А он гудит, мой колокольный звон.
А он плывет и тает по округе.
И в тон ему слышны со всех сторон
Щебечущие звонкие пичуги.
А он живой мне сердце бередит,
О Господи, прости за все плохое.
А он, поет и дух мой веселит,
По вере нам воздастся — преблагое.
Александр Щипков, первый заместитель председателя Синодального отдела Московского патриархата по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, социолог религии, публицист, — специально для МИА «Россия сегодня»
Лично я оценивал вероятность победы Трампа в 50%. Несмотря на то, что весь административный ресурс, большая часть американских медиа и социологических центров работали на Клинтон, даже в угоду ей закрыли расследование ее дела ФБР. Это было явное глумление над демократическими принципами, которые, впрочем, и раньше в США не соблюдались, но не так демонстративно. Однако трамповский электорат локально переломил ситуацию. Поэтому победа Трампа вызывает как минимум моральное удовлетворение.
Второй важный момент — идеология. Здесь два аспекта — религиозный и светский.
В ноябре 2016 г. правительство РФ утвердило список премий, наград и поощрений, обладатели которых не должны будут выплачивать в бюджет налог на доходы физических лиц.
Текст этого документа гласит: «Дополнить раздел «премии в области культуры, литературы, искусства, туризма и СМИ перечня международных, иностранных и российских премий за выдающиеся достижения в области науки и техники, образования, культуры, литературы, искусства, туризма и СМИ, суммы которых, получаемые налогоплательщиками, не подлежат налогообложению»… следующими пунктами:
76. «Национальная литературная премия „Большая книга“»,
77. Премия Всероссийского конкурса на лучшее произведение для детей и юношества «Книгуру».
8 ноября 2016 г. отошел ко Господу архимандрит Виктор (Мамонтов), настоятель Свято-Евфросиньевского храма в Карсаве. Поэт, лингвист и богослов Ольга Седакова вспоминает о своих встречах с отцом Виктором и рассказывает, почему он был воплощенным благословением.
Отец Виктор (Мамонтов) был похож на ожившую икону. Иконный образ неподвижен — но почему-то было совершенно ясно, что, выйди этот образ к нам, у него были бы такие движения рук, такой шаг, такая улыбка, как у отца Виктора.
Конечно, я имею в виду прежде всего образы рублевского письма. Что, заговори этот образ, его голос звучал бы, как у отца Виктора: удивительное звучание, в котором нет ни йоты насилия или вторжения в слух собеседника. Это звучание скорее приглашало в себя, чем устремлялось к тебе. И приглашало очень бережно, «на расстоянии двух свобод». Формулу о двух свободах отец Виктор любил и часто повторял: так должны строиться, говорил он, отношения между человеком и человеком, взрослым и ребенком, человеком и Богом. С детьми у отца Виктора были самые доверительные отношения. Звери и растения отвечали ему взаимностью. Где-то у меня хранится его фотография с моим котом Шарлем на плече: они смотрят друг на друга с тихим восторгом. Есть фотография в азаровском саду, на которой он смотрит на старую антонову и на Федю Василюка, собирающего с нее яблоки: о.Виктор явно хочет помочь Феде собирать яблоки и не свалиться с дерева, а яблоне — отдавать их и держать Федю. О. Виктор составил и издал молитвы старца Силуана — наверное, этот образ святости был для него самым близким. И, конечно, о.Тавриона Батозского, у которого он проходил ученичество.
Тихо скучаю всю ночь по теплу
Ласковых рук листопада.
Сверху звезда, раскрошившая мглу,
Падает. Значит, так надо.
Осень пускает за тёмным окном
Молнии белые стрелы.
Целая вечность в мгновенье одном
Передо мной пролетела.
Как бы успеть все, как бы сделать,
Сколько песен уйдет в могилу?
Да и кому до песен дело,
Если слова не имеют силы?
Как поросли сердца червонцем,
Как натянули очки на глазки,
Чтобы не видеть света солнца,
Чтобы не слышать песен сказки.
Первый раз в жизни я услышала молитву, когда мне едва исполнилось 18 лет и я была еще не крещена, не думала переступать порог церкви и периодически пыталась спорить с набожной бабушкой о существовании Бога…
Умер мой любимый дедушка Мирон Андреевич. Он долго и тяжело болел, и поэтому даже любящие дети — мой папа и дядя с тетей — тихо говорили: «Отмучился…» Наверное, так оно и было, но от этих слов мне не становилось легче, и я безостановочно плакала, пронзенная мыслью о том, что дедушка ушел от нас навсегда. Так, в слезах и в самом сумрачном состоянии души, я доехала до кладбища.
