Ноктюрн

Носите бремена друг друга

Ах, как же она любила эти службы! Иванка входила в церковь на возгласе: «Оглашенные изыдите!», на начало Литургии Верных. Её узнавали. Приветливо кланялись и всегда пропускали вперед. Она, держа за руку старшего шестилетнего Степана и неся младшего полугодовалого Михаила, проходила мимо прихожан. Мимо чистеньких бабушек в хлопковых платочках. Мимо шикарных дамочек в норковых и собольих шубах с небрежно накинутыми на волосы шёлковыми шарфами. Мимо многодетных, заторканных жизнью, и неухоженных мамочек. Останавливалась за левой колонной под иконой Божией Матери «Прибавление ума». Это было её любимое место. Помня об этом, служащие при храме бабульки, ревностно охраняли заветный пятачок, никому не позволяя даже на мгновение задержаться на «княжьем» месте.

— Молись тут. Богородица тебя и отсюда услышит.

Говорили они, оттаскивая в сторону рискнувших поклониться Пречестному образу.

Вся его паства

Прыг — скок, прыг — скок. По мраморным плитам прыгал залетевший в храм воробышек. Прыгал не бесцельно, он аккуратно собирал крошки, оставшиеся после поздней литургии. Это была давняя беда, как с ней бороться, настоятель храма Святой Троицы, протоиерей Георгий уже не знал. Ни проповеди, ни полный запрет на раздачу просфор после службы, ничего не помогало! Ну, не чувствовали захожане с прихожанами святость этих маленьких хлебов, выпекаемых с молитвой, замешиваемых на святой воде, освященных в алтаре! Вот Господь и послал помощника — маленькую птаху, которая бережно соберет все, чем так небрежно пренебрегла его паства.

Чаша из Долины Жизни

Добрый день! Представляю на ваш суд своё новое начинание — начало романа. Было бы очень интересно узнать мнение именно о смысловой  нагрузке произведения и героях.

Часть 1. Евмения. Глава 1. Весть.

— Спой мне менестрель,

Песню дома Сэль, — напевала Евмения, стоя у мольберта. Она рисовала и мазки ложились ровно, превращаясь в замысловатый узор на Чаше. Она рисовала ту Чашу, которую по Преданию Творец спустил в Долину Жизни. Никто из ныне живущих не видел Её, но письменные Предания оставили точное описание. С того момента, как отец прочитал ей в десятилетнем возрасте Предания, Евмения часто думала о Чаше и пыталась нарисовать Её. С каждым разом рисунок получался всё лучше и лучше. Но что-то всё равно было не то, что-то не устраивало. И вот сегодня получилось уже лучше. Но всё равно не так близко к прекрасному оригиналу, не так, как она представляла.

Пасхальное

Окунулось солнце в голубую миску,
Расплескало брызги золотым венцом.
Радужной росою сыпят по батисту
Травяных лужаек под моим окном.

Утренняя свежесть солнечной улыбкой
Разбудила сердце и поёт душа,
Воскресенье славит над лампадной зыбкой,
Тропарём Пасхальным песня хороша.

Красная неделя, красно-золотая!
Чаша с аналоя кормит без поста,
Колокол, весельем воздух полоская,
Ангельские звоны сыпет от креста.

Ярче солнца купол, Пасху славят птицы,
Крестными ходами опоясан храм,
И плывут хоругви гордой вереницей,
Обращая лица к Божьим небесам.

А может, оно и лучше, что не убьют…

А может, оно и лучше, что не убьют, 
Оно и лучше, что не стоишь на чужом пути. 
В Пасхальное небо с земли не запустят салют, 
Цветы на клумбах все так же будут цвести. 

А может, оно и лучше: дом и семья, 
И лишний раз себе не позволить глотка вина. 
Смотри, Бог даровал почти все, ты мать и жена. 
Не надо скитаться в поисках жилья, 

Не надо под пули идти, ложиться в грязь. 
Не нужно брать ипотеку и врать всем напролом. 
Мужчин искать, заводить, бросать, любить матерясь, 
Узнать у врача: в крови отсутствует хром. 

Рассказ бабушки

В Обском доме престарелых лежала слепая бабушка, Таисия Гавриловна Хмелинина. Она регулярно причащалась, и мы общались. Как-то раз она рассказала удивительное. В ее селе советская власть храм закрыла, батюшку куда-то увезли, но богослужебные книги были спасены. Церковный староста Алексей Арефьевич их где-то схоронил.

