Вы здесь

«Аз есмь дверь…» (Ин. 10: 9)

Первый раз в жизни я услышала молитву, когда мне едва исполнилось 18 лет и я была еще не крещена, не думала переступать порог церкви и периодически пыталась спорить с набожной бабушкой о существовании Бога…

 Умер мой любимый дедушка Мирон Андреевич. Он долго и тяжело болел, и поэтому даже любящие дети — мой папа и дядя с тетей — тихо говорили: «Отмучился…» Наверное, так оно и было, но от этих слов мне не становилось легче, и я безостановочно плакала, пронзенная мыслью о том, что дедушка ушел от нас навсегда. Так, в слезах и в самом сумрачном состоянии души, я доехала до кладбища.

Погода была пасмурная, шел дождик… Мы все стояли вокруг гроба, людей было множество. Уже сказали прощальные слова от сотрудников (дед много лет был директором завода), от соседей, искренне любивших Мирона Андреевича, от родственников… Все молча смотрели на усопшего, и тут решительно вышел Цукерман, давний друг моего деда. Старый балагур и сквернослов, худенький, резкий в движениях и очень подвижный, он был непривычно серьезен и собран в этот момент.

— Эх, Мирон Андреевич, дорогой мой друг! — пронзительно воскликнул он. — Много о тебе сказали хороших слов добрые люди, и все это — правда!

— А я, — и он возвысил свой голос почти до крика, — провожу тебя в последний путь молитвой нашего народа! Здесь, на кладбище, уже можно быть евреем…

И он начал молиться.

Мне не было понятно ни единого слова, но поникшая душа вдруг воспрянула и распрямилась, и какое-то ликующее чувство радости заполнило меня! И все время, пока шла эта горячая молитва, я не чувствовала былой горечи — она вдруг вся растворилась в неожиданном покое, вытеснив безысходное отчаяние.

Этот первый, личный опыт воздействия молитвы на душу сразу вспомнился мне, когда моя сотрудница поделилась своим удивлением, тоже пережив подобное. Галина Павловна — очень порядочная и высоконравственная женщина, но совсем не воцерковленная. Недавно ей пришлось побывать на кладбище — ее подруга хоронила свою маму, и Галину Павловну переполняли обычные в такой ситуации чувства: жалость к оставленной дочери, горечь от расставания с усопшей… Но когда приглашенный священник начал читать заупокойные молитвы, женщину поразило, как вдруг — неожиданно — ушла горечь, возрадовалась душа ее, и в ней настал мир.

А молитва на церковнославянском вряд ли была намного понятнее моей коллеге, чем мне, в молодости — на древнееврейском…

Я рассказала Галине Павловне о своем опыте отклика души на молитву, и она спросила меня еще и о том, как объяснить те слова, которые батюшка Иоанн (Крестьянкин) говорил о невыносимой для многих скорби — о тюремном заключении. «Почему-то не помню ничего плохого, — говорил он о лагере. — Только помню: небо отверсто, и ангелы поют в небесах!»

И я ответила, что поняла, хоть и немного, эти слова батюшки, только проведя девять месяцев в больнице, лечась от онкологии. Среди страдающих и умирающих, сама страдающая и телом, и душою от реального ощущения смерти, вставшей вдруг максимально близко ко мне… При этом очень часто я чувствовала и необъяснимую радость, в душе моей воцарялся покой, страх исчезал. Дни мои были наполнены смыслом и ощущением действенной жизни, хотя я ничего и не делала, только могла общаться с такими же страдальцами, как я, и врачами! Что же давало такую силу мне, особе, в обыденной жизни известной своей тревожностью и способностью паниковать по малейшим поводам?! Я думаю, только горячая молитва, подкрепляемая молитвами обо мне добрых людей и Церкви.

 И пришла мне мысль, что не потому ли душу вдруг наполняет это чувство радости, нежданной среди тяжких переживаний, что и в случае молитвенного отпевания, возносимого Богу из доверяющего Ему сердца, и в случае близкой смерти, заставляющей ревностно искать Божией Помощи с молитвенным воплем души — просто приоткрывается «окно», становится видимой, ощущаемой та самая настоящая, вечная жизнь?!

И хотя мы с Галиной Павловной этого не могли понять своим человеческим разумением, но души наши, созданные бессмертными, возликовали от того, что узрели мир, откуда пришли на землю и куда уйдут навечно, Мир, где ждет их Создатель.

Ведь так же ликует душа от посещения святых мест, от встреч и общения с людьми, любящими и знающими Бога, — потому что «приоткрывается окно» в эту область чистой, детской радости и верной, истинной любви.

Вскоре после смерти дедушки я крестилась в Православной Церкви — неожиданно для себя самой, ощутив непреодолимое желание принять Крещение и в совершеннейшей тайне от любящей меня набожной бабушки Зинаиды Моисеевны.

Много лет прошло с той поры. Я искала, сомневалась: а не предаю ли я «веру отцов»? Была в Иерусалиме, в Вифлееме… Но меня всегда влекло только в православный храм, и только там я находила отраду духу моему, и только на учение Церкви с готовностью отзывалась моя душа…

И вот уже 16 лет я сознательно стараюсь воцерковляться и не ищу иных учений.

И теперь я уже знаю, что дверь, чтобы войти в эту область истинной радости и правды, «в окно» которой я заглянула еще в 18 лет, — это только Христос! Как Он и сказал Сам о Себе: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет и выйдет, и пажить найдет» (Ин. 10: 9).

Я часто читала эти слова, но только недавно поняла их. Поздно? Все же лучше, чем никогда…