Рассказы

В монастырь Виктория отправилась без Петра. Сказала, надо побыть одной. Купила билет в паломническую поездку. В основном ехали женщины. Почти все готовились к причастию. Исповедовал старец-монах, отец Никодим. Невысокий, борода седая до последнего волоса. Виктория с дрожью в голосе поведала о связи с женатым мужчиной.

«Вы должны решить для себя, – жёстко сказал монах, – что вам, в конце концов, дороже – спасение души или грех?»

И наложил епитимью: не только не допустил к причастию в этот день, но и запретил причащаться до Успения Пресвятой Богородицы. Виктория убито отошла от старца, глаза застилали слёзы, встала на колени перед иконой Божией Матери «Умиление». Просила помощи, поддержки.

Ангел и бес сидели на крыше пятиэтажного дома, о чем-то оживлённо спорили и весело болтали ногами.Бес был зрелым и опытным, а ангел новичком. Предметом их оживленной беседы и пристального внимания была яма, красовавшаяся в асфальте, прямо посередине дороги, соединяющий жилые дома и выезд в город. Как раз на пике их оживленного спора машина, принадлежащая коммунальной службе, принялась латать и ровнять пресловутую яму.Через час от ямы осталось только темное пятно, отличавшее новый асфальт от старого. Подождав, пока машина уедет, бес слетел с крыши и со всей силы начал долбить место, где была яма, железным ржавым ломом, найденным в гаражах.

Ивану Евсеевичу Наболдашникову стукнуло 69 лет. После праздничной бутылки, он сидел один на один с пустым стаканом в тесной комнатке общежития и мечтательно оглядывал настенные портреты матери и отца. Из углов тянуло отсыревшей штукатуркой, с туалета смердило канализацией. Наконец - то он решился:

- Женюсь ! Хватит уже ходить в бобылях ! Все, вон, мои кореша имеют детей, внуков, правнуков, а я слоняюсь, как бомж по скамейкам и аллейкам и жду, жду этого счастия, семейного, а его нет и нет...

Сказал и снова замечтался. На глаза попалась серая поварешка, сиротливо висевшая на вбитом в стенку гвоздике. Наболдашников оглядел ее, вздохнул с надеждой и снова заговорил вслух:

Человек попал в беду. У него украли паспорт, свидетельство на квартиру, договор купли-продажи, кредитные карточки.

Как только исчезли бумаги и корочки, человеку позвонил юноша и сообщил далеко не весенним голосом, что он коллектор, зовут Васей, ему восемнадцать лет, и он теперь будет его душеприказчиком до скончания выплаты кредитных долгов в размере одного миллиона и шестисот тысяч рублей. Через месяц выясняется, что трехкомнатная квартира, построенная на родительские деньги в загороднем квази-поселении, в которой человек жил последние пять лет, не его, а многодетной семьи из предгорий Кавказа. 

«Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе» (Исход 20:12).

- А вы, вы-то сами какие! – выкрикнула Алка запальчиво в лицо маме, - Не хочу больше вас видеть! – это было адресовано отцу, растерянно смотревшему на искаженное злостью лицо дочери.

Алла хлопнула дверью и умчалась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.

Крестному сыну Сергею

18 февраля в Прощеное Воскресение отошел ко Господу иерей Владимир Нежданов (Котов), автор Омилии. Царствие Небесное и вечная память новопреставленному рабу Божию иерею Владимиру. Просим ваших молитв.

В 2017 году в издательстве Лепта вышел сборник рассказов иерея Владимира Нежданова "Хлебные крошки из кармана моего подрясника". Предлагаю к публикации один из его рассказов.

Прощеное воскресение

Костя медленно поднимался по широкой каменной лестнице к выходу из метро. В руке он держал полиэтиленовый пакет, в котором лежал экземпляр «Справочника бездомного», изданного Отделом по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви. На нескольких десятках страниц содержались адреса пунктов бесплатной раздачи пищи и одежды; координаты социальных служб, помогающих в устройстве в приюты, оказывающих содействие в восстановлении документов, в отправке домой иногородних, помощь в трудоустройстве; адреса ночлежек и дезстанций, где можно пройти санобработку, пунктов бесплатной медицинской помощи… Еще немного и Константин окажется на просторной площадке перед выходом на улицу.

