Вы здесь

Обман во спасение

От трассы Петрушино - Таганрог по тырсовой дороге до хутора Боцманово добрых три десятка километров. Если брести по ней пеши, налегке, то часа через три увидишь на взгорках светлые черепичные крыши хат, задиристо выглядывающие из-под зелени деревов.Дед Иван топтал ногами дорогу уже три с половиной часа, а белые черепицы даже не замаячили на горизонте. Ему на вид лет семьдесят, шел он в армейских шнурованых ботинках, рваной энцефалитке. На спине его дерзко ершилась прошитые поседевшей от времени и местами задёрганной ниткой буквы: "Строим Уренгой", а на правом рукаве залахмаченная, но еще читаемая эмблема: "Ростовский стройотряд". Он бодр и свеж лицом и походкой. За плечами у него клетчатая целлофановая сумка, какую обычно берут в дорогу челноки, из которой выглядывает горлышко бутылки и булка белого хлеба и еще что-то похожее на коробку сахара или пачку соли. Узкие ручки сумки впились в плечо, и он слегка прогибался на правую сторону. Вокруг него благоденствовала застывшая степь и звенело утреннее безветрие.С неба на землю глядели очернелые, дождевые облака, однако еще не крапило. Он шел, обдавая округу, шорканьем ботинок о придорожную гальку, невесть кем и за чем насыпанную.

Сзади нарастал автомобильный гул. По дороги, догоняя одинокую фигуру, пылила серебристая машина, позвуку напоминающую внедорожник. Обдав гальку пылью, машина сбавила скорость до дедова шага.

-Ей, как доехать до Фёдоровки ?

Дед молчал, воткнувшись взглядом в небо. На лице его, щетинистом и светлом, повисла загадочная гримаса.

- Ты что глухой ? - Высунулось молодое лицо со стриженной бородкой и прилизанной прической, на глазах чернели очки. - Я спрашиваю, как проехать до Фёдоровки ?

Дед, продолжая глядеть в небо, буркнул:

- К бабке Ирке едите ?

Голова быстро убралась в машину. Оттуда послышался приглушенный говор. Снова высунулась та же породистая голова, но уже без очков.

- Ну, к ней ? И чё ? - Спросила голова.

- Зря едете. Опоздали. Дело сделано.

Машина резко стопорнулась. Рыжая, тырсовая пыль от колес еще двигалась по ходу движения, но медленно оседала коричневостью на землю. Зашипели и поползли вниз еще три стекла дверей. Оттуда высунулись головы в черных очках. Они напряженно глядели в сторону деда, который продолжал идти, не оборачиваясь.

- А ты откуда знаешь, что мы к бабке Ирке ? Чё она дом без нас продала или сыну алкашу подарила ? А ну говори, дед, колись ! - Зашумела на деда ротастая и водянистая лицом, женская голова с серебряной заколкой в волосах.

Дед, не оглядываясь, шоркал ногами по гальке, разбрасывая по сторонам каменья. Шаг он немного сбавил, будто задумался о чем-то... Пнув ногой бугелик, формой, похожий на женскую голову в платке, выматерился:

- Ёшь ти лять... чуть не спотыкнувшись, убился бы... Скопытился бы тут, распластавшись на дорожье... кто бы поднял... некому... одна сухая обметавшаяся седью степь... нету ни людей, ни машин, даже поручкаться не с кем...

Хлопнула дверь машины. С места водителя выскочил молодой, утянутый в узкие красные брюки и красную шведку, человечек, малый ростом, чуть выше машины, похожий лицом на дракончика; расплюснутый нос его выпирал из под очков, а щёки были какие-то ребристые, как бы чешуйчатые, точь-в-точь как у игрушечного дракончика, и они почему-то при каждом вздохе надувались и, сдуваясь, трепыхались будто лоскутки на ветру.

- Ей, дед стой, - замахал он руками. - Какое дело ? Ты нотариуса у её дома видел ? Не на черном "лексусе" он приезжал ?

Дед обернулся и, сгорбившись, немного осел к земле, то ли от испуга, то ли от усталости. Прыгающие голова, плечи, махающие руки и туловище бегущего на фоне заволоченного тучами горизонта казались ему каким-то спрутом, увидевшего жертву во время охоты. Чем ближе подбегал малец, тем дедушка больше и больше выпрямлялся. Полная с выпирающими боками сумка ему показалось в этот момент пушинкой.

