К России
Как собака на улице,
брошена,
как трава на лугу —
скошена...
Припадаю к тебе
осадками,
ватой сахарной
падаю —
сладкою...
Словно манна с небес,
падаю,
и не спрашиваю тебя:
рада ли.
К России
Как собака на улице,
брошена,
как трава на лугу —
скошена...
Припадаю к тебе
осадками,
ватой сахарной
падаю —
сладкою...
Словно манна с небес,
падаю,
и не спрашиваю тебя:
рада ли.
Свершилось! Крым вернулся в Россию. Историческая справедливость восстановлена. Документы подписаны. Народные ликования постепенно стихают. Впереди…
А что, собственно говоря, ждёт нас впереди? Всех нас? Крымчан, Севастопольцев, россиян с Большой земли? Особенно последних. Сумели ли мы реально, без эйфории, осознать, что произошло и что происходило со всеми нами в эти двадцать с лишним лет искусственного разделения? Сумели ли сделать выводы?
Проснусь — и думаю о Боге.
Мурлыча, кот лежит в ногах.
Я нищ, как многие; в итоге
Мне б надо думать о деньгах.
Пытаюсь, но не получается.
Бог ближе русскому уму.
Вот потому и не кончается
Россия. Только потому!
Разбудит мир краса небес
Воскресным утром.
Христос воскрес, Христос воскрес!
Прочь смерти путы!
Поют луга, поля и лес
На всю округу:
Христос воскрес, Христос воскрес,
Несут хоругви!
Притихло зло, низвержен бес,
Ликует правда!
Христос воскрес, Христос воскрес
Вселенной править!
Пора, душа, пора на глубину:
настроить мысли, успокоить раны.
Без тишины не выстоять войну,
трезвиться надо и на поле бранном.
Пригнись, прильни щекой к покрову трав –
и смолкнет какофония картечи.
Ни брат, ни враг – никто из нас не прав,
но истина за Тем, который Вечен.
Прячется в просеке, в канавках, среди трав душистых чудесная ягода земляника. Крадётся игривый луч солнца, мелькает в прорезях меж ветвей, и падает на красные капельки — ягодные головки, ласково склонённые к земле. Сладкий запах земляники манит разную живность, кружится мошкара в облаке ягодного аромата. А чем человек хуже? Ему ведь тоже мимо не пройти…
Погружается путник в прохладу леса, забывая о знойном мареве, идёт, в такт мыслям своим по лесу блуждает взглядом. Вдруг видит — на пригорке между трёх массивных клёнов раскинулся зелёный ковёр узором ягодным. Столько ягоды — чудеса!
1
Жили-были муж с женой, да каждый со своим сатаной. Строили друг друга, лепили из всего, что под рукой было: из обид, из недоделов, из амбиций и грандиозных обманов, а также из мгновений любви и заботы, сколько их было. По сусекам не скребли, по крупицам не собирали.
В общем, расточали друг друга и разрушали с величайшим старанием, а строили неохотно и изредка.
Глядит жена, что кирпичей для мужа белых отыскать не получается, а из черных-то какой муж получится? На хитрость идет, черные кирпичи в белые перекрашивает — хоть изредка.
Так и муж делает: красит кирпичики в разные цвета, чтоб не так тоскно было на жену глядеть.
Год прожили, два, а на третий ливень и гроза средь ясного неба: все покрашенные кирпичи цвет потеряли и черными стали. Как теперь жить?
Человек — не забор, незачем его красить в какой-то цвет, нельзя к нему и относиться, как к покрашенному в один цвет и, главное, сам человек не должен так к себе относиться. А то ведь, порой, и хочется видеть в человеке — человека, общаться с ним — как с человеком, а он в себе только забор и видит.
Человек — не забор, его нельзя сводить к забору, хотя и без забора не бывает человека. Ведь каждый устанавливает себе нормы, ограничивает размах своего движения и чужого приближения. Забор — вещь полезная, если служит человеку, а не человек ей.
Нельзя считать себя красным или белым, зелёным или голубым, серым или чёрным. Надо считать себя Божьим, чтобы не делаться рабом никакому забору.
А то ведь бывает, затеешь с кем-либо беседу, а он тебе сразу: «Какого цвета твой забор?», или, ещё хуже, общаешься с человеком, а тут подходит кто-то третий, впереди себя свой забор прёт, тычет им в лицо и орёт: «Не смей разговаривать с этим — у него забор неправильного цвета!».
