Безответственные,
потому что ответные
слова
приходят, как дождь
на поля.
Подчиняются силе зова
званые — отозвавшиеся —
избранные.
Счастье —
на всё проливаться
словами зова:
отзываться и звать.
Безответственные,
потому что ответные
слова
приходят, как дождь
на поля.
Подчиняются силе зова
званые — отозвавшиеся —
избранные.
Счастье —
на всё проливаться
словами зова:
отзываться и звать.
Читаю знаки — весточки свободы
в любви Твоей, Господь. Фрагменты
ликов, что хранят сердца простые
и лица. В них судьба взрастает
и расцветает ликами — цветами
родного дальнего.
Туманом даль одета,
и письмена Твои как млечный почерк
сокрыты — не согреты.
Кто согреет?
имена — горы
имена — лужи
имена в сердце
имена снаружи
имена добрые
имена важные
имена глупые
имена страшные
пустотой звенят
полнотой манят
то ли ввысь зовут
то ли боль сулят
Необходим поток. Он льётся сверху, словно кто-то выливает на голову вёдра воды — одно за другим, снова и снова. Это река, льющаяся прямо с неба. Это поток света, озаряющий, пронизывающий всё, с чем соприкасается. Наверное так чувствуют себя провода, по которым бежит ток — под напряжением.
Поток приносит лепестки. Много лепестков, которые заряжены тяготением друг к другу и потому складываются в розу. Сами! Каждый лепесток знает надлежащее ему место и занимает его неспешно, тихим, плавным, уверенным движением. Он занимает его не из нужды — из радости, потому что ему хорошо быть в общем хороводе-круговороте. Кажется, само бытие слоями-лепестками сворачивается и укладывается в розовый бутон. Формируется роза.
Каждый из нас призван в мир, чтобы сказать своё слово: большое, целое — равное жизни. Такое слово суть поэзия.
Человек призывается жизнью в поэты, как войной призывается в армию — на защиту родины. Жизнь и есть война за подлинные имена и смыслы, за подлинные слова, за реальность бытия. Война против мнимостей, против лжи небытия, против неверных слов.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.(А. Ахматова)
Жизнь стихами прорастает из сора неверных, случайных слов, цитат, повторений, из сора мнимых чувств, подражаний, имитирующих, симулирующих жизнь. Надо отказаться от сора, надо выполоть сорняки, чтобы возрастала реальность. Пустые слова — мёртвые слова. Для жизни человеку необходимы слова живые, которыми дышит дух. «Слова поэта суть уже дела его» (К. Батюшков). Живые, настоящие слова — творцы жизни: своим бытием они производят бытие.
Мы поднимаемся над обыденностью, пользуясь чужими словами, как лестницей. Цель пути — поиск, обретение своего слова и голоса. Ахматовское «я — голос ваш» объясняет функциональное значение больших слов, сказанных другими. Поэты дарят миру большие слова. Они суть и обещание, и присутствие, и действие.
Р.М.Р.
Слова, которые оглушают,
что за слова? Что за люди,
которые их не слышат?
Прибита словами, как будто гвоздями.
Не больно. И больно...
Слова твои сражаются, как солдаты:
дерутся с вечным врагом —
пустотой на месте святыни.
Слова — защитники.
Они наполнены радостью
жизни и правды,
они сочатся светом,
как спелые фрукты соком.
Слова-кормильцы, слова-няньки,
питающие и воспитывающие богов.
Нет ушей, достойных вас услышать,
нет слышащих высоту неба словесную.
Ушные перепонки скорее готовы лопнуть,
чем услышать Слово,
породившее эти слова.
Твои слова. Я плачу
не от боли —
от слышания того, чего не слышу.
Я словам доверяю больше, чем людям —
слова не подводят.
Слова — верны себе, мне,
истине...
Слова — бескорыстны,
правдивы,
а люди — лживы.
Люди ищут способы обмануть слова
и людей.
И находят. Но при этом теряют
истину,
себя,
и меня.
Великий, вместивший в себя многое и многих, вместивший высокое и великое. Великий, потому что тебя хочется величать в знак благодарности за то великое, что я беру у тебя. Великий, потому что причащаешь великому, научаешь величию. Великий — потому что величаешь и приумножаешь всё вокруг.
Великий тем великим, что растёт в тебе, цветёт в тебе и приносит плоды; тем, что несешь в себе, хранишь в себе, взращиваешь и передаешь дальше — через себя. Великий не потому, что величаешься, а потому что интересуешься великим, любишь великое и служишь великому, особенно великому в малом (его нужда велика). Великий, потому что несравнимый и несравненный, потому что не вровень с большинством, потому что на высоте всегда — даже в падении (особенно в падении других). Великодушный — потому что душа заполнена и переполнена настолько, что низкому и мелкому не осталось места.
Человек по природе — вопрошающий. Он — пустой сосуд, наполняющийся тем или иным содержанием, в зависимости от своего вопрошания.
Говорят, для появления великих поэтов и писателей необходим великий читатель*. И, наверное, дело не в том, читают этого автора или он пишет пока в стол, важно наличие такого читателя в принципе. Всё человечество выступает в роли читателя, и, если есть хоть один великий читатель среди массы бездарных и равнодушных потребителей, небеса подарят человечеству великого автора.
Человечество — вопрошающий. О чем оно вопрошает ныне? О смысле? О счастье? Пытается ли оно понять свою суть, чтобы следовать ей, или оно довольствуется «свиными рожками» низменных инстинктов?
Образ Божий в человеке — вопрошающий небеса о подобии.
Рождалось слово,
слово было болью.