Перед лицом мальца вызывающе топорщилась крепкая и статная фигура деда. Оба они стояли друг против друга и мерялись взглядами. Дед открыто и независимо, а малец с прищуром, чуть вобрав шею в плечи и выжидательно сгорбившись, будто перед прыжком.

- Дед, ты давай договаривай, что за дело такое в Фёдоровке случилось у бабки Ирки. - Начал было малец.

- Тебя, наверно, Витьком зовут ?

- Ну, так... - удивленно уставился на деда малец. - Откуда мое имя знаешь?

- Да откуда... от бабки Ирки, она говорила, что у Венька, внука ейной, родинка вроде мушки у губы, как у деда...

Малец потрагал пальцем родинку, как бы удостоверяясь на месте ли она.

- Она, бабка Ирка часто тебя вспоминала, каждое воскресенье дом прибирала, готовила на печи, тушила мясо. Накроет стол, оденет новое платье, платочек, сядет и безмолвствует. Прихожу к ней, а она сидит нарядная и красивая такая... Я спрашиваю: " кого ждёшь что ли, Ируха ?" А она в ответ: "да дети с внуками обещали в воскресение приехать, Венечка, малый, любимец мой, тоже обещал... Вот и жду... Пойди, говорит, Ванька, выгляни, машина кака-то проехала... Может мои заблудились..." Вот она у стола по субботам-воскресеньям и просиживала... десять лет и так кажинную неделю. Сидит, бывалоча, радостная такая, края платка пальцами треплет и приговаривает: вот приедут внуки, я им уточку жаренную с яблочками, а малому Венечке вареньице сливовое, дюже он его любит...

Человечку-дракончику явно не понравился уход деда от вопроса и рассказ о бабке Ирке. Он поморщился. Кислый лимон поплыл по его лицу. Как выглядит бабушка, он давно забыл, да и, как зовут, он вспомнил только вчера, когда его отцу, плешивому и очень толстому мужичку, вечно пьяному и постоянно озлобленному, пришло в голову идея продать бабушкин дом, за который, как он сказал, можно получить как минимум " 400 косарей" и заплатить следователю прокуратуры. Следователь оказался на редкость жадным и потребовал 200 тысяч рублями для закрытия дела об избиении Венечкой какого-то туриста на празднике в Приморском парке дня Пожилого человека. Этот турист чем-то походил на деда, встретившегося им на дороге. Такие же седые волосы, торчащие из под кепки, прямой нос, и цепкие глаза, от которых никуда не спрятаться.

- Ну чё смотришь, балахманный, - выпалил неожиданно человечек-дракончик по имени Венечка. - Бабка Ирка продала дом ? Не хмырься, говори по делу.

- А почему не говорить, - скажу по правде, сам видел, что не всё с бабкой Иркой гладко. У ейной кошки тоже тоска по гостям, мучается животина одиночеством, но от бабки Ирки ни шагу, куда она, туда и кошка. На кладбище она тоже за ней пошла... Мы несём гроб, а та рядом ковыляет, вот какая кошка у бабки Ирки ! Преданная ! Так и осталась там у могилы... это вы мне хорошо напомнили про бабку Ирку... Надоть её Мурку пойти покормить сегодня, да халабудку ей там от дождя поправить...время износило... Ей холодно, кочерыжится там, но всё равно оттуда ни шагу. Не бросит могилку. Преданная, чертяка... Умная...

- Дед, ты что несёшь ? - Раздался громко женский голос с правой стороны. - Какая кошка ? Какое кладбище с могилой!?
Человек дракончик Венечка вздрогнул. Он не видел, как из машины вышла женщина с серебряной заколкой и тихо, медленно передвигая пухлыми ногами свое бесформенное тело, затянутое в прорезининое платье, подошла к деду и человеку-дракончику. На лице её была печать непонимания и какого-то тяжелого внутреннего чувства, которое она никому не хотела открывать, мучаясь черными мыслями от безысходности положения.

Дед тоже обернулся и взглядом точно попал в её глаза. - ни на волосы, ни серебряную заколку, красный нос, рот обезображенный губами с черной помадой, а именно в глаза. Его спокойствие разозлило женщину, она расставила широко ноги, подбоченясь кулаками в испорченную жиром фигуру и снова выпалила:

- Ты чё, дед, придуриваешься ? Мы тут к бабки Ирки хотим проехать, а ты о какой-то кошке, могиле пыль нам на головы трусишь... Вообще что ли тут в своей деревне рехнулись ?

