Не форма, а суть – в вере,
Младенец родился в хлеве,
родился для нас, втайне,
не взирая на крайний
и холод, и мрак условий,
открыв родство не по крови.
И шепчет теперь на ухо
слетевший к нам ангел Духа,
и открывает завесу,
и служит тому интересу,
который всего важнее,
который теплом на шее,
и чуть отворяет дверцу
в замерзшее наше сердце.
Слово
Я не могу наполовину
Сжигать мосты.
Так лучше, если выстрел в спину,
В мои кресты.
Удары липнут бестолково:
Один разбит.
Но ослепительное Слово
На нем звенит.
Как несёт Славутич волны
Неужели я увижу, как несёт Славутич волны
Между снежных берегов?
Ожиданием томимый и предчувствием исполнен,
Я свободен от оков.
Наслаждаюсь стылым ветром, робким снегом-недотрогой,
Жарким трепетом горя.
Дух Рождественский витает, и ведёт меня в дорогу,
В светлый праздник января.
Звоны
Гой ты, край мой родной! Корабельные сосны
И рябые от первого снега поля!
Да грядут чередой лета, зимы и вёсны,
И высоко звенят вдоль дорог тополя!
***
А над лесом закат. Серебристые кроны,
С тёплых крыш к облакам в трубы стелется дым,
И похож на щенка ветерок несмышлёный:
Потешается, кружит над храмом седым,
Треплет косы берёз и озябшие клёны,
Алые бубенцы разрумяных рябин,
И плывут над родной стороной моей звоны,
Над рекой в хрустале и над полем рябым.
Смешно
Внизу стоит мама. Кажется, она зовет меня куда-то, потому что каждая клеточка моего существа ощущает ее настойчивое призывное ожидание. Если я на нее посмотрю, — непременно сорвусь: узкий ржавый карниз гнется под ногами. До поворота осталось сантиметров пятьдесят. Только бы ухватиться за угол дома, а там уже спасительное открытое окно моей комнаты. В неясном низу – смерть, в открытом окне – жизнь, с развевающимися шторками и громким звонком, который из комнаты перемещается в мою голову, настигает врасплох не успевший спуститься в нижнюю фазу сон и сразу обнаруживает его абсурдность.
— Ух.…Слава Богу – приснилось…. Спустить с кровати ноги…. Перекреститься. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь.
Наброски
Про дуб и Наташу Ростову
Накрапывает унылый осенний дождик. Тревожное серое небо, серая вода в пруду, серые утки (как же их много!), — все совпало: погода, природа, одинокая старость с больными ногами и палкой. Настроение — швах. Радоваться такому тусклому дню может только отпущенный на волю заключенный.
Неожиданно утки дружно, по неведомым людям законам стаи, гогоча и размахивая крыльями, как на водных лыжах пробороздили пруд.
Симуляция веры (Александр Щипков)
Их цель — сделать православие разменной монетой общегуманистических практик, устранив, таким образом, опасного конкурента. Продажа стула или автомобиля безразлична для предмета купли-продажи. Но продать веру — значит уничтожить ее. Они это прекрасно знают. Поэтому борются с религией как с чудаком, который грозит «обрушить рынок». Ведь с узколобой монетарной точки зрения принципы и вера — это лишь задирание цены. Что дешевле, купить или уничтожить? «Гуманизировать» православие или объявить ему открытую войну? Втянуть в оранжевые проекты или сделать мишенью антицерковного оранжевого проекта? Именно такой ультиматум нам выдвинут сегодня. Нас склоняют к почетной капитуляции. Надо лишь согласиться стать либеральными. Либерализм — идеология, которая рассматривает остальной мир и любые другие формы власти как некие бренды. И церковный мир для них — просто одна из полочек в громадном мире-супермаркете.
Статья «Симуляция веры» о Болотном богословии и Майданном богословии написана в середине декабря 2013 года. И, честно говоря, я планировал её опубликовать не раньше февраля-марта 2014-го года, когда майданные страсти в Киеве окончательно стихнут. Но Антуан Аржаковский под Рождество выложил в Сети блестяще написанный текст «Я не могу молчать», который развивает (фигуранты моего текста — школьники, по сравнению с Антуаном) «площадное» богословие (примат политического над церковным). Круг замкнулся — Болотная, Майдан, Pigalle. Смысла держать мой текст взаперти не осталось.
Бабушкам («Не стоит село без праведника»)
Великой Империи жалкий осколок,
Так как же случилось, всё тщусь разгадать,
Как нашу державу, хранимую Богом,
Смогли так легко и предать и продать?
Все, что по крупицам сбиралось веками,
Все, что надлежит пуще жизни хранить, —
Без супостатов, разрушили сами.
И разорвалась жемчужная нить.
С возрастом (может, мы стали мудрее?)
Кажется всё очевидней ответ:
Всем и всегда воздаётся по вере.
Там, где нет Бога, — Империи нет.
За час до рождества...
Пока ещё не срок для солнечных капелей,
пока ещё вдали весеннее тепло,
Рождественская ночь кружится каруселью,
и Ангел распахнул прозрачное крыло.
Пройдёт всего лишь час, и снова, неизменно,
как было в январях всех прежних, прошлых лет
настанет яркий миг, и в сумрачной Вселенной
миров, судеб и душ родится Добрый Свет –
Свет Правды и Любви, которым нет преграды,
Который нас хранил и в бедах защищал…
Предвестная Звезда - высокая награда,
Явленье Рождества, Начала всех начал!
