Омилия

Тленное платит тленным,
Низкое платит низким,
Скверное платит скверным –
Счастье не будет близким.

Мелкое платит мелким
В сером пути беспечном.
Плата созвучна меркам:
Вечное платит Вечным.

11.05.2010 г.
 

Что будет мне за то, что я живу?
Как время незатейливо уходит.
И тень его, упавшая в траву,
ложится в снег, забыв о старом годе.

Что в празднике веселого, когда
стремительная память ускользает,
не запечатлеваются года
и прежние желанья угасают?

Где дети под Рождественской звездой?
Рассыпалась фольга, затерлись блестки,
дары волхвов, ларец их золотой,
ребенок открывает, а не взрослый.

И вдалеке бренчанье бубенца
пастушьего, и скорый шаг неровный,
и плачущий младенец - новый Царь,
и мир над Ним - зияющий, огромный,
где смерть, и страх, и горе без конца.

И где росток надежды затаенной
идет среди туманов и зерцал, -
звезда - благоволение Отца.
 

Друзья, начинаю новую сказочную повесть для детей и взрослых.
Первые главы на ваш суд.

1

Каждый вечер, ровно в двенадцать часов, когда в небольшом кошачьем городке Котофейск начиналась очередная рабочая ночь, на городскую башню с часами, с трудом поднималась старая рыжая фея КотоФея. Она выглядела такой большой и грузной, что казалось, будто её коротенькие лапки никогда не смогут преодолеть высокую крутую лестницу, с висящими по углам любопытными пауками.
Фея распахивала небольшую дверцу над циферблатом, высовывалась из окна и, задрав хвост трубой, истошно выкрикивала «Ку-ку».
Когда-то давным-давно, когда КотоФея была совсем молодой неопытной феей, в башне жила кукушка. Каждый час она исправно оповещала о времени всех достопочтенных котов и кошек города.

Но однажды КотоФея имела неосторожность выдрать у кукушки перо из хвоста. Хотя пёрышко было серое, и совсем некрасивое, птица обиделась, клюнула КотоФею в нос и улетела в дальний лес.

Мій янголик зимовий
ніколи не бачив моря:
все сніги і крижини,
морозні малюнки на склі…

Я прошу тебе, Господи,
ніби стежину виборюю:
не для себе – для нього,
янголика – хвилю, піски…

Я пишу Тобі, білим по білому,
з білого світу –
ті листи – ніби вимостки,
вгору, з легенів – на злет:

я співати б могла (так невміло
і несамовито!),
але спів його – паростком
вирвався з білих тенет…

Мій зимовий янголику,
пісня твоя – ніби злива,
для найтоншого слуху –
твоя надчутлива сльоза:

проступає із мороку
вічно розквітла слива,
сивий профіль гори
і зеленого моря базальт… 

В жизни не бывает ничего случайного. Все происходящее в ней имеет причины и следствия. Если во время семейной ссоры жена, желая доказать свою правоту мужу, хватает стоящую на столе хрустальную вазу, подаренную родителями, и бросает с балкона, то ваза разбивается на такое количество осколков, что собрать их потом в одно целое уже невозможно. Такой поступок может существенно повлиять на отношения между самими супругами и их родителями.

Первая семейная пара, Адам и Ева, когда-то оскорбили Небесного Отца тем, что вкусили плод с запрещенного Богом древа. Но последствия этого поступка оказались гораздо трагичнее, чем в описанном нами эпизоде. Адам и Ева разбили на бесконечное множество осколков не хрустальную вазу, а свою собственную целостность, а значит, и целостность всех будущих людей.

Вся ветхозаветная история человечества наполнена страданиями.

"10 марта (1907 года) умер Константин Петрович Победоносцев.
Это был последний могикан старых государственных воззрений,
разбитых 17 октября 1905 года. Но, тем не менее, как я уже
имел случай говорить, это был действительно очень крупный
могикан… редкий государственный человек по своему
уму, по своей культуре и по своей личной незаинтересованности".
Граф Витте.

Прежде чем непосредственно перейти к рассмотрению многогранной и удивительной натуры Победоносцева во всяческих ее проявлениях, хотелось бы прежде вспомнить те исторические события, обстоятельства которые сопутствовали жизни и деятельности, наверное, самого известного в истории Русской Православной Церкви обер-прокурора Священного Синода.

Волна, она приближается. Она все время рядом. Многие дни она омывает мои берега, как бы заигрывает со мной. Она манит меня, приглашает в путь. Скоро....

Я слышу ее шум, ощущаю ее прикосновения и дыхание. Еще совсем немного, и я оседлаю её. Да, непременно оседлаю, только чуть позже. Рано ещё... Ведь оседлав её, я должна буду удержаться на ней!..

