Слова

Слова — легкие, как облака,
и тяжелые, как горе, —
падают на мои плечи
и укрывают голову,
словно шалью...

Слова притворяются птицами,
чтобы парить в моём небе,
не привлекая внимания
посторонних.

Забыты
слова чужие —
они не жили:
не проговаривались,
не вырывались
как крик,
как стон,
как звон
колоколов
или окон.

Паулю Целану

Когда слова, свои утратив смыслы,
сравняются с землёй, —
словами станем мы.
Иль чернозёмом...
Всё равно — траве,
трава равна сама себе,
и только.
Вонзится боль копьем
в траву и небо,
и в слово, что срослось
с забытым завтра.
Не вспомнить:
не рыдать,
не рыть нам землю,
вонзая пальцы в тело.
Нет, не вспомнить!
Забыто всё,
печаль теряет слёзы.
Утрата эта —
худшее из зол.

«Посмотри! Посмотри на меня!» — кричала  Добродетель одного человека. Но мне хотелось отвернуться или хотя бы зажмуриться.

«Посмотри на меня!» — умоляло Горе другого. И я смотрела, чтобы утешить и обласкать его. Но Горе тут же срывало маску и оказывалось Тщеславием.

«Ну, посмотри же на меня!» — требовала Гордость третьего. И я бежала прочь, чтобы не видеть и не слышать.

«Посмотри на меня!» — взывало Страдание четвёртого. И я несмело поворачивала голову в его сторону, сострадая. И между нами являлась Милость, словно затем, чтобы удостоверить подлинность происходящего.

«Посмотри, посмотри на них! — просила Милость. — Они нуждаются в том, чтоб их увидели по-настоящему».

Глаза мои, вы слишком много плачете! Быть может, вы не так или не туда смотрите? Неужели мир настолько полон скорбью? Неужели так мало в нём осталось подлинной красоты и доброты?

Поглядите внимательнее вокруг, поищите их в среде людей, ибо нет ничего прекраснее на земле, чем добрый, красивый человек. Он блистает чистотой, словно лилия небесная.

Сердце моё жаждет такой красоты, а вы, глаза, наполняете его болью. Ищите! Ищите лучше! Я собираю Господу Моему букет прекрасных Лилий, я хочу порадовать Его, чтобы возрадоваться самой.

Букет мой пока скуден, а сосуд сердца уже переполнен скорбью. Я не хочу, чтобы Бог пил эту боль. Хватит с Него страданий — пусть возрадуется!

Жил человек, который не отличал себя от слов. Он думал словами, говорил словами, питался словами, радовался словами, страдал словами, ненавидел словами, дружил словами... И чего он только ни делал словами и со словами!

Он говорил очень, очень много и часто понапрасну. Говорить было его смыслом, его делом, его страстью, его жизнью. Порой его пытались заткнуть, как фонтан. Но слова лезли у него из глаз, из ушей, изо рта... Страшное было зрелище!

Человек жил только словами. Ему казалось, что пока он говорит, пока и живёт.

Человек может быть сухой землей или чернозёмом,
и может стать прекрасным растением или тернием.

Он может цвести или нет, плодоносить или нет.

Он может быть или не быть, жить или прозябать,

он может творить, создавать
или же убивать и разрушать.

Человек может любить или ненавидеть,
одаривать, одалживать или отнимать.

Человек может быть щедрым или жадным,
умным или глупым,
наглым или скромным,
верным или лукавым,
искренним или тщеславным,
честным или лживым,
подлинным или фальшивым...

Главное для человека, чтобы он хотел быть человеком,
ценил это право и обязанность — быть человеком,
чтобы он стремился к тому, что делает его человеком.

Человеческое в человеке — путь к Богу.
Повернувшись спиной к человеку,
мы поворачиваемся спиной к Богу.

Читаю знаки — весточки свободы
в любви Твоей, Господь. Фрагменты
ликов, что хранят сердца простые
и лица. В них судьба взрастает
и расцветает ликами — цветами
родного дальнего.

Туманом даль одета,
и письмена Твои как млечный почерк
сокрыты — не согреты.
Кто согреет?

Пути Господни —
млечные пути —
написаны в сердцах,
но не согреты.
Согреет кто?
 

Песню эту подарил мне весёлый путник,
проходивший мимо моего дома.
Я вынесла ему немного хлеба,
и он обещал мне, что не буду плакать,
если выучу его песню:

«Мой плащ покрыт пылью
и сапоги — в грязи.
Я давно в пути,
очень давно.
Я иду к высокой горе,
растущей в небо.
Гора ждёт меня,
и дорога зовёт,
потому я иду вперёд,
всё время вперёд.

Кормилице небесным молоком
О.С.

Сердце моё разрывается
от горя и счастья,
но побеждается нежностью.
Ты говоришь мне:
«Тише, тише...»
И крик становится тишиной,
а тишина — птицей,
чтобы подпевать тебе:
«Тише, тише...»
Громко, очень громко
звучит твоя тишина —
громче страха.
Я прорастаю в тебя,
как в небо:
тихо-тихо.

Пусть опадают,
словно листья,
смыслы.
Я выгляну
в твоё окно
едва ли.
Нам ничего
про осень
не сказали
ни путь,
ни жизнь,
ни смерть.
Она уж тут:
глядит в меня
как вечность.
На вокзале
ночь
разбросала
листья.

05.10.2011

— Ты моё солнышко! — сказала мама.
— А ты — моё! — ответила дочка.
— Только вокруг всё тучки да тучки, — грустно улыбнулась мама.
— Значит, мы с тобой на небе, мамочка!

                * * *
Господи,
он — слишком взрослый,
а я — слишком ребёнок.
Наше общение —
сплошное недоразумение.
А вдруг он тот самый Инквизитор?

                * * *
Я боюсь прокрустовых кроватей,
мягко застеленных и не очень.
Я боюсь нимбов, царапающих
Твои Небеса и моё небко.
Я боюсь тех, кто знает, но не думает,
кто верит, но не чувствует.
Я боюсь друзей, которые не отличаются от врагов,
и рабов, которые не свободны.
Я боюсь говорящих краденными словами,
особенно правильными.
Но в любви нет страха...
Прости мне, Господи!

        * * *
Мы все похожи
чем-то
на кого-то…
И на себя похожи —
чуточку
совсем.

См. Прочти меня из завтра

Закричать бы, да так громко, чтоб услышали!

А ведь невозможно. Даже если орать до разрыва голосовых связок — не услышат.

А можно тихо, шепотом, или вообще без слов говорить

с Тем, Кто слышит.

И я говорю, наверное. Но верно ли?

- Услышь мя! - ору я во всё горло

тем, кто не слышит.

Ору именно потому, что не слышат,

и потому, что хочу быть услышанной. Ими?

Мой голос поглощается шумом. Мой голос не слышен среди рёва других голосов.

Мы орём! И не хором, а каждый сам по себе. Даже крик нас не роднит.

Мы чужаки друг другу, но желаем близости. Желаем ли?

Мы кричим, потому что больно. Всё равно никто не услышит.

Разве только Тот, Кто слышит...

Волна, она приближается. Она все время рядом. Многие дни она омывает мои берега, как бы заигрывает со мной. Она манит меня, приглашает в путь. Скоро....

Я слышу ее шум, ощущаю ее прикосновения и дыхание. Еще совсем немного, и я оседлаю её. Да, непременно оседлаю, только чуть позже. Рано ещё... Ведь оседлав её, я должна буду удержаться на ней!..