Сколько стоила шинель Акакия Акакиевича, что было в кошельке у старухи-процентщицы, какую взятку Городничий дал Хлестакову, а Коровьев Никанору Босому, сколько Шариков стащил у профессора Преображенского, а Николай Ростов проиграл в карты, и какую сумму Настасья Филипповна бросила в камин — в год литературы и финансовой паники Дмитрий Бутрин пересчитал русскую классику на наши деньги.
Русская литература только прикидывается бессребреницей: деньги ее интересуют всегда. Видно это хотя бы по тому, с какой блестящей рассеянностью она отрицает возможность для своего героя, которого автор не желает показать с дурной стороны, быть материально заинтересованным. От денег возможно только зависеть, если уж невозможно их игнорировать. Но по болезненному обсуждению почти всяким русским классиком того, как именно устроена эта зависимость, и видишь: деньги тут интересуют и писателя, и читателя. Слух классика не упустит, как звенит и подпрыгивает на мостовой пятак, — и безошибочно определит по звону: пятак звенит, не пятиалтынный.
Впрочем, денежные суммы в русской литературе всегда не равны номиналу, ибо важно, кто и кому и за что платит. И каждое новое поколение читателей вынуждено решать задачу много сложнее, чем учет тонкостей денежных курсов в XIX веке.
