Нездешняя — а ты ко мне привык,
как привыкают к воздуху и чуду.
Таким путём идут в ушко верблюды
пустыни, к водопою напрямик.
Нездешней проще — грязь к стопам не липнет,
и камни-пули пролетают мимо,
хоть боль в душе порой невыносима:
живу не миром, не стереотипно.
Наш водопой ношу с собой — в кувшине
с тех самых пор, как напоила Бога,
сошедшего ходить земли дорогами.
Он, вечный, жаждет и доныне...
21 апреля 2018
Приходи ко мне на солнце
солнечным лучом:
мы с тобою много смыслов
вместе напечём.
Золотое волоконце
в скатерть превратим
и на Божие суконце
мир свой разместим.
И меня зови на солнце,
чтоб к плечу плечом
мы струились сквозь оконца
золотым ручьём.
Угощенье золотое —
радость на двоих:
мы поделимся мечтою
нитей световых.
Пределы в запределье держат путь,
и, видимо, дойдут когда-нибудь:
мы в запределье встретимся однажды,
хоть на пределе побывал не каждый.
Предел пределов — родина и дом,
как вспомню — ощущаю в горле ком.
Нить Ариадны — в горле Слова песнь:
слова к словам — прядётся миру весть.
Собираю себя в пучок,
чтобы луч световой,
словно нитку в иголку
продеть и смотреть,
смотреть, смотреть...
Видит только свет,
вне луча видения нет.
Свет - это скорость мысли
и плотность жизни.
Шью себя новой нитью,
ночь летит неясытью:
в утро ложусь тканью
нового мироздания.
Не ждите внешнего, а тките полотно
грядущего, вчерашнего, нездешнего,
и я пряду его давно — оно одно
на всех покрытие воздушное, безгрешное.
Дороги пыльные, но руки ткут и ткут:
покровом покрываются дорожные,
и полотно к себе унылые влекут,
забытые, чужие, осторожные.
Штопаю, штопаю
иголочкой душу.
Слушай, ребёночек,
душу слушай!
Ниточку в иголочку
вденет небо.
Слушай свою душу,
где стежок не был.
Штопай её ниткой небесной
штопай;
латку на латку накладывай,
чтобы
небом засветилась душа,
как солнцем,
чтобы она стала
в небо оконцем.
Слушай, ребёночек, кротко
слушай —
станешь когда-нибудь
Богу послушен.
Господи Иисусе Христе,
Сыне Божий,
помоги ребёночку
стать пригожим.
Когда сквозь щёлочку
в мой дом струится день,
я по верёвочке
иду в густую тень,
я по тропиночке
иду в прохладный лес —
ищу дюймовочку,
в которой Бог воскрес.
Гостинцы сладкие
несу жильцам глуши.
Они, несмелые,
сидят всегда в тиши.
Они забавные —
дюймовочки родня.
Они, глазастые,
всё знают про меня.
ПОЛОТНО
Вся соткана из жизни нитей:
я — полотно, влекомое другими
себе на плечи.
Рвут меня и режут,
кроят надежды
паруса
и парашюты.
Я — плед домашний,
свитер на любимом...
Я — полотно,
сплетённое из зовов,
людских стремлений,
жажд,
любовей:
ткань, что подарена
невесте к свадьбе
на платье.
Вся соткана из жизни нитей:
я — полотно, влекомое другими
себе на плечи.
Рвут меня и режут,
кроят надежды
паруса
и парашюты.
Я — плед домашний,
свитер на любимом...
Я — полотно,
сплетённое из зовов,
людских стремлений,
жажд,
любовей:
ткань, что подарена
невесте к свадьбе
на платье.
Ваша чаша
исполнена ядом —
жаждет часа,
когда буду рядом.
А напрасно,
мы с вами не встретимся:
мы различными ранами
светимся,
мы различными солнцами
греемся,
на различное счастье
надеемся.
Колокольное эхо забудь,
голос тихий пусть в небо летит.
Этой жизни голодная суть
запоздалым дорогам претит.
Не ищи, не ищи светлый луч:
дальний друг не милей палача.
Каждый смертный могуч и живуч,
и безжалостен, как саранча.
Посадив у реки черенок,
ты успеешь о нём позабыть.
Но однажды услышишь, как Бог
просит жажду его утолить.
