Разговор не ладился. Игроки терпеливо лгали друг другу, оптимистично скалясь в пластиковой улыбке и энергично потрясая руки сменяющим друг друга переговорщикам. Нужно заметить, что это не было легкой задачей — скрывать правду, подкидывая противнику ложный след, пустышку, обернутую в блестящий фантик случайных слов и жестов. Обман перемалывал своих жертв, надстраивая все новые и новые лабиринты сети над миром, чью судьбу решали в этот вечер в многокомнатном сьюте лучшего отеля Швейцарии. Говорили, как и всегда, о свободе. Но переговорщики понимали ее по-своему, вкладывая в это понятие особый тайный смысл, разворачивающий ее массовое производство в элитарный продукт. Хитрость заключалась в том, что массы народов воспринимали эту свободу с изнанки ее одежд, напяливая костюм рабства с довольной улыбкой идиотов. Но любой костюм изнашивается.
— Люди толпы догадываются о наших планах, — мужчина в сером костюме оглядел ледяным взглядом своих собеседников, — наше право на силу ставится под сомнение. Но сомнение — еще одна сила. Мы посеем сомнение во всем, что противоречит нашим интересам и столкнем толпу с ее благом, подменив логику выживания фатальным выбором необходимости разработанного комитетом пути.
— Вы, как генеральный конструктор, знаете лучше всех нас, что и как менять в сознании людей. Прошло более ста лет со дня запуска системы, но появилось много новых хитрецов, готовых воспользоваться плодами игры, — собеседник зло усмехнулся.
— Свобода — наш козырь. Мы всегда выбрасывали толпе это слово, оно помогало нам свергать монархии, свобода — универсальное оружие рабства в любой системе ценностей. Мы давно определили ее границы, расписали процедуры и предложили словарь, все работало без сбоев да вчерашнего дня.
— Вчерашний день не изменил мир, — мужчина в сером нервничал, то и дело бросая взгляд на часы.
— Но он открыл многим глаза. Вы читали недавний номер их имперской газетенки? Посмотрите, что пишут эти мыслители, — седой старик с искаженным страхом желтым лицом и дрожащими слабыми пальцами протянул серому номер газеты. Тот прочитал два первых абзаца.
«Свободу дают так, чтобы она не повредила ее эмитенту. Стоит взглянуть на мировой расклад интриги вне противостояния игроков внешнего контура, как зашифрованные тенденции вывернут ложь наизнанку. Изнанка лжи всегда лежит за „правдой“ видимости — закон тайного противостояния. Его внешний контур затягивает в поле чужого интереса, но внутри этой борьбы лежит вечный закон притяжения сердца к источнику правды, подмятый под себя тяжелым катком вынужденности или необходимости принять тот или иной расклад перетекания сил по лабиринтам интриг.
Свобода — этим словом на земле часто овладевал хаос. Хаос прокладывал рельсы под паровоз „освобождения“ человечества от логики выживания. Хаос ковал мечи в руках разменных игроков небытия, перекидывая ответственность за жертвенную кровь на исполнителя замысла вставших вне „добра“ и „зла“. Нет бытия вне порядка, как нет порядка вне правды. ТЕНИ ИСЧЕЗАЮТ ТОГДА, КОГДА СВЕТ ПАДАЕТ НА ИХ ИЛЛЮЗИИ. Тени оживают, когда свет отступает. Цель, оправдывающая средства, отражает лишь частный интерес, противоречащий вечной гармонии. Цель, поставленная в тесные рамки грязных средств, теряет правду, превращаясь в ЭГОИЗМ безумца».
— Кто автор? — мужчина бросил газету на пол.
— Неизвестно. Автор, скорее всего, коллектив единомышленников. Но стоит задуматься о том, как мы сможем использовать происходящее в рамках глобальной стратеги информационной силы. Наша сила — это их неведение. На том стояла система много сотен лет. Когда незнание и неведение достигло максимума, мы кинули им долгожданное слово — свобода. Они так долго переваривали его слоги, что забыли об истинной сути свободы. Мы выиграли в этом сражении несколько десятков лет. Но многое пошло не так, когда рабы начали понимать.
— Кто отвечает за планирование общественной реакции? Мы идем на несколько шагов впереди, как конструкторы свободы, в этом — наша сила, в этом и наша смерть.
— Этим занимается одно из ведомств «Черного ветра», мы взяли их на подряд год назад и они успели зарекомендовать себя с самой лучшей стороны. Они — отморозки времен, но время — наше поле. Там можно закручивать многое, — серый испуганно сглотнул, понимая, что замахнулся выше собственных сил.
— Мы должны разработать альтернативные варианты игры, посеяв сомнения в головах людей. Сомнение — наше оружие борьбы.
— Наше оружие битвы — нереализованные желания, — серый пришел в себя, — мы играем людьми на их желаниях. Все очень просто — нужно назвать ложь именем их страсти, и страсть сделает свое дело.