Во время тяжелой болезни я была потрясена выказанной мне поддержкой и любовью друзей, впервые реально ощутила не только близость смерти, но и невероятную близость Бога, перестала оглядываться на мнение других людей и начала быть «сама собой». Я думала, что, выйдя из больницы, буду жить по-другому, что каждый день моей жизни наполнится смыслом — ведь я теперь опытно знаю, как хрупка перегородка, отделяющая жизнь «здесь» от ухода «туда». Ощутив краткость дней, я решила проводить оставшееся мне время жизни, радуясь! Я понимала, что мне придется выйти на работу, но при мысли о том, что необходимо вернуться к «статической», сидячей работе в бухгалтерии, мне становилось грустно, хотя своим сотрудникам я была благодарна безмерно за оказанную мне помощь и поддержку…
Блиц-интервью с единственным в составе нынешней Думы депутатом-писателем Сергеем Шаргуновым
Заставшие перестроечные годы граждане хорошо помнят, как телекамеры, в режиме нон-стоп транслировавшие заседания Съезда народных депутатов СССР, то и дело выхватывали из зала узнаваемые лица народных артистов и знаменитых писателей. Но роман художников с политикой оказался недолгим, и можно сказать — к счастью; слишком уж разные таланты требуются для сочинения законов и сочинения книг, для выступления на трибуне и выступления на сцене. Но все-таки в составе нынешней Госдумы оказался один депутат, Сергей Шаргунов, который успел, несмотря на молодость (36 лет), выпустить несколько книг, включая большой семейно-исторический роман «1993» и книгу о Валентине Катаеве в ЖЗЛ. И зарекомендовать себя как профессиональный писатель и успешный публицист.
Шаргунов баллотировался в Алтайском крае по списку КПРФ — но подчеркивает все время свою внепартийность.
Когда депутат Шаргунов приехал в «Российскую газету» по депутатским делам, ГодЛитературы.РФ воспользовался случаем задать ему несколько вопросов.
Я живу как вечно уходящий,
на кого-то счастье наводящий,
на кого-то ужас. Вечно новый —
прихожу всегда к себе иному.
Мир стоит, а я бегу вперёд,
прихожу — и всё наоборот:
я стою, а мир течёт, плывёт,
утекает прочь из года в год.
Лужи листьев под ногами
И цветёт, цветёт октябрь
Небывалыми кострами,
Что по кронам вдаль летят!
И простор багрянцем манит,
И волнует синева.
След от месяца румяный
Прячет утра голова.
Люби лишь то, что редкостно и мнимо,
что крадется окраинами сна,
что злит глупцов, что смердами казнимо,
как родине, будь вымыслу верна.
Наш час настал. Собаки и калеки
одни не спят. Ночь летняя легка.
Автомобиль проехавший навеки
последнего увез ростовщика.
Близ фонаря, с оттенком маскарада,
лист жилками зелеными сквозит.
У тех ворот — кривая тень Багдада,
а та звезда над Пулковом висит.
Запах печенья овсяного,
Листья летят и летят.
Всё начинается заново,
Будто лет сорок назад.
Ни на кого не похожие,
Словно свой сон наяву,
Так же ловили прохожие
Немолодую листву…
Та же привычка — со свечкою
Пальцами вскользь по стеклу
Нарисовать с человечками
Лодку, звезду и стрелу.
В Московском Доме Книги на Новом Арбате (крупнейшем книжном магазине СССР, открытом в 1967 году) прошло первое заседание Клуба мастеров современной прозы «Литера К».
Мероприятие состоялось 2 ноября 2016г.. Оно было организовано издательством «НИАЛАНДО». На заседание Клуба были приглашены все авторы (писатели, публицисты, литераторы, драматурги, поэты), чьи материалы в разные годы публиковались на страницах литературно-публицистических журналов «Клаузура» и «Литера К».
Я как автор материала «Повод для дискуссии. Статья «Искусство лечебной живописи», опубликованного в осеннем номере журнала «Клаузура» №7/16, также получила приглашение на мероприятие. Скажу честно, в Московском Доме Книги я не была давно. Времена сейчас такие, что любую книгу можно заказать и купить через интернет. Каково же было моё удивление, когда я увидела в Доме Книги большое количество людей. Людей было одинаково много во всех отделах и на 1-м, и на 2-м этажах здания. Вот уж точно: «мы – самая читающая страна в мире». Заседание Клуба проходило на АРТ-площадке 1-го этажа. Небольшая сцена, стулья – всё скромно, но уютно.