И как объяснить таким, что заборы меня совершенно не интересуют. Люди порой красят их сами не понимают в какие цвета.
Зато значимо другое: кто живёт в доме за забором и как он относится ко Христу.
Неважно что говорят люди, что пишут на своих заборах и какими цветами их разукрашивают — важно ради чего, с какой целью они красят заборы в те или иные цвета, кому хотят угодить. Если угождают не Христу, то какая разница какого цвета забор?
«Соблюдайте свое сердце, ибо от него плоды нашей жизни и смерти».
(Томас Трахерн, «Сотницы духовных размышлений», IV, 41)
Для читателей, не знакомых с замечательным английским поэтом, священником и мистиком Томасом Трахерном, помещаем ниже следующее предисловие. Томас Трахерн, сын сапожника из Херефорда, родился около 1637 года. Молодой человек, обладая необычайными способностями, продолжил обучение в Оксфорде. После учебы, в 1657 году, Томас стал священнослужителем англиканской церкви. В 1673 году вышел в свет его первый труд — анти-папистский и православный по духу — «Римские фальсификации». Затем последовал труд «Христианская этика», более известный, как «Путь к блаженству» — он был опубликован в 1675 году, через год после смерти Трахерна.
В середине лета 1931 года меня вызвал директор кинохроники В. Иосилевич.
— Я решил тебе, Микоша, доверить очень серьезную работу. Только будет лучше, если об этом меньше болтать. Понял? Есть указание свыше, — и он поднял указательный палец выше головы. Посмотрев очень пристально мне в глаза, сказал:
— Приказано снести храм Христа. Будешь снимать!
Мне показалось, что он сам не верит в такой чудовищный приказ. Не знаю почему, я вдруг задал ему вопрос:
— А что, Исаакий в Ленинграде тоже будут сносить?
Именно в этом смысле мы должны стать соработниками Богу. Жизнь — это то, что надо создавать каждое мгновение, иначе торжествует смерть. Мы призваны силою любви Христовой преображать мир, созидая жизнь, творя её в себе и через себя в окружающих силою Христовой. «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1). Если мы не осуществляем жизнь — её как бы нет, вместо жизни есть лишь умирание.
Вот поэтому так мало среди нас настоящих христиан, поэтому так мало способных к настоящей дружбе, поэтому так часто распадаются семьи — потому что мы думаем, что всё хорошее осуществится без нашего участия — само собой или усилием кого-то другого.
Если бы я, тщательно исследуя себя, обратил внимание на свои собственные погрешности, мою небрежность и невежество, то вероятно, едва ли я решился бы увещать к чему-либо доброму простых людей на приходах, ибо в Писании сказано: «Вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7:5) и «Как же ты, уча другого, не учишь себя самого?» (Рим. 2:21). Эти слова Писания чрезвычайно ужасают меня, но также я понимаю, что на моих плечах лежит другое большее и невыносимое бремя, о котором сказано: «Лукавый раб! …для чего же ты не отдал серебра моего в оборот, чтобы я, придя, получил его с прибылью?» (Лк. 19: 22–23).
«Формат», привычное для нашего слуха слово пришедшее когда-то в нашу речь и плотно в ней обосновавшееся. Думаю, для нас не составит особого труда заглянуть в словари и прочесть там, что слово это переводиться с нескольких языков как «вид, наружность». Говоря иначе, — рассуждая о формате чего-то мы пытаемся описать вид этого предмета и его наружность согласно каким-то общепринятым понятиям и стандартам. И конечно, не буду отрицать, что это во многом облегчает нашу жизнедеятельность. Несомненно и то, что использовать «форматы» нам привычно и обыденно! В нашем мире есть форматы для всего начиная от вещей неодушевленных и заканчивая определениями душевных свойств человека. «Так нам проще жить», — заключите Вы и будете конечно правы. Но дело в другом.
Что общего у Диснейленда с тюрьмой и чем зацепил Бодрийяр режиссеров «Матрицы»?
Симулякр — слово, необходимое для описания и постижения многих современных процессов — от постмодернистского искусства до виртуальной реальности. Не случайно даже в «Матрице» герой Киану Ривза использует в качестве тайника книгу французского философа Жана Бодрийяра «Симулякры и симуляция». Ведь, по сути, матрица — и есть симулякр, то есть копия чего то, что не существует в реальности. Компьютерная программа воспроизводит давно исчезнувший мир конца ХХ века.
