совсем недавно я перечитывала его эпопею «Сандро из Чегема» и поразилась, насколько это вещь неувядающая и жизнетворная: ещё много десятилетий, если не веков она будет радовать, духовно насыщать и просто утешать читателей. Там ничего не устарело ― наоборот, всё свежо, артистично, художественно. И это ещё раз доказывает, что художник во все времена может чувствовать себя свободным, ведь Фазиль Искандер большую часть творческой жизни провёл в Советском Союзе, где существовала цензура. Но его творчество ― пример такой стилистической свободы, независимого пения, прозрения, которое всегда глубже и выше социальных преград!
Я его знала с детства, потому что с ним дружили мои родители. Точно так же и мой муж, отец Владимир Вигилянский: с Фазилем Абдуловичем дружила его мама, писательница Инна Варламова. Мы очень часто встречались, приходили к нему домой или, наоборот, приглашали его к себе читать новые главы «Сандро из Чегема», «Созвездия Козлотура» или «Приключений Чика». Помню, как, слушая, хохотали порой до слёз…
Он очень хорошо ко мне относился, любил мои стихи (могу сказать об этом совершенно беспреткновенно) и даже написал предисловие к одной из моих подборок в журнале. Кроме того, я ему очень благодарна. Как-то раз он пришёл к моим родителям; я была студенткой Литературного института, мы сидели, шли застольные разговоры, я рассказывала какие-то институтские истории. Он с интересом слушал, смеялся, потому что в них, действительно, было много забавного и даже абсурдного, а потом сказал: «Разве ты не пишешь прозу? Тебе надо прозу писать, ты замечательная рассказчица!» У меня и в мыслях тогда не было, что я могу писать прозу. Я была абсолютно убеждена, что это не для меня, но он так настойчиво убеждал меня, что я невольно об этом задумалась. И потом, через несколько лет, когда я и правда вдруг стала писать прозу, какой-то критик сказал обо мне: «Чувствуется школа Фазиля Искандера».
Рядом с ним всегда было радостно и легко. Но можно было и спросить о чем-то серьёзном: «Как Вы относитесь к тем или иным событиям?» И когда он отвечал, это были не голословные суждения, а обоснованные и подготовленные всей предшествующей жизнью. Вокруг него было много людей талантливых, остроумных, блестящих, владевших пером, но он над всеми возвышался, стоял особняком. Штучный такой человек. Уверена, что каждый читатель найдёт в его книгах что-то ценное и уникальное для себя. Может быть, лишнее подтверждение, что творение, если оно подлинно, «добро зело» и несёт в себе наслаждение каждому, кто прикасается к нему.
― Фазиль Искандер ушёл ― и его писательское место осталось пустым, его некому занять. ― Что бы Вы посоветовали читать людям, которые ещё не знакомы с произведениями Искандера?
― Конечно, «Сандро из Чегема», «Созвездие Козлотура», «Приключения Чика». Это вещи, в которые можно войти, как входят в другой мир, поселиться в них и жить. А потом, наоборот, позвать оттуда его героев, усвоить эту удивительную писательскую «искандеровскую» оптику ― преображающее волшебное стекло, через которое он взирает на вроде бы простые, незамысловатые события, отчего они обретают и смысл, и объём, и красоту.
― Парадокс, что Искандер ― самый известный (по крайней мере, в России) представитель абхазской культуры, но в то же время он признавался, что ничего не написал по-абхазски, и считал себя русским писателем…
― Конечно, он русский писатель. У него великолепный русский язык ― очень живой, в котором слово рождает другое слово, вызывая к бытию скрытую реальность. Но поскольку предметом литературы является человек, совершенно не важно, кого изображает писатель ― абхазов, грузин или русских. Всё равно идёт речь о человеке с его метафизической бездной, страданиями, лукавством, чувством вины или чувством долга, желанием быть счастливым, представлениями о прекрасной жизни и о Царстве идеальных ценностей.