Спокойствие деда возмутило и человека-дракончика. Он, почуяв, что его ждут неприятные для него известия, заходил из стороны в стороны, причитая:

- Я же говорил, что поздно едем... надо было с домом решить еще год назад... Я говорил, предупреждал... Мама, почему ты тогда не меня, а папу послушалась !?

- Да чё это я рехнулся ? Скажете тоже... – заговорил дед. - Кошка и могила - это бабки Иркины... Это ее личная собственность, как и бывший дом...

- Так она что - ноги откинула ? - Перестав ходить, выпалил человек-дракончик.

- Ну да... скончалась... отдала Богу душу... ещё три года назад я с сельчанами ее снёс на кладбище, ну и кошка там возле могилки... надо ей халабудку поправить, до покормить... ужо два дня туда не ходил...

- А дом целый ? Сынуля-алкаш не пропил его?- Ошарашенная известием промолвила, еле шевеля языком, спросила баба, поправив сползшую на глаза прядь волос.

- Да куда ему пропить ? Он уже пятый год в тюрьме сидит... По пьянке залез в чужую стайку и порезал там свиней, а потом пырнул армянина заезжего ножом... Ну ему и всунули девять лет.

Ну и туда ему и дорога, - выдохнула толстая женщина. - Пусть посидит, ума наберется. Возомнил из себя хозяина дома... ишь ты... на чужое добро каждый зарится... А что с домом ?

- А дом сгорел... Бабка Ирка перед смертью распорядилась спалить его... Ну и селяне подожгли... Воля мертвой - на селе закон. У нас так... А что имеет право... она хозяйка ... когда была при смерти, подозвала к себе Ваньку Охлобыстина, Кольшу Черного, Бабку Житюху, ну и меня грешным делом и говорит... одна я на всем белом свете... сын в тюрьме сгинет... дочка с внуками не едить..., наверное, разбогатели, им дом мой не нужен... помру, подожжите его вместе с добром, пусть пылает... А на что он нужен деревне... будет стоять пустой, глаза мозолить, так что обкладите его дровами и запылайте... " Ну мы так и сделали. Шибко ясно горел, языки так и вырывались из под крыши... Дом-то из дорогого бука...ночью зарево над деревней на всю округу...Дом-то классный был... усадку в грунт не давал, стоял себе... многие на него зарились... турист из Холандии приезжал, давал за него 30 тысяч Евро... Говорит, перееду сюда и жить буду в этой красоте...

У женщины задрожала сначала нижняя губа, потом руки, дрожь пошла по всему телу. С человеком-дракончиком случилась истерика. Схватившись за голову, он, сгибаясь и выгибаясь, как обглоданная тростинка на ветру, закрутился на одном месте.

- Тридцать тысяч тысяч евро ! Какой куш !? Всё... всё... теперь посодють меня... следователь завтра же узнает, что денег нет, пришлёт конвой и закуют меня в наручники, - причитал он. - Что делать, мама ? Не хочу на сидку ! Боже, кругом одно зверьё... Следователи, судьи, понятые, сволочные свидетели, видеокамеры тупые... показывают что попало, потом жизнь молодым портят... Суки они все... Им бы всех пересажать !

Увидев, что возле деда творится что-то непонятное, из машины выбрались остальные: толстый и дряблый мужик, девушка в шортиках, с двумя серебристыми пирсингами в губе. Они подбежали к деду, и, закрутили головами, слушая то деда, то женщину, человека-дракончика Венечку. Наконец поняв в чем дело, ожили и замахали руками. Со стороны если смотреть, то эта сцена на краю дороги походила на драку, где полосовались и молодые, и старые за ради удовольствия и чтобы скоротать время.

Изредка из этой кучи неслись в воздушное пространство отдельные фразы:

- Не поеду я туда, не хочу позориться там, где выросла... Мама, может землю продать, она тоже хорошо потянет ? Какая земля !? Кому она нужна ! В тюрьме сдохнешь ! И девку эту, которую нам притащил, с собой забирай !