Жизнь — в присутствии:
Другого и другого.
Жизнь — всегда присутствие
Другого. И другого.
Жизнь — присутствие.
Искренность — благословение и проклятье. Быть иль не быть тебе? Странный вопрос: если можно не быть, то какая же это искренность? Искренность — это неспособность к лукавству, даже когда оно необходимо. Искренность — это открытость.
Но как глуп хозяин дома, держащий свою дверь всегда нараспашку? Глуп, ужасно глуп. Но и свят: свят детскостью, прямодушием — его путь к Господу прям.
Душа без маски — вот что такое искренность.
Люди привычно носят маски — маски приличия, маски ума, маски благородства, маски святости, маски искренности... Носят и маски лукавства, гнева, обиды — есть же люди, притворяющиеся, чтобы их не трогали или ради вразумления ближних? Наверное, есть.
Душа приходит в мир без маски — открытая, распахнутая навстречу. Но, по мере взросления, она начинает рядиться во что принято. Много масок приходится перемерить душе, пока найдет свои, наиболее подходящие.
И снова рвут его платье —
рвут, как прежде,
не ведая, что творят.
Словно смысл их в том,
чтобы целое разрывать на части.
И что потом делать с этим рваньём?
Кому оно нужно?
Никому!
И всё-таки рвут, рвут целое,
словно получают радость от этого.
Кто не умеет сшивать лоскуты
и штопать дыры,
тот рвёт платье на лоскуты,
чтобы потом плакать над ним.
А что ещё остаётся тем,
кто плакать над собой не может?
Стою на краю мира,
гляжу как в воронку время
уносится
прочь.
Течение мира затягивает:
в водовороте времени —
стою,
чтобы жить.
Сжимаясь в сопротивлении,
стою,
чтоб не исчезнуть
в воронке.
Мир утекает во времени
в небытие.
Движенье потоков,
имитируя жизнь,
увлекает глупцов.
Стою —
все потоки проносятся мимо.
Жизнь — движение:
но другое,
в другом направлении.
Лукавое время
надувает щёки,
притворяясь ветром —
моим давним другом.
Мы стоим
на краю мира
и смотрим в воронку.
Люди
с большими головами,
подобные многоэтажным домам,
ходят по миру,
боясь расплескать свои сокровища.
Они задевают макушками облака,
колышут ветви деревьев,
и тащат на себе одеяла и шубы
в зимнюю стужу
и даже летом,
стараясь согреть
свои огромные лбы.
Люди
с большими сердцами,
подобно величественным замкам
добрых правителей,
дают приют
в непогоду
карликам и великанам,
близким и далеким.
Их величие не задевает деревьев,
не колышет трав, не беспокоит небеса.
Их величие неприметно
и уязвимо,
но неодолимо.
* * *
За окном — метель: холода, несмотря на лето.
И душа тоскует — никому не нужна на свете.
В мою дверь постучались.
Я открыла — стоят цветы полевые.
Красота какая! И откуда взялись такие?
* * *
Я пустыней стала,
пересохли от горя реки.
Жажда мучит тело,
успокоюсь скоро навеки.
Ну зачем надо
тебе знать, где миры сходят,
где козлищ стадо
по лугам твой пастух водит?
* * *
— Дай мне горсть хлеба! —
просит гость с золотою главой.
— Хлеб мой стал небом, —
говорю ему я с тоской. —
больше нет ничего, Боже!
— Миллионы вёрст
я прошёл ради горсти неба.
Дай мне горечь слёз
и солёность того хлеба.
* * *
Руки вытянула навстречу,
сочиняю речи.
Златоглавый смеётся —
речь не удаётся.
Есть люди, с которыми хорошо быть вместе высоко в горах и
дышать высокогорным воздухом, глядя вдаль.
Есть люди, с которыми хорошо в полях
работать, собирать урожай, готовясь к зиме.
Есть люди, с которыми хорошо на войне —
они бесстрашны, сильны и надежны.
Есть люди, с которыми хорошо на вечеринке:
они веселы и забавны — с ними легко отдыхать.
Есть люди, рядом с которыми легче страдать —
Они спешат защитить, утешить и поддержать…
Все они хороши на своем месте и в свое время.
Не стоит скорбеть о том, что плох во время войны тот,
с кем хорошо на празднике.
