Высекательница Искр

Мы «вплетены» или «вращены» в мировой процесс, каждый из нас по-особому, по-иному, но все-таки — все, без исключения. Мы сплетены в великое всемирное единство: оно обстоит ныне в настоящем, уходит корнями в забытое прошлое и ведет в неизвестное, рождающееся и еще не рожденное будущее. Мы держимся друг за друга, мы держим друг друга — и валимся друг на друга, как в детской валятся уставленные в ряд «кирпичики». Нет оторванных или изолированных людей, несмотря на все наше душевно-духовное одиночество. От черствости одного черствеет весь мир; развратный человек развращает собой всех; всякое преступление взывает на всю вселенную и передается во все концы; лентяй есть мертвая ячейка истории; от пошлого человека тускнеет Божий свет в мировом эфире; всякий духовный предатель предает сразу Бога и все человечество; всякая личная фальшь и злоба лжет на весь мир и гасит любовь во всей вселенной.

Настоящая религиозность есть целостная религиозность. Она предполагает в человеке свободно выношенный целостный акт и творчески одухотворенную целокупность жизненного опыта. Полувера не есть вера: она или разложится в сущее неверие, или же сумеет утвердиться в цельности. И точно так же религиозность, объемлющая только известные области личной жизни и предоставляющая целым слоям жизненного опыта коснеть в бездуховности и безбожии, не заслуживает своего имени: она должна — или угаснуть, или возрасти и стать цельной.

При этом в конкретной жизни надо представлять дело не так, что сначала должен сложиться целостный религиозный акт, а потом уже он «проработает», одухотворяя, весь объем жизненного опыта; а так, что посильное одухотворение должно начаться нецельным актом, который будет углубляться, очищаться и восходить к цельности в самом процессе жизненно содержательного катарсиса.

С первого мгновенья нашего существования и до последнего вздоха, отлетающего от нас, вся наша жизнь — один нескончаемый вопрос. Мы вопрошаем, взывая, умоляя, рыдая, наблюдая, сравнивая, в стихах и песне, в любви и ненависти, стучась в дверь и глядя на часы, просыпаясь и засыпая. Спрашиваем в минуты сомнений, молитвы и веры. И наш последний вздох, по сути, — наш последний вопрос к природе и Богу.

Так что искусство жить есть в то же время и искусство задать вопрос. И если бы знали мы, как правильно его задать, многое в нашей жизни происходило бы по-другому... Так что учите, люди, своих детей умению правильно ставить вопросы!..

Вопрос — это нечто куда более глубокое и значимое, чем просто «вопросительный знак» — это зачастую поверхностное, безразличное краснобайство: справляются о нашем здоровье, времяпровождении, вкусах, мнениях без всякого интереса к тому; и как смешны бывают простецы, пытающиеся давать на всё это пространные ответы... Ведь в вопросительном тоне не всегда содержится вопрос. Существуют на свете такие скромники, которые выражают свое мнение исключительно в вопросительной тональности: «не правда ли?..» Но есть и деспотические натуры, в вопросах которых чувствуется жесткий подтекст, априори подготавливающий уступку с другой стороны. Есть риторические вопросы, в которых ответ подразумевается сам собой; есть и наводящие вопросы, в которых ответ как бы подыскивается... Всё это — голые «вопросительные знаки», за которыми не чувствуется глубокого, священного естества истинного вопроса.

Искренность есть мужество; и человек становится мужественным. Искренность есть вернопреданность, и человек становится верным поборником Божьего дела. Искренность есть прозрачность горящей души; и человек становится огненным и прозрачным. А это значит, что он счастливо разрешил задачу отрешенности и преуспел в искусстве одиночества…

Пока человек живет на земле, он остается одиноким; и ему не предоставлена свобода вырваться из этого одиночества или устранить его совсем. Основной способ бытия, присущий человеку, остается вечно тем же и не меняется на протяжении тысячелетий; и если бы он по существу своему изменился, то человек перестал бы быть собою, а стал бы каким-то «сверх-человеком» или «не-до-человеком», о котором мы ныне не имеем ни малейшего представления.

Каждый из нас есть единичная, замкнутая в себе душа, скрытая за единичным и единственным в своем роде индивидуальным телом, с которым она таинственным образом связана, которое ее обслуживает и выражает ее состояния. Именно этот способ бытия обеспечивает каждому из нас все бремя и все благодатные преимущества одинокой жизни.