— Ты прав, архитектор.
Собрание подходило к концу, участники допивали горький виски, докуривая сигару войны, но не своей, а войны мира за их напомаженные интересы абсолютной власти. Время противилось этой игре, разминая силу гордецов прозрениями единиц. Игра зашла в тупик — время вышло из-под контроля Комитета, и комитетские взвыли. А мир жил…
Их было много — малых, презираемых силовым меньшинством и обидимых. Сильным казалось, что судьба слабых не весила ничего. Но сильные каждый раз спотыкались, проваливаясь в небытие и оглашая мир злобным ревом тщетной борьбы за бесконечное право на лидерство. Их лидерство каждый раз заканчивалось бездной, но они не принимали урок судьбы. Судьба толкала сильных к хаосу, а они искали в нем силу собственной власти, не понимая, что хаос раздавит всех, опрокинув время распадом секунд, плененных злобой. Они не понимали, что злобу не выплюнешь, не затушуешь гламурной слякотью небытия — свободу обретают те, кто выходит за рамки чужих интересов, принимая на грудь свинец укора, открывающий воинам света путь в развороты неразменной истиной жизни живого человека. Но правда, не вырванная из жадных объятий битых, оседлавших ее безумной трактовкой, уже разоблачала на скрижалях истории старую и избитую примитивность лжи, явленную меж ужином и сном-забытьем властителей бездны.
-Мы покорили это племя, у них есть только наша свбода, — пена на губах серого капала на обшлаг дорогого пиджака, словно ярость слабости ерепенилась вскользь гнева обманутых.
— Пора прижать оппозицию! — главный банкир механически одернул галстук, стальной блеск глаз не выражал ничего, кроме неизбежности зеркального отражения содеянного. Но и в содеянном он не ведал страха, так глубоко въелась в гены идея инферанального избранничества, никому не нужного и не коснувшегося смирения.
Игроки еще шептались о том, что давно пора денонсировать то, что было протащено за гнилым кандачком интересов хаоса. Сидели и решили -пора, а что пора, так и не поняли. Точнее, не разглядели фатальности собственных замыслов. Но это и требовалось от кучки битых. Серые и черные кардиналы игры решили, что правда сдана на откуп интересам. Но не удосужились открыть глаза, оставшись сидеть на собственных похоронах. Похороны прошли, но правда осталась. Осталось время, которое не дожили, не долюбили обманутые. Осталась истина, которую просто нужно было понять, а смеявшиеся над ее слабостью переговорщики ринулись кто куда. Кто за долларами, кто за покоем. Но и в этой пляске конца они не протянули слишком долго, ожидая жалкой подачки судьбы. Хаос накрывал всех уснувших, и подачка пришла — поклоном рабства потребления гнилых подделок, но некоторые так и не поняли сути навязанного им мирского рабства, горделиво вскинув головы в поклоне смерти.
Свобода опасна, когда не знаешь ее границ смерти — смерти собственной жизни как расплаты на неведение. Заигрывая со свободой, многие забывали о конце игравщих до них, но откуда-то из закоулков человеческого сознания всплывало понимание того, что защита семьи и Родины от неизбежного конца игроков, не услышавших зов жизни — это последний шанс сохранить жизнь.
Но мир не погиб. Жажда настоящей жизни, вскормленная памятью поколений, памятью прожитой ими славной победы, вскипала, отдаляя неизбежный конец игры. Тихо, неизменно и властно обозначая пределы лжы кровью невинных жертв. И ложь опрокидывалась навзничь, расплавляясь силой малых. И великие, ослепленные собственной жадностью, не замечали вечной тайны — тайны продолжения жизни.
Многие бойцы этой тайной войны уходили в вечность, сотрясая основы нового лживого миропорядка, кто правдой, а кто предательством. Предательство порождало новую трусость, но где-то за пределами этой страшной игры просыпалось новое племя — племя людей, не забывших вечность.
— Убить!!! — кричал серый, бесстрастно подсчитывая новые потери великой бесславной войны за конец вселенской гордыни.
— Мы их уже убили! — ответил ему банкир, смахивая пепел от дорогой сигареты на пол.
Солнце выходило из-за горизонта, безмолвно разжевывая тени и разбрасывая их капли по уголкам мира. Тени сопротивлялись каждому лучику, но свет поглощал тьму, как тому и положено быть. Единое пространство истории и его судьбы зависели от Бога, но не от человека, как не пытались люди подмять под себя мир. Человек бессильно сжимал кулаки, ежась от утренней прохлады. Холодная роса хлестала по лицу бегущих, но не убежавших от света.
Человек учился читать между теней. Это оказалось сложнее, чем врать. Тени норовили вырвать новое пространство, жадно скалясь неровными углами сбитых на скорую руку углов. Новые герои и новые подлецы дрались друг с другом за право на правду.
