Вы здесь

В стужу на Иоанна Кронштадтского

Наталье Андреевне было сорок лет, она считала себя прихожанкой Свято-Никольского мужского монастыря. Кому-то покажется странным, женщина – прихожанка мужской обители. Да в наше время ничему удивляться не приходится. Монахов в монастыре было всего ничего, основная братия – трудники, а прихожане в подавляющем большинстве горожане. Как суббота-воскресенье – храм полный. На автобусе, на машинах приезжали. Второго января в день памяти праведного Иоанна Кронштадтского из Свято-Никольского традиционно шёл крестный ход в монастырь Покрова Пресвятой Богородицы. При монастыре действовала православная трудовая община во имя святого праведного Иоанна Кронштадтского. Имя великого святого община получила в честь знаменательного события. Будучи в Омске в сентябре 1905 года Иоанн Кронштадтский посетил Покровский монастырь и летнюю резиденция епископа Омского и Семипалатинского, которая располагалась при обители.

Маршрут крестного хода был не из лёгких, местами по расчищенной дороге двигались крестоходцы, а где-то снежной целиной. По городу прошагать зимой в мороз двадцать километров прогулкой не назовёшь, здесь степями-полями-снегами. Год назад Наталья Андреевна совершила этот подвиг. Не сказать, сразу после него готова была на повторение пройденного. Но миновал год, трудности забылись, и решила во второй раз пойти. У игумена монастыря благословение взяла и Кате пообещала.

Катя из болящих, умом ребёнок и ребёнок и с детства при храме, он для неё родной дом. Замечено, болящие при церкви иные, чем их собраться по несчастью в миру. Наталья Андреевна была свидетелем случая. Кате было тогда лет восемнадцать. Приехали журналисты в монастырь. Побеседовали в храме с игуменом, выходят на паперть, Катя к одному подбегает:

– У тебя жена есть?

Тот с удивлением:

– Ну, есть.

– Она тебе капусту жарит?

– Нет.

При чём здесь, казалась бы, капуста и вообще – к чему клонит болящая?

– Женись на мне, – предлагает Катя, – я тебе капусту буду жарить!

Причём первостепенным было не то, чтобы женился, а «я тебе капусту буду жарить».

Такая Катя. Она строго спросила у Натальи Андреевны:

– Пойдешь с нами в крестный ход?

Наталья Андреевна твёрдо пообещала. И Катя расплылась в счастливой улыбке:

– Пойдём-пойдём!

Это было перед самым Новым годом.

Первого января Наталья Андреевна пошла в храм Всех Святых, что на месте бывшего Казачьего кладбища. Настоятель отслужил молебен в честь святого мученика Вонифатия, память которого была в этот день, после чего поздравил всех с Новым годом и объявил, что завтра, второго января, в десять утра молебен Иоанну Кронштадтскому. Наталья Андреевна восприняла данное сообщение как факт её не касающийся, она-то на крестном ходе помолится батюшке Иоанну.

Второго января Наталья Андреевна проснулась в половине седьмого по будильнику. Включила и тут же выключила телевизор, будто от этого станет теплее на просторах Сибири. Телевизор бесстрастно высвечивал информацию, что за бортом тридцать восемь градусов, естественно, со знаком минус. «Хорошо, не сорок», – невесело усмехнулась про себя Наталья Андреевна. Она с лёгким сердцем простила бы синоптикам, ошибись они градусов на двадцать в сторону тепла. Нет же, слово держали – накануне обещали второго января на день минус тридцать пять. Ну, потеплеет часам к двенадцати на три градуса, всё одно – стужа.

Подошла к окну, отдёрнула штору, с высоты седьмого этажа хорошо просматривалась проезжая часть улицы. Ни автобуса, ни троллейбуса, ни маршрутки. Снег искрился в неживом свете уличных фонарей… Город вымер. Вспомнилось: «В такую погоду хороший хозяин собаку из дому не выгонит». Она, получается, сама себя выгонять собралась.

Наталья Андреевна живо представила, как выйдет в этот жуткий холод из подъезда, потом будет стоять на остановке, автобус придёт насквозь промёрзший за ночь. Окончательно околевая, поедет на нём через весь город. После чего снова торчать на морозе, ждать пригородный автобус, хорошо, если сразу подойдёт. Остановка – открытая всем ветрам площадь. Наталья Андреевна представила себя на ней, и плечи передёрнуло от холода. Автобус довезёт не до самого монастыря – до свёртка, от которого добрый километр пешком по дороге, справа и слева от которой голимая степь. Пуховик тёплый, чего не скажешь про сапоги, неудачные выбрала, пальцы быстро коченели. А крестный ход часов на шесть… И всего-то в две церкви зайдут по дороге погреться… Прошлой зимой градусов на десять теплее было, и то игумен потерял голос. Он неукоснительно держался правила: если крестоходцы не поют, значит, вовсе не крестный ход, молитва должна звучать от старта и до финиша. Игумен, подавая личный пример, застудил горло, две недели потом говорить не мог.