Дед вошел в село позднее обычного. Уже темнело. Дождевые тучи, так и не опроставшись от мороси, ушли на Восток. Справа от села, над Шереметьевым курганом, зависла белая полулуна. Он не пошёл к себе, в крайнюю от балки полудохлую и сгорбившуюся хату, а повернул к дому бабки Ирки. Он высился горбылём сверху донья сухой балочки, неподалеку от черепичного сельхозсклада. Стоял ниже всех, однако крыша была самой высокой в деревне. Дубовые, крепкие накаты стен делали его сердитым и непокорным. Он не поддался ни худому времени, ни склизким дождям, ни степным суховеям, ни людскому безразличию, ни переворотам и прочим перестройкам. Эта величественная постройка как была самой лучшей на всю усохлую округу, так и осталась.
Заходя в придворовую литую калитку с царскими вензелями и неоржавленными петлями, дед ещё раз окинул взглядом дом и забубнил себе в широкополые, почти уже оседевшие усы:

- Этот дом, ежели поторговаться, на мильон потянет. Повезло бабке Ирке с хатой... Теперь ей только жить и жить… Сына бы её ещё женить… Бухать вроде бросил…

Бабка Ирка встретила его приветливо. Она сидела возле итальянского камина, построенного ещё её прадедом, и грелась у огня. Рядом с ней, у края сиделки крутился кот и мяукал, топорщя хвост и обтирая головой её ноги, одетые в шерстяные носки и прошитые суровой ниткой чувяки. За столом сидел Витька, сынок бабкин, в рабочей спецовке, наяривавший борщ, рядом стояла тарелка с жареной картошкой и тремя котлетами, - каждая сладонь. На другом стуле лежала, брошенная Ветькой кепка, с надписью: «Межрегионгаз».

У окна стоял другой стол. На нём чего только не было – грибочки, соленные, карп отварной с луком; салаты, жареная утка в широкой тарелке, икра, сазанья,расфасованная по пиндюркам, нарезанные балыки…

- Ванечка, это ты ? Купил мне подсолнечного масла ? – Повернув голову на шарканье ног о половик, спросила Бабка Ирка.
- Да купил… И хлеба, и соль купил, и сахар… Всё что надо принёс…

- Дядя Иван, да зря ты мотался, – перебил его сынок Ванечка. – Я завтра с бригадой еду в район на плановую замену труб на Стешенском газопроводе, зайду в «Магнит» и куплю. Делов-то…

- Эти Магниты – одно надувательство, – забубнил снова дед. - Подсовывают барахло, мы и травимся. Я купил настоящего масла у бабки Евдотихи… Ему цены нет… пахнет мёдом и травами…

- Да ладно… - махнул ложкой в руке Витька. – Зато дешевше, чем у Евдотихи.

Сказав это, Витька нахмурился и, шамкая, уставился в тарелку, ложкой отталкивая кусочки мяса от капусты. На лице, его, блуждали мысли и озабоченность пережитого дня.

- Ну что, Ванечка встретил ли в районе кого-нибудь из наших ? – Спросила загадочно Бабка Ирка.

- Встретил… - вздохнул дед Иван. – Шумливую тётку Ирку у солдатского памятника. Жаловалась на детей… Говорит гонят её во флигель жить, со свету сживают, кормят одним борщом… А ещё видел деда Кольку, ну того носатого… помидорами на рынке торгует… спрашивал как сын его там в Фёдоровке… За внуков своих спросил… Больше никого ни бачив. Что-то этот день у меня на встречи не богатым вышел… Да ещё… это самое… чуть не забыл… видел каких-то придурков, городских, в машине… Искали кого-то… Я их отправил обратно… Говорю, нетути таких… Перемёрли все… Могилы затерялись в травах… Не найдёте… А хаты их какие погорели, а какие так обрушились… Они и отчалили обратно в город. Да пёс с ними ! Это как его…, Витька, ты бы пришёл ко мне в хату, да посмотрел печку, газовую… чё то две конфорки не фурычат…

- Ладно сделаем…, - оторвавшись от своих мыслей, промолвил Венька. - Через три дня выйду на выходные, приду посмотрю…

Глаза деда Ивана заблуждали по комнате… и остановились на столе, уставленного снедью. Покачал головой.

- А ты всё ждёшь этих… городских ? Ну жди… жди… - промолвил он и сладко потянулся.