Разговор не ладился. Игроки терпеливо лгали друг другу, оптимистично скалясь в пластиковой улыбке и энергично потрясая руки сменяющим друг друга переговорщикам. Нужно заметить, что это не было легкой задачей — скрывать правду, подкидывая противнику ложный след, пустышку, обернутую в блестящий фантик случайных слов и жестов. Обман перемалывал своих жертв, надстраивая все новые и новые лабиринты сети над миром, чью судьбу решали в этот вечер в многокомнатном сьюте лучшего отеля Швейцарии. Говорили, как и всегда, о свободе. Но переговорщики понимали ее по-своему, вкладывая в это понятие особый тайный смысл, разворачивающий ее массовое производство в элитарный продукт.
«Ревизора» Гоголя читали и читают во всех школах страны. Другое дело, что далеко не все видят (или хотят видеть) в пьесе те смыслы, которые были самыми важными для Гоголя. А вы знаете, что существует еще и «Развязка „Ревизора“»? Кого сам автор считал главным ревизором? Или почему сравнивал пьесу с картиной «Последний день Помпеи»? Если нет, то для вас наш рассказ.
Взятки борзыми щенками, унтер-офицерша, которая сама себя высекла, «брат Пушкин, … большой оригинал» — многие выражения из комедии Гоголя «Ревизор» живут в русском языке без малого два века. Пьесу в свое время заслуженно растащили на цитаты. На сцене «Ревизора» ставили по-разному, порой уморительно смешно. Император Николай I посетил премьеру в Петербурге, громко смеялся и, по свидетельствам современников, заключил: «Ну и пьеса! Всем досталось, а мне более всех!» С этого момента началось ее триумфальное шествие по сценам разных театров России. Пьесу охотно, с удовольствием играли и смотрели. Недоволен был, не считая ряда чиновников, пожалуй, только автор. Очень недоволен.
Русский — это сегодня принадлежность к Русской цивилизации, корни которой восходят к этнической группе «русские».
В этническую группу «русские» входят великороссы, малороссы и белорусы. Именно на базе этой группы сформировалась Русская цивилизация, включавшая в себя с самого начала другие этносы и этнические группы — как составляющие единого и многообразного Русского суперэтноса. Русская цивилизация, таким образом, есть историческая форма развития Русского суперэтноса.
В рамках Русского суперэтноса, в связи со многими поколениями смешанных браков и интенсивным перемещением населения, этнические границы утратили изначальные примитивные признаки «рода и крови». Они перешли на более высокий уровень различения по устойчивым культурным признакам, включающим в себя особенности языка, мировосприятия, мировозрения, поведения и пр.
Материал для писателей сказочников — скучно служебный
Интересно жить в местах, которые являются центром сказочной звезды. В местах, где и выдумывать не надо. Только рассматривай. Увидь, услышь, пойми и опиши, поделись открывшейся тайной. В местах из которых так и тянутся золотые лучики — сказки.
Первый лучик — Танаис-античный город под Ростовом, переполненный легендами и образами эллинов и римлян. Им тут на каждом шагу чудились скачущие кентавры, амазонки. Из реки поднимались змеиные головы.
Второй лучик-то, о чём и тысячи ночей не хватит рассказывать. Тана-Азак — Азов-город на Шелковом пути. Город с тремя именами и захватывающей историей. Здесь опоясывались булатными клинками из Дамаска и 100 метров газовой ткани из Индии укладывали в грецкий орех. И больше ореха были жемчуга, алмазы и изумруды привозимые сюда из Персии, Цейлона и Индии.
От правды — к истине,
из истины — в любовь:
дорога к Богу —
словно путь от Бога.
Мы лили кровь чужую,
пот и кровь
своих родных,
лелея чушь святую.
Как адский вихрь —
дороги маета:
идём куда-то в темень
зазеркалья.
В бессмысленное
боли
нагнетанье
нас превращают
страх и суета.
Откуда жизнь
во мне? Ужель из ада,
в который отродясь
погружена?
Ужель Господь,
души моей отрада,
сошёл за мной?
Неужто — спасена?
Inter anna silent Musae*
Музы не молчат,
а бьют по пушкам —
чувством, словом,
вздохом, тишиной.
Музы равнодушны
к заварушкам,
но не умолкают
за спиной.
Правду петь,
когда болит другому,
музы не обучены
никем —
слёзы льют,
и другу дорогому
дарят горсть
своих мифологем.
---
* (лат) Среди оружия молчат музы.