Представила всё это Наталья Андреевна и до того стало жалко себя…

После чего само собой созрело в голове: никуда не ездить, пойти во Всехсвятскую церковь на молебен Иоанну Кронштадтскому. Помолиться за себя и за крестоходцев. Всех знакомых крестоходцев, начиная с игумена, внести в записки и подать их на молебен. Выйдя из дома, утвердилась в правильности выбранного варианта, мороз больно цеплялся за нос, обжигал щёки. В Всехсвятский храм пришла без четверти десять.

Погрела озябшие щёки, приложив к ним ладони, достала из сумочки написанные дома записки, подала женщине в свечной лавке.

– Это что? – спросила та, удивлённо подняв брови.

– На молебен, – пояснила Наталья Андреевна. – Сейчас ведь молебен?

– Нет, – сказала женщина.

– То есть, как «нет»? – с нотками раздражения произнесла Наталья Андреевна. Раздражение вызвала непонятливость женщины.

– А так! Батюшка уже отслужил!

– То есть, как «отслужил»?

– Вот так, – твёрдо произнесла женщина, – пришёл в девять, да и отслужил.

– Он же сказал: молебен в десять, – не хотела соглашаться со свершившимся фактом Наталья Андреевна. – В десять!

– А пришёл в девять и отслужил.

Наталья Андреевна купила свечу, затеплила, поставила. И так нехорошо стало на душе, так паршиво, будто обманула кого-то самым бесстыдным образом. Крестоходцы идут по морозу, идут во славу Божью, во славу святого батюшки Иоанна Кронштадтского, она даже не помолилась за них. На аналое лежала икона Иоанна Кронштадтского, Наталья Андреевна припала к ней лбом: «Святый праведный отче Иоанне, прости меня многогрешную».

Вышла из храма полная решимости сейчас же ехать в Покровский монастырь, там соединиться с крестным ходом, вместе с крестоходцами постоять на молебне, тем самым загладить свой малодушный поступок.

Никогда Наталья Андреевна в Покровский храм со стороны города не добиралась, и не представляла дороги туда. Знала, надо доехать до окраины Николаевки, когда-то так называлась деревня, которая давно стала частью города, а дальше пешком.

Следует сказать, Покровский монастырь – громко сказано. Во времена Царской империи здесь на самом деле подвизалась монашеская братия, была мужская обитель, да в начале советской эпохи монастырь упразднили, строения были утрачены, лишь двухэтажный келейный корпус пусть с потерями, но выстоял под всеми ветрами перемен. В плачевном виде был передан епархии. Было решено восстанавливать монастырь с создания при нём православной трудовой общины для тех, кому идти некуда. Келейный корпус капитально отремонтировали, освятили при нём домовую церковь, стали подтягиваться бездомные и болящие по алкогольной части.

Здание стояло на улице Студенческой. Название дал человекне без чувства юмора. А как иначе – ближайшим учебным заведением был госуниверситет, который находился в двенадцати километрах птичьего полёта. Из них пять ближайших пролегали через пустырь, точнее – огромную свалку. Через неё-то и предстояло идти Наталье Андреевне. Правда, она об этом ещё не знала.

Ехала на задней площадке автобуса одна одинёшенька. Потом вошёл мужчина примерно её возраста, приветливой наружности. То, что он не соблюдал Рождественский пост в отношении винопития, сразу бросилось в глаза. При этом всем своим видом излучал новогодний оптимизм.

Он с поклоном поздравил Наталью Андреевну с праздником, пожелал ей счастья в наступившем году и доложил, как старой знакомой, что встречал Новый год у родного брата, жена уехала ещё вчера, а он только сейчас возвращается домой. На вопрос Натальи Андреевны, не знает ли попутчик, как побыстрее добраться до Покровского монастыря, он с готовностью ответил:

– Через свалку пройдёшь, а там увидишь!

– Спасибо! – поблагодарила вопрошавшая.

– Что ли мужик там? – спросил мужчина.

– Нет-нет! – поспешно ответила Наталья Андреевна.

– У меня сосед по даче, его жена нагнала из дома, так он в монастырь подался. В хор, говорят, взяли. Будто бы с киром завязал, не пьёт. А было – крепко закладывал. Толик Морозов, знаешь, поди?

Наталья Андреевна не знала «крепко закладывающего» Толика. Среди трудников Свято-Никольского монастыря имелось немало подобных субъектов, но она с ними не зналась.

Мужчина обращался к Наталье Андреевне на «ты», но при выходе из автобуса галантно поддержал за локоть, а потом дал направление рукой в сторону свалки:

– Туда иди! Гору пройдёшь и увидишь дома.

Оптимизм мужчины передался Наталье Андреевне, она смело зашагала в сторону горы. Снег вокруг был испещрён следами собачьих лап. Этот факт поначалу никак не смутил Наталью Андреевну. Она обошла гору, надеясь увидеть впереди себя дома, но взгляд упёрся в сверкающую снегом другую гору. В голове зазвучали слова «гору пройдёшь». Подумалось: «Может, ей послышалось, на самом деле не в единственном числе сказал, множественном – горы пройдёшь?» Полезла в карман за телефоном, попутно решая, кому позвонить? Лучше игумену, он всё знает. Однако слабенький её телефон показывал – связи нет. Под ложечкой нехорошо заныло. «Святый угодник Божий отче Иоанне, – взмолилась Иоанну Кронштадтскому, – моли Бога о нас». А потом зачастила: «Пресвятая Богородица, спаси меня. Пресвятая Богородица, спаси!»