Вся жизнь болела —
жизнь была гангреной.
Я умирала вновь,
давилась солью,
и возрождалась
через боль из тлена.
Отбросив жизнь,
спилив её, как ветку,
я умолкала,
но росла, как прежде,
и прорастала
листьями надежды,
цветами жажды —
снова в жизни клетку...
Смысл, как кролик
между букв и слогов
прошмыгнул
в открытое окно
слóва.
И опять,
и снова...
Блеск в глаза,
и пелена упала:
я всегда,
всегда
про это знала.
Облаком
распушена печаль:
ничего не жаль.
Песней или птицей
вознесусь...
Господи,
я слишком многим снюсь!
Я, наверное,
когда-нибудь вернусь
громом...
То, что мы видим, зависит от того, как мы смотрим.
Чей-то взгляд ограничен дверцей его холодильника или, в крайнем случае, входной дверью в его дом.
Другой видит город, в котором живёт, и людей, которые рядом живут и работают.
Третий, глядя в окно, видит страну с её проблемами и народ этой страны.
Четвёртый способен видеть мир и происходящие в мире процессы...
Бедный, бедный человек. Как легко его запутать! Еще совсем недавно мир радовался демократическим завоеваниям и свободе слова. Не будем говорить о том, как всё было на деле — всяко бывало, но важен принцип, понимание того, что свобода слова — это величайшая ценность. «Свободное выражение мыслей и мнений есть одно из драгоценнейших прав человека; каждый гражданин поэтому может свободно высказываться, писать, печатать, отвечая лишь за злоупотребление этой свободой в случаях, предусмотренных законом» («Декларация прав человека и гражданина», ст. 11).
Но времена меняются, законом можно узаконить и беззаконие. В наше оруэлловское время подмен слово стало товаром, и, кажется, никто не заметил, что свобода слова при этом исчезла, превратившись исключительно в торговлю словом.
Никак меня не отпустит мировая скорбь, ухватила за глотку и держит. И что ей надо от меня? Сердце вот-вот разорвётся на множество мелких кусочков. Ох уж это сердце! До всего ему дело...
Ну, живи ты себе как люди живут: радуйся, путешествуй, кушай удовольствия всех мастей, резвись! А оно, глупое, плачет. Глупое, глупое сердце...
Оно слышит рёв и ярость надвигающейся на мир волны, оно слышит подлость мира — в себе, и плачет. Его песня — плач.
О сердце, в тебе столько радости сокрыто, и вся она — прогоркла: к ней примешалась горечь слёз и преступлений.
Сердце плачет, ибо скоро и слёзы высохнут от страданий, для них не хватит жизни. Плачь, плачь душа, пока можно утешайся хотя бы слезами. Я не буду тебя корить за слёзы...
Кладу на стол ручку, а вместе с ней и тень её кладу. Тень в нашем мире всегда преследует предметы.
Но далеко не всегда тень легко обнаружить. Надо хорошо высветить предмет, чтобы заметить и его тень. Тени прячутся, они не любят выставлять свою теневую суть напоказ. Теням хочется казаться предметами. Хочется быть больше и значительнее предметов. И, при случае, они непременно попытаются обмануть наблюдателя. На то они и тени, чтобы быть понарошку.
И нельзя ничего создать, чтобы не появилась следом за созданным и его тень. Таковы правила игры. Главное — не перепутать тени и вещи.
— Ты кто?
— Поэт...
— А-а-а, это такой большой?
— Нет, наоборот, маленький...
— А правда, поэты живут на небе?
— Не знаю, я живу в траве.
— И что ты делаешь?
— Слушаю...
— Кого?
— Как трава слушает небо.
— И всё?
— Разве этого мало?
— И что ты слышишь?
— Небо в траве.
— Ты про них пишешь?
— Нет, просто записываю их голоса.
— А-а-а, потому ты и маленький?
— Тссссссс! Слышишь?
— Нет.
— Тссссс...
— ...
Я не бегаю за словом,
и оно за мной не кружит.
Просто слово с сердцем дружит:
друг за другом они тужат.
Слово за слово цепляя,
ткань словесную слагаю —
песню сердцу, слову дом,
и живу с ним в доме том.
Если ночью мне не спится,
значит слово в дом стучится:
бесприютное, чужое
и, как все слова, родное.
Приютить его — несложно:
был бы дом. Сдружиться можно
с каждым словом, что родится.
Текст летит, как в небо птица.
Я — за текстом, текст — за мной:
развлекаемся игрой.
Слова-заплаты
на прорывы жизни
накладывают —
пластырь на глаза.
Болит? Заклеим!
Слой за слоем
слова укладывают,
как асфальт.
Слова — для сна,
от зрячести —
слова.
А мне нужны слова —
для жизни.
Мне нужно Слово:
рву заплаты...
Болит? Отклеим!
Пусть живёт душа.
Целясь в цель,
обретаю слог,
голос-логос.
Как будто Бог
слово дарит
и цельность вмиг.
Ветхий днями
меня настиг.
Целое,
белое —
пелена.
Проступает
пути
вина.
Логос — суть,
голос — путь:
не
свернуть.
1.
Того, кто стоять не может, — жаль,
но противен тот, кто стоять не хочет.
Кто не хочет, тот и не может.
Потому что не хочет. Но ведь не может.
Если бы он захотел...
Но ведь не хочет...
Жаль его? Да!
Но противно.
2.
У кого есть рот — говорит,
у кого есть глаза — смотрит,
у кого есть уши — слушает.
Жаль, что больше всех говорит тот,
кто не смотрит и не слушает.