Он закурил, откинувшись в кожаном кресле.

Сигары были дорогие, в последнее время он не переносил дешевый табак, терпкие, с тонким привкусом корицы.  Затянулся и медленно выпустил густой дым прямо перед собой, ловя свое отражение в зеркале напротив. Усталость тенью лежала под глазами,  пряталась в уголках сжатых губ. Надо бы взять выходной, лучше неделю, и – к морю. Смыть с себя кабинетную пыль, как говорила его жена Маришка. Но не в пыли дело, нет не в пыли…

Глава 1.

Земля была безвидна и пуста...

Состав резко затормозил, и она проснулась. Нехотя разлепила глаза.

Странно, ей снилось море. Невозмутимое и величественное. Бескрайнее. Умиротворенное.

Ни разу не виденное ею - Море.

«Что стоим?» - крикнул скрипящий мужской голос.

« Ждем стрелку!» - последовал готовый ответ проводницы.

Кто-то закашлял, кто-то прыснул от смеха, кто-то закурил.

Она смахнула с усталого лица остатки сна и взглянула за окно. Безвидная земля. Пустая. Есть ли где здесь жизнь?

Она выпрямила спину, итак чересчур прямую для её возраста и положения.

В конце декабря Василий Репин, двадцатилетний студент-медик, понял, что денег у него нет и не будет. Услышав рекламу Сбербанка о новогодней акции – супервыгодном кредите, Вася решился на кредит. Глупо, конечно, но ничего умнее в голову не приходило.

Вася накинул куртку и вышел на улицу. Ну и погодка! Конец декабря, а снега нет. Только промозглый ветер с холодным дождём. Василий поёжился, набросил капюшон. На улице было темно и пустынно. Кому охота выходить из дому в такую погоду! И тут, свернув за угол, Вася увидел его… Это был пёс-бродяга, огромный, кудлатый. Он лежал у магазина на куче тряпья. Увидев юношу, лохматое чудище встало, подошло ближе и вильнуло хвостом.

– Пр-ривет, – пёс смотрел прямо в глаза, будто гипнотизируя.

– Привет, – ответил Вася.

Ночи в августе густы как черничный кисель. И также обволакивающе тягучи. Воздух тяжел и неподвижен. А дыры звезд на черном полотне неба вздымаются то вверх, то вниз, словно кисель этот вот-вот закипит.

Когда в избе, наконец, все утихимирились, и присмирев от навалившегося сна, засопели на полатях дети, в сенное окно кто-то постучал. Три раза. Старая бабка, лежавшая в углу на скамье, вздохнув, поднялась, и еле слышно запричитав то ли молитву, то ли проклятие, взяла узел, который подкладывала под голову во время сна, сняла с гвоздя салоп, и переваливаясь с ноги на ногу, тяжелой поступью вышла.

- Рожает что ль кто на селе? – буркнул в темноте мужской голос.

- Попадья поди… - шепотом ответила хозяйка, повернувшись на кровати к мужу.

Тот выругался.

"А ведь какое это великое утешение – сознавать, что тоска твоя

есть неосознанный плод покаяния, подсознательное самонаказание

за отсутствие требуемых плодов. От мысли этой – в умиление придти надо,

и тогда тоска постепенно растает, и истинные плоды покаяния зачнутся…"

(из слов преподобномученицы Марии Гатчинской)

На кровати в углу комнаты лежал человек. Женщина. Всё тело её было сокрыто под тяжелым драпом, только лицо – необычайно белое и светлое, окаймленное черным шерстяным платком, покоилось на маленькой подушке.  Как и тело, лицо было недвижимо, но открытые ясные глаза, внимательно глядящие за оконную раму, теплились жизнью.

