Вы здесь

Пятая заповедь, две копейки и пистолет

«Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе» (Исход 20:12).

 

- А вы, вы-то сами какие! – выкрикнула Алка запальчиво в лицо маме, - Не хочу больше вас видеть! – это было адресовано отцу, растерянно смотревшему на искаженное злостью лицо дочери.

Алла хлопнула дверью и умчалась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.

В подростковом возрасте у Аллы  начались серьезные конфликты  с папой и мамой. Родители ее были очень любящие, но темперамент в семье у всех был схож -  открытые и  эмоциональные, не терпящие давления. Аллочке в 13 лет это "давление" виделось, конечно, практически в каждом совете взрослого человека, эмоции захлестывали подростка « с головой», и девочка сама не могла справиться с собой, была очень несдержанна.

В какой-то момент девица  начала практиковать уход из дома после ссоры - хлопнув дверью, улепетывала к бабушке с дедом, которые жили в 20 минутах ходьбы. Бывало, что там и ночевала, не желая видеть своих "обидчиков" и жалея себя, не понятую в высоких устремлениях. Бабушка очень переживала и пыталась наставлять строптивую внучку - говорила, что она добрая, но очень вспыльчивая, и от этого будет много проблем в жизни. Что ж, она оказалась права, но в то время сделать внучка с собой ничего не могла, да и не хотела, честно говоря. Пока не хотела...

Да, конечно, и родители Алки, молодые и горячие, не признающие педагогических изысков, тоже не всегда были правы и "перегибали палку" в своем желании "заставить слушаться" дочь, как прежде... Но и Аллочка в какой-то момент «вошла во вкус», нередко бунтуя ради бунта - такая "буза ради бузы" как у Л.Пантелеева в "Республике Шкид". Родные не могли ее осадить. Но, как говорится, кого не могут смирить люди, того смиряет Господь. Смирил Он вскоре и Алусю, и очень надежно и надолго…

Был теплый летний день, выходной.  Ярко светило солнышко, в семье же опять разразилась буря. Алка что-то не поделила с родителями, хлопнула дверью и помчалась проторенным маршрутом. Девочка шла быстрым шагом, вдоль проезжей части, привычной дорогой, где все на виду. Огромные тополя шумели листвою, солнечные лучи пробивались сквозь густую поросль зеленых ветвей. Шла нахмуренная, в душе все кипело, бурлили эмоции... Она уже почти дошла до последнего светофора, как вдруг на пути  возник очень странный силуэт. Сначала Алла не поняла, кто это сидит на неизвестно откуда взявшемся, посреди высоких деревьев, пеньке. Однако этот "кто-то" медленно поднялся, лишь только она поравнялась с его "троном", и девочка смогла разглядеть это существо...

Жаркий, летний день. На Алке - белая блузка с короткими рукавами.

А тот, кто стоял сейчас перед нею, был в зимней лохматой шапке, надвинутой на глаза, в какой-то толстой драной кацавейке. Он смотрел исподлобья, и в его руке был пистолет, который он направил прямо в лицо девочке.

- Давай деньги, - медленно произнес он, не спуская с нее неподвижного взгляда, - тут,- он чуть качнул пистолетом, - тут кислота...

Словно в параличе, не в силах пошевелится, стояла Алла перед этим странным типом. Позже она могла вспомнить только  нереальную, какую-то мертвенную бледность его  лица,  и  ощущение парализующего, неуместного холода... Рядом с ними никого не было. И денег у нее тоже не было...

После Аллочка думала, что только непрерывная молитва бабушки спасла ее. И Ангел-Хранитель встал рядом...

- У меня только вот..., - Алла внезапно немного пришла в себя и с трудом вытащила из нагрудного кармашка блузки какую-то мелочь, - только две копейки... Больше нет...

Она протянула этому чудовищу свои несчастные копейки. Он внимательно посмотрел в ее испуганные глаза.

Алусе  часто говорили, что все ее чувства написаны у нее на лице, и у бандита, видимо, не было причины сомневаться в ее честности, да и карманов больше ни на блузке, ни на юбке не наблюдалось. Чуть позже, в состоянии оценить ситуацию, Алла осознала, что все могло сложиться намного, намного хуже, и чудом было то, что этот страшный человек вдруг медленно опустил пистолет.

- Верю. Иди, - мотнул он головой, не спуская с нее тяжелого взгляда.

На трясущихся ногах Аллочка поковыляла прочь. Пройдя несколько шагов, обернулась. Никого уже не было позади...

Не помня, как, девочка одолела оставшийся путь, и, еле шагнув за порог квартиры,  все выпалила бабушке, разрыдавшись от страха. Всю молодецкую удаль  как рукой сняло. Бедная  бабушка испугалась и рассердилась одновременно.

- Вот, Алусенька, не будешь с родителями ссориться! - непривычно строго и серьезно говорила она, усаживая трясущуюся внучку на диван и закутывая пледом, - нельзя так себя вести, нельзя из дома уходить!

И Алка, раздавленная и испуганная, ни словом не возражала бабушке, потому что каким-то шестым чувством понимала, что так и есть, действительно, нельзя так себя вести, нельзя кричать на родителей и хлопать дверью, нельзя убегать из дома...  Вскоре пришел взволнованный отец и забрал дочку домой. 

 Что ж, суровый урок пошел Алле на пользу, и более она не выкидывала подобные фортели, истерики с демонстративным уходом.  Девочка надолго притихла, присмирила свой, казалось бы, "неусмиряемый" темперамент, и вполне смогла держаться в рамках. Аллочка никому не рассказывала о своих чувствах, но, на самом деле, восприняла случившееся, как наказание за свое хамство в отношении родителей…

На тот момент Библии не было в ее жизни, и лишь много позже, уже взрослой, Алла поняла, что действительно, сердце ее, которое не откликалось на  вразумления от людей: «почитай отца и мать», откликнулось на предостережение Господне: «злословящий отца и мать смертью да умрет».  Откликнулось  так, что затрепетало и уверовало в правду этих слов… И всю свою жизнь Алла  удостоверялась в том, что расплата за  нарушение пятой заповеди приходит  непременно, и весьма ощутимо. И лучше заметить эту «причинно-следственную связь», чтобы не быть повинными в  грехе пренебрежения к родителям – хотя бы страха ради Божия, если, по немощи человеческой, вдруг потеряем терпение, и забудем  о любви...