Кто я такая, чтобы дерзать написать о пастырях Церкви? Но так хочется поделиться с другими радостью о Милости Божией, которую я получала по молитвам священников, ибо на своем личном опыте осознала я истинность утверждения: «Христос посреди нас!» — посреди тех, кто приходит к Нему за спасением…
Как мудрый Учитель, прикреплял Господь ко мне, «двоечнице», своих лучших, ревностных учеников, и каждый из них помогал мне усвоить необходимый урок.
Модное слово «Постмодерн» — страшное и глумливое, обещающее то ли свободу, то ли закабаление свободой. Необузданная свобода пугает. Да что греха таить, свобода вообще отпугивает любого добропорядочного гражданина, а свобода от всего тем паче. Нельзя быть свободным от всего — это немыслимо. Бред сумасшедшего, уравненный с речью профессора — это ли свобода? Но, с другой стороны, почему бы не проверить насколько человечен профессор, вдруг человек в нём совершенно выветрился? И что если далеко не каждый человек сумел пройти искушение профессионализмом и остаться человеком? Хороший человек — не профессия, да, но и хороший профессионал не обязательно достойный человек, ибо человек — не функция, а бытие. Уборщица баба Дуся, возможно, окажется человеком в большей степени, чем какой-нибудь дока Сан Саныч. Или, вернее, вообще никаких степеней в этом смысле не существует и думать иначе не только неэтично, но и в корне неверно.
Постмодерн отстаивает право каждого выбирать себя, даже того, кто этого делать не хочет или не умеет, или не собирается уметь, или не может. Он стремится освободить человека от всего внешнего, от всех подпорок, и освободит, если только не встретит на своём пути того, кто «сидит» внутри. Кто есть, а не кажется, кто реален, кто по-настоящему жив, а значит по-настоящему свободен. Свободному свобода нестрашна, как не боится ветра каменный дом — в отличие от соломенного, бумажного или даже картонного.
Мой сосед по парте Мишка
Жить нормально не даёт:
То в портфель засунет мышку,
То в тетрадку клей нальёт.
Любит дёргать за косички,
Обзываться и толкать.
Что за глупые привычки?
Я могу и сдачи дать!
Путешествие по югу Франции, от Парижа до Монако и Марселя, из которого я вернулся в конце сентября, стало незабываемым подарком на всю жизнь. Банально, но это действительно так. Мне было 22 года. Я – студент отделения журналистики филологического факультета Ростовского-на-Дону государственного университета. Слушая лекции ростовских преподавателей, унаследовавших традиции старых варшавских профессоров, я только начинал познавать большой мир мировой литературы и мировой журналистики.
Отправляясь за рубеж знакомиться с достижениями в области архитектуры, литературы и искусства народа Франции, как было записано в цели поездки, я не предполагал, что путешествие обернётся для меня тем, что оно так и не закончится. Оно продолжается по сей день, а меня одолевает ностальгия по тому сентябрю. Я всё чаще и чаще вспоминаю Ивана Алексеевича Бунина, ведь это он изменил мою жизнь. Это случилось именно тогда, когда я впервые побывал в Грассе.
Через два года после поездки в Грасс в небольшом рассказе, написанном Иваном Алексеевичем в 1901 году, я прочёл: «Уехала девушка, которую я любил, которой я ничего не сказал о своей любви, и так как мне шёл тогда двадцать второй год, то казалось, что я остался один на всём свете. Был конец августа…»
Эпиграф:
— Каким литературным направлениям вы сочувствуете или принадлежите?
— Никаким, имею свое.
А. Платонов. Из анкеты
Андрей Платонов сегодня не просто в чести. Он сегодня, как модно говорить, в тренде. О нём говорят, о нём спорят, но споры эти в любом случае носят характер и торжества, и восхищения, и преклонения («и жизнь, и слёзы, и любовь…»). То же самое совсем недавно было с Булгаковым и Ахматовой. Впереди новые неожиданные «старые-новые» герои (лично я вполне допускаю, что таковыми станут и откровенно прохиндеистые братья Покрасс, и успешно забытый нынче товарищ Бабаевский со своим «великим» романом «Кавалер Золотой Звезды»), но пока поговорим о тех, которые «на слуху» именно сегодня. Итак, о Платонове. Мой собеседник – культуролог Сергей Коновалов.
— Сергей Владимирович, а действительно: откуда сегодня такой интерес именно к Платонову? Времена моды на писателей, «обиженных» Советской властью (а Платонова смело можно отнести именно к таковым) вроде бы уже прошли… Или в этом интересе уже что-то другое?
Быть радой каждому, не только важному,
быть щедрой искренне, себя даря,
и заслонять других от зла сермяжного,
за всё Всевышнего благодаря.
Насытив жаждою судьбу, однажды я
взлечу как облачко в родную высь,
и встретив каждого, родного дважды мне,
скажу: мгновение, остановись!