Сельчанам храма не хватало, и написали они письмо Сталину, мы-де люди уже старые, помирать скоро, дозвольте нам, дорогой Иосиф Виссарионович, самим в церкви молиться. На удивление, им разрешили. Как раз приближалась Пасха 1941-го года. Храм почистили-помыли, Алексей Арефьевич принес книги, и вечером Великой Субботы верующие собрались в церкви. Между прочим, неверы тоже не спали, почти все село гуляло. Только начали читать, как вдруг в окне храма вспыхнул яркий-яркий свет.

Благовестие

                             Наводнение радости.
                                            М.Пришвин

Апрель. Природа воскресает вновь.
Тепла и света щедрые разливы.
Так голубые воды оживляют моря дно
В час долгожданного прилива.

Всё позади: темницы, рабство, стон —
Разлилась весть в безжизненных долинах.
Христос воскрес! — Победой завершен
Со смертью беспощадный поединок!

Мамин день

Ушла туда, где ангелы нужней.
Скажи — зачем всю жизнь скрывала крылья?
Заплакать бы — от горького бессилья!
Ведь эта боль с годами — всё острей.

Сегодня — мамин день. Гляжу в окно.
Летят по небу ангельские перья.
И плачет тихо — за закрытой дверью
Тот ветер, что унёс тебя давно.

Придумал я нехитрый ритуал —
Кладу на стол колечко и цепочку.
И доверяю белому листочку
Слова, что ей при жизни не сказал.

На пересечении линий и плоскостей

Человеческий индивид — как точка. А что такое точка? Геометрия учит, что точка не содержит в себе никакого измерения, никак не изобразима и является голой абстракцией. Изобразима она и понятна только в результате соотношения с тем, что не есть она сама и что есть уже линия. Если нет линии, например, пересечения линий, то нет и никакой точки…

1. Брехня

Масштабы человеческой брехни сегодня превзошли все мыслимые и немыслимые границы. Рамок больше нет — никаких. Кроме произвола сильных.

Будь самым сильным (богатым и хитрым) — и делай, что хочешь.

Так было всегда, — возразит читатель. И я бы согласилась, если бы не масштабы: масштаб нынче не тот.

Хорошо в своё время сказала Тэффи: «Школа философов-стоиков утверждала, что ни одно произнесённое человеком слово не исчезает, и что в мировом пространстве оно живёт вечно.<…> Как с тихим отчаянием заметил один из современных нам нефилософов, — мировое пространство заполнено человеческой брехнёй. Мировое пространство беспредельно. Человеческая брехня также. Предельное насыщается предельным. Может быть, беспредельное заткнётся когда-нибудь беспредельным, и мы, наконец, успокоимся» (Надежда Тэффи. В мировом пространстве, 1920).

Не заткнулось и не успокоились. Случилось совсем обратное. Складывается впечатление, что мировое пространство настолько переполнилось, что его самого стало меньше. Брехня вытесняет жизнь отовсюду, оплетая мир уже не просто глупыми баснями-сплетнями, но чем-то вроде колючей проволоки.

Янтарный день

Янтарный день бежит по жилам,
Наполнив сердце до краёв
Лиловым солнцем, летом, силой,
Медовым запахом цветов.

И я,  растроганно-свободный,
Счастливый, проще говоря,
Готов смириться с чем угодно,
Но только лишь до ноября.

Другой язык придёт с дождями,
Другие сны, другие мы,
А там уже не за горами —
Скупая проповедь зимы…

Взыгрался воскресный день...

Взыгрался воскресный день —
Приблизилось небо радугой.
Тепла долгожданного сень
Окутала землю надолго.

Весна! И природы младость
Неистова от щедрот.
Опять весна — и радость:
Помилован этот год!

В ряд тюльпанчики стоят

В ряд тюльпанчики стоят
У двора соседа.
Светел розовый наряд,
Отступают беды.

Пахнет свежестью апрель,
Рощи вырастают.
Птиц знакомая капель
Вдаль летит, не тая.

С надеждой робкой на спасенье...

Я выхожу Христа искать
Под темным ливнем звездопада,
В домах запряталась тоска
И тучи над Невой в нарядах.

А мне вот радостно глядеть
На небо из глухих колодцев,
Здесь дождь, за Иорданью — день
Наполнен звоном колокольцев.

Красные огоньки

Солнце на небе круглое, желтое. Как спелое яблоко у бабушки в деревне. В кустах воробушки шумят. То ли играют, то ли ссорятся. Яркие головки одуванчиков высунули макушки.

— Мама, а когда одуванчики вырастут?

Егорка держит маму за большой палец.

— Как вырастут, сынок? — не понимает мама.

— Ну, когда они вырастут, и детишки будут на них дуть, а они улетать в небо?

Мама улыбается.

— Вырастут, малыш, скоро вырастут.

Страницы