Ирэн
Может, и вправду какой-нибудь Дитрих живёт в Германии, сын мой. Если так, ему уже пятьдесят три года. Дмитрием навряд ли назвала, побоялась, скорей всего…
Долго мечтал увидеть Ирэн. Знал, что никак невозможно. Да и где её искать? Где? В ГДР? ФРГ? Но мечтал, как мальчишка. Хотел обнимать её, целовать, слушать ночной шёпот, в котором понимал только «майн либер» и ничего больше. Свои дети уже, а случалось, жена спит, а я смотрю в темноту и вспоминаю наши с Ирэн три с небольшим месяца.
В те годы попробуй сунуться в серый дом «пустите в Германию, поискать знакомую», могли и законопатить. Думать бесполезно. И работал на режимном предприятии.
Рождество
Предощущения реальней,
чем это кажется,
итог известный и печальный:
они расстанутся.
Понятней Дантова тоска
всем разлучившимся,
рожденье Сына - главный миг
Замкнутость
Сколько людей — столько лиц,
сколько людей — столько границ.
А за пределами — свет и мрак,
а вне пределов — дурак, чудак.
Я и не я, он и не он —
каждый по-своему заключён,
каждый по-разному потерялся,
каждый один на земле остался.
Ищет, безумный, себя и другого,
но не находит до встречи с Богом.
Непроницаемость
Не проникает свет в безумство,
Не льётся жизнь – замкнулся круг.
Непроницаемость – уродство
В слащавой свите пьяных слуг.
Своей рукой - отринут пламень,
Своею волею – во тьму.
Гнёт до земли пудовый камень
В душе, не нужной ни-ко-му...
Лесная красавица
На улице нынче холодно. Снежный декабрь укутал землю белым покрывалом, сковал реки ледяными цепями, разметал по улицам снежинки-звездочки, морозными узорами окна разрисовал. Искрятся они на солнышке разноцветными огоньками: то голубыми, то желтыми. Танюшка сидит возле окна, любуется, а еще отца ждет. Тот обещал елку живую принести. На Рождество без этой лесной красавицы не обойтись.
-Что-то долго, бабуль, устала я ждать,- вздыхает Танюшка.
-А ты делом себя займи. Глядишь, и время быстрее пролетит.
Облако-лошадь с длинною гривой
Облако-лошадь с длинною гривой
Мирно плывёт по небесной реке,
Кружатся всюду снежинки игриво,
И горизонт утонул в молоке.
Радостно птицы любуются высью,
Ель нарядилась в цветной серпантин,
Дремлют слова и сомненья, и мысли,
Облако-лошадь давно уж в пути.
Ночью хрустальною спустится тихо,
Быстро помчится по мёрзлой земле,
Облако-лошадь сказкою вспыхнет,
И растворится средь сонных полей!
Весеннее мгновение
... Нахожу и теряю.
Мгновения жизни - как всплески.
То бурлят и клокочут,
неведомым чем-то волнуя,
то степенно колышутся
полною чашей покоя...
Согревают мне душу
синевою небесной
Плач о детских забавах
«Отведав греха, необходимо
вкусить и горя…»
(свт. Димитрий Ростовский)
Что за удаль? Чьи мы дети?
Ворвались в жизнь небесных птиц.
И кто за нас будет в ответе,
Отмолит кто, падая ниц?
Ватагой шумною спешили малые
К обрыву дальнему, где жили ласточки.
Чьей злою волею туда направлены
Вершить злодейство?
Где ваши мамочки?
Кто как молится (полностью)
За речкой Урёмкой
Мы с Алёнкой идём из храма, держимся за мамины руки: мы — не маленькие, просто нам весело.
Я на исповеди сказал батюшке про свои грехи — не могу остановиться, дергаю Алёнку за косу, дерусь с мальчишками, а ещё стрелял из рогатки в птиц.
— А что делали птицы, когда ты в них из рогатки целился? — Спросил меня батюшка.
— Сидели на дереве и пели свои птичьи песни.
Омилийцам
Хоть я нечасто появляюсь,
И исчезаю иногда,
Но омилийцем все ж, являюсь.
И так бегут, бегут года...
О, сайт Андрея и Светланы! —
Нет-нет разбудишь ото сна.
Ни панибратства здесь, ни брани,
И смысл велик, и цель ясна...
Здесь уживаются спокойно
И мэтр, и поэт простой.
И ясно: некто недостойный
Сюда не станет на постой.
Невесты Христовы
Николай позвонил племяннику Славе. Объяснил, что находится в Пензе, в командировке, хотел бы на денёк заехать в родное село. Когда ещё выпадет случай. Пятнадцать лет не был в Троицком. Племянник радостно зачастил: «Дядя Коль, приезжай, не раздумывай, на машине встречу. У меня хоть и старенький внедорожник УАЗ, довезу в лучшем виде».Племянник, крепкий мужик тридцати пяти лет, встретил на перроне. Подхватил сумку: «Через полчасика, дядя Коль, домчу на место! Машина – пуля!» Николай предполагал увидеть раздолбанный многолетней эксплуатацией агрегат и ошибся – «внедорожник» выглядел прилично, снаружи сверкал новой краской, и салон соответствовал внешнему виду.
– Ты что своему джипарю евроремонт сделал? – спросил племянника.
– Ну! – весело ответил Слава.
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 363
- 364
- 365
- 366
- 367
- 368
- 369
- 370
- 371
- …
- следующая ›
- последняя »