Как рассказать тебе, мой милый,
про нашу облачную даль,
про звезд пленительную силу
и сердца тайную печаль.

Как рассказать, что не сказала,
как промолчать о том, что жду
уже прошедшего начала,
еще грядущую судьбу.

Припоминается мне с грустью
вся мимолетность наших встреч,
и никуда теперь не пустит
ее прямой и острый меч.

Как повезло нам жить с тобою
единой мыслью и тоской,
одной любовью не простою
тревожить будничный покой.

Мечтать о главном с новой силой,
как буд-то нам с тобой давно,
еще до встречи нашей, милый,
любить друг друга суждено.

* * *

Я не чекаю див від новоріччя,
Чатую інших свят календаря.
Коли заллється ясним світлом січень,
І Віфлеємська явиться зоря.

Зима на ніч приборкає стихію,
Світліше сніг засяє у стократ,
І Всесвіт знов відкриється надії,
Осяяний зорею дивних свят.
 

это все окажется ненужным –
вещи документы города…
мысли что копились так натужно…
память мелочей… обид слюда…

это все останется отброшено
вместе с болью скорбью и тоской…
только вера – зернышко горошина –
воздух твой и пища и покой!

О, интернет, лукавый плут!
Нет там нас, где давно не ждут...
Тот, кто искал общенья с миром,
Теперь своим пленен кумиром.
Нам бы в себя вернуться снова.
В начале, вспомним, было Слово!

Улетела голубка.
И в прыжке не поймал.
Вот сижу одиноко.
Да гляжу на причал.

На безбрежное море.
Где она? Далеко?
Улетела голубка.
Пережить нелегко.

Ты "не плакай, голубка"!
Нет, не хищник, поверь.
Элегантная шубка.
Я - воспитанный зверь.

Так сижу вот часами
Здесь в кошачьей тоске.
Твой портрет коготками
Напишу на песке.

А была ли голубка?
Может, просто мираж?
Отвернулся, простите!
Ведь не порчу пейзаж.

Пусть под вечер, под вечер,
Как волна, уж молва.
Что Ромяо те речи!
Есть своя голова.

Говорят "доброхоты":
Улетела - забудь!
Иль нашёл ты в ней что-то?
У тебя ведь - свой путь...

Жизнь - то гонка, то тряска.
Всяк живёт на свой лад.
НовоКотняя сказка...
Да, герой - не "формат".

Мир любви безупречен.
Хотя и сплетни - Монблан.
По-шекспировски вечен
Этот котов роман.
 

2010-2011

Войну увидела я в детском сне,
В меня прицелились из автомата.
Спиной стояла к розовой сосне,
В руке сжимая ржавую гранату.

И солнце освещало косогор
Рассвет дымился над моей тревогой.
В меня стреляли намертво, в упор,
И я впервые обратилась к Богу.

И птицы пели, радостно звеня,
А пули возвращались рикошетом.
И не было не смерти, ни огня
И жизнь была наполнена сонетом.

Вот так давно и повелось с тех пор
В меня стреляют долго и в упор.
А я в ответ лишь Господом дышу
И доверяю жизнь карандашу.

декабрь 2010 года

Семьдесят лет вы клеймили прошлое,
                  Выучив верных чад
Видеть ошибки, пустое, пошлое…
                  Словно былое – смрад.

Вы отдавали, как сор, карателям
                  Лики святых побед.
Чистых, великих имён – старательно –
                  В книгах стирали след.

Ныне чужой ли вине представите
                 Родины скорбь своей:
Нет уважения, чести, памяти…
                 В нищих сердцах детей.

6.05.2010 г.
 

Всё утонуло в молоке тумана,
В нём потерялся розовый рассвет.
И как в немом кино, в глуби экрана -
Безмолвие... и звуков больше нет.

Есть только тихое унылое теченье
Густой тяжёлой мутной пелены.
И наполняясь чувством всепрощенья,
В Железной Балке растворились сны.

И с высоты холма казался странным
Мой тонкий мир, предчувствием обвит…
Но светлый купол церкви средь тумана,
Плыл, как корабль надежды и любви.

Мне стать бы птицей белокрылой,
Вплетая бисер высоты
В покров сует, такой унылый,
Такой далекий от мечты.

Мне стать бы трепетом и ветром,
Огонь небес неся с собой,
И пролетая метр за метром,
Шептать страдающим покой.

Мне стать бы полем и луною,
Дорогой в солнечную даль,
Где оживает, как весною,
Душа земли, забыв печаль…

И между морем и надеждой,
Что спит в глубинах голубых,
Мне стать бы милой вам, как прежде,
забыв печаль времен земных…