                                         ВСТУПЛЕНИЕ

В центре этой книги – Русь, наша любимая, удивительная,  драгоценная Отчизна, лучше и краше которой нет на всем свете. Мы хорошо знаем ее историю, ее великих и славных мужей – полководцев, ученых, деятелей культуры, пастырей; мы хорошо знаем ее главные и значительные страницы, знаем и те эпизоды, когда Россия выглядела не самым лучшим образом и терпела поражения (а это бывало тогда, когда русский народ забывал о Боге); знаем, как русский народ может воспрянуть от греховного сна и стать народом-богоносцем; знаем и то, что враги наши – как видимые, так и невидтимые – делают все для того, чтобы погубить нашу страну.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 Небесный веер

 Глава первая. Р  О  Д  Н  И  К   

Лагутин приехал в эту небольшую, затерянную среди диких отрогов Саян деревушку всего на недельку-другую – навестить своих близких родственников. Кроме того, ему хотелось осуществить свою давнишюю мечту – написать несколько пейзажей, в которых Саянские хребты должны играть одну из главных ролей.

От трассы Петрушино - Таганрог по тырсовой дороге до хутора Боцманово добрых три десятка километров. Если брести по ней пеши, налегке, то часа через три увидишь на взгорках светлые черепичные крыши хат, задиристо выглядывающие из-под зелени деревов.Дед Иван топтал ногами дорогу уже три с половиной часа, а белые черепицы даже не замаячили на горизонте. Ему на вид лет семьдесят, шел он в армейских шнурованых ботинках, рваной энцефалитке. На спине его дерзко ершилась прошитые поседевшей от времени и местами задёрганной ниткой буквы: "Строим Уренгой", а на правом рукаве залахмаченная, но еще читаемая эмблема: "Ростовский стройотряд". Он бодр и свеж лицом и походкой.

Что важнее всего для студента? Правильно! Полноценный, крепкий сон. На лекциях, правда, спать не советую: слишком много отвлекающих факторов. Да и без подушки не выспишься как следует. Спать, конечно же, нужно дома. Без ложной скромности могу сказать, что моя дочь-студентка овладела искусством крепкого и здорового сна практически в совершенстве. Успехам на данном поприще не мешают ни отчаянные звонки будильника, ни мысли об институте, ни суровая критика окружающих.

(Украинская фантастика)

Тарасику восемь лет. У него русые волосы и пушистые колючие ресницы. О себе он часто думает: «Я — смелый хлопчик». Но сегодня всё было не так. Сегодня вечером Тарасик боялся.

— У-у, москальская морда! — сказал Тарасик, немного картавя на слове «морда» и погрозил кулаком стоявшему в углу пластмассовому Спайдермену.

Лицо у Человека-паука, покрытое красной паутиной, не имело никаких национальных признаков, но в темноте все игрушки казались Тарасику москалями — и Нинзя, и трансформер Вася, и даже подаренная ему по ошибке длинноногая Барби.

— Тьфу! Тьфу! Тьфу, на вас! — Тарасик трижды плюнул в угол, где стояли игрушки, и спрятался под одеяло.

Ругательству «москальская морда» Тарасика научил Славик, его друг и одноклассник. Но ещё до разговора со Славиком, когда где-то говорили «Москва», «московское царство» и даже «московское время», Тарасик чувствовал угрозу, и его обычно весёлое сердечко становилось грустным и враждебным.

Отрывки из книжки для маленьких

Отец Гавриил и мы

Тбилиси — город старинный, в истории Грузии славный. Сколько широк он радушием, столько же улочками узок. Вьются они, пересекаются. То сойдутся, то разбегутся. На одну такую улочку-перекладинку приезжал отец Гавриил.

Войдёт в дом, детей духовных внимательно выслушает, поговорит с ними, и снова — в путь.

Но раз случилось ему задержаться на ночь.

С самого утра опять заструилась беседа. После неё можно бы и отдохнуть, да ветер-шалун влетел в окошко и принёс детские голоса. Батюшка улыбнулся и поскорее спустился вниз.

Ребятишки играли на улице.

И он с ними заговорил. Долго беседовали, — пришлось даже стул попросить.

«Какие же бывают метаморфозы в священническом служении!» – размышлял я, стоя у высокого, красивого окна в высоком красивом доме… Вот вчера я служил в своем нетопленом сельском храме, грея скрюченные от мороза пальцы дыханием рта, чтобы выйти с Чашей из Алтаря для Причастия… На службе стояли три сухонькие морщинистые старушки, отрешенные от всего, как идолы печенегов в глухой половецкой степи, а на блюде лежали три мятые десятки. А сегодня я в Москве, в самом ее центре… Прямо сказка. Прямо кадр из советского фильма «Светлый путь».