Ринулась вперёд в надежде обнаружить за новой кручей деревню. Пусть будет далеко-далеко, но будет. Нарисовала горячо ожидаемую идиллию: белая степь, на краю домики, из труб ровно тянутся к небу дымы. Однако снова открылся горный пейзаж с вершиной, блистающей свежим снегом.

Не было ни единой тропинки. Между гор шли дороги, но машины сюда давным-давно не заезжали, дороги лежали под снегом. Одни собаки, судя по многочисленным следам, обитали среди гор и долин. «Что им здесь надо? – спросила себя и сама ответила: – Если налетят, мне конец!» Память вытолкнула рассказ, услышанный в детстве от тёти: мужик пошёл зимой из деревни в деревню, на следующий день нашли валенки и одну варежку. И всё. Её почему-то очень удивило, что волки варежку тоже съели. На закуску что ли? Причём, одной хватило.

Она решила взобраться на одну из вершин, с неё увидеть вожделенный ориентир – Покровский монастырь. Но впереди лежал горный массив. Наталью Андреевну охватил ужас. В голове началась буря. Случись что – её найдут только весной, когда сойдёт снег. Никто, ни один человек не знает, что пошла в Покровский храм. Маме сказала, идёт на молебен в Всехсвятскую церковь. Промелькнула мысль, от которой похолодело под ложечкой: «Мужчина специально дал это направление, подождёт, пока она углубится, да и пустится в погоню». Тут же пресекла разыгравшуюся фантазию: «Кому ты нужна?» Но легче не стало. Подумала: «Может, вернуться назад?» И, боясь окончательно заблудиться, позади тоже были горы, ринулась вперёд. Надо идти пока светло, убеждала себя, стоять на морозе – смерть. Шла, бежала, падала. Сердце колотилось от сумасшедшего бега, выскакивало из груди от страха. Холода совершенно не чувствовала. Ужас, животный ужас гнал вперёд. Забывала про молитву, шла без неё, потом спохватывалась, начинала повторять: «Господи помилуй! Господи, помилуй!» В одном месте запнулась, упала лицом в снег, больно ударилась носом о ледышку. Поднимаясь, увидела кровь на снегу, провела варежкой над верхней губой, на варежке остался кровавый след.

«Ну и пусть!» – подумала безразлично. Тут же зачерпнула пригоршню снега, приложила к носу и запрокинула голову. Постояла минуты две, ещё раз загребла варежкой снег, приложила… Кровь утихла, Наталья Андреевна снова зашагала вперёд…

Когда, идя на автомате, обогнула очередную кручу и увидела дома, села прямо на снег и заплакала… Сил не было… Так бы сидела и сидела… За спиной в горах раздался собачий лай, Наталья Андреевна вскочила на ноги и заторопилась от лая к людям…

К монастырю подошла вместе с крестоходцами. Она с одной стороны улицы, они, уставшие и счастливые, – с другой.

Катя, обмотанная до носа шарфом, широко расставив руки в меховых рукавицах, бросилась навстречу:

– Наташа пришла! Наташа пришла! Я говорила, Наташа придёт, она мне обещала!

Наталья Андреевна обняла Катю, как самого родного человека, и слёзы потекли-потекли из глаз:

– Катя, спасибо тебе!

После молебна Наталья Андреевна выбрала момент и подошла к игумену под благословение.

– Батюшка, простите за малодушие, – взмолилась. – Ради Бога, простите. Поддалась искушению, испугалась мороза, не поехала в монастырь, не пошла с вами. Простите.

– Но ведь пришли! – ободряюще сказал игумен. – Всё равно пришли! Вот и слава Богу!

***

На исповедь Наталья Андреевна пошла за день до Рождества Христова, покаялась батюшке в своём малодушии, коротко рассказала о приключениях на свалке.

– Батюшка, – спросила, – что мне надо было делать? Никогда не испытывала подобного страха! Нечеловеческий ужас! Вот так бездарно умереть! Ни за что ни просто, замёрзнуть! И не где-нибудь – на свалке. Там было столько собачьих следов… Бежала и боялась, набегут, загрызут заживо…

– Вы ведь в храм шли! – сказал священник.

– В храм.

– С молитвой?

– С молитвой! Сбивалась, но всё равно! От паники парализовало память. «Да воскреснет Бог» до конца не могла вспомнить. Две строчки прочту – собьюсь, возвращаюсь к началу – снова выбьет. «Живый в помощи Вышняго» тоже ни разу не дочитала. Только «Отче наш». А в конце вообще одно сквозь слёзы безостановочно твердила – «Господи, помилуй. Господи помилуй».

– Вот видите. Значит, Господь мог попустить только мученическую смерть. А мученической смерти мы недостойны.