Омилия

- Интересно, за что больше Польша ненавидит СССР: за то, что напали или за то, что освободили?
- За то, что мнение Польши в этом вопросе вообще не учитывали.

Странные какие-то эти поляки: до сих пор думают, что вторая мировая война из-за них случилась!

^{Два анекдота последнего времени}

Известна фотография, на которой Муссолини играет в шахматы с Максимом Горьким. Ведь будущий дуче начинал как социалист. Социалистом был и Гитлер, правда, он строил национал-социализм, основанный на расисткой теории.  В те времена быть социалистом означало чуть ли не быть прогрессивным.

Независимость? Мы еще империи строить умеем!

Павел Никитич  - человек удивительный. В прошлом – альпинист, спортсмен, покоривший многие вершины Кавказа, включая Эльбрус, Казбек, Дыхтау, Шхельду, Домбай-Ульген и многие другие. За свою жизнь он побывал  если не на абсолютно всех, то на всех главных перевалах, ведущих с северной стороны Кавказского хребта к Чёрному морю. В довоенное время и в 50-е гг. он водил через эти перевалы группы туристов,  а во время Великой Отечественной войны  воевал в отряде воинов-альпинистов, участвовал в боях на Клухорском и  Санчарском перевалах, а  позже сражался в Крыму и в Карпатах. Павел Никитич  был награждён  орденами Славы,  Отечественной войны и несколькими медалями, что свидетельствует о его  истинной храбрости и доблести.

А.П.

И будут врать, как будто правды ради,
и будут верить те, кто любит мало —
так будешь ты у будущих украден,
и каждый скажет: не велик, а жалок.

Но тот, кто ел твой виноград сладчайший,
кто вкус вина узнал не понаслышке,
поверит правде слов твоих звучащих,
доверясь чуду всесловесной вспышки.

Ни те, ни эти — Бог судья великим.
А здешним всё равно — и то, и это
они не знают, грезят до рассвета:
им солнцеликий кажется безликим.

26 января 2020

Занавески из марли – офицерский уют,

Вечерами солдаты у казармы поют,

Только прошлые  раны  по ночам бередят,

Только лучшие парни за Варшавою спят.

 И в руинах кварталы фронтовых городов,

 Слёзы горькой печали у оставленных вдов,

 Им - невзгоды и  горе, и тяжёлые сны,

 И нелёгкие годы после страшной войны.

 Так  сложилась сурово  непростая судьба…

Но на мирных просторах  вновь поднялись хлеба,

 Веселей  заискрились в новых песнях слова.

 Это значит – Россия будет, будет  жива!

Шагает Бессмертный полк-

Портретов светлые лица.

По улицам дальних сёл,

По площадям в столицах,

Шагает сквозь времена,

Через года и беды.

Звенят его  ордена,

Как  колокола Победы.

Так, схождение Христа в воду и погружение в ней предозначало Его сошествие во ад; как и восхождение Его из воды  предъявило Его Воскресение из мертвых. Свт. Григорий Палама. Крещение Господне.

- Камо грядеши, Иисусе Предвечный,

Крест Свой подъемля Всемирный на плечи,

Вспять возвратив водных струй поток речный?-

Трепетен бысть глас Пророка Предтечи.

- Мне ли Тебя надлежит в сем крещати,

Снити до ада и там возвещати

Тьмы избавленье  Адамовым внукам,

Чая утехи, всех страждущих в муках?

- Не усомнись о Мне, Солнце пустыни,

Правду свершить подобает нам ныне!

Вод Иордан освятит преисподнюю,

Ад сокрушит Воскресенье Господне.

Ты – озеро, а я - луч света,
играющий речной волной.
В сияющий хитон одета,
хочу я быть всегда с тобой.
Ты – лес, а я - звезда надежды,
сияющая сквозь листву,
и путнику она, как прежде,
преодолеть поможет мглу.
Облатка - ты, а я - твой пастор,
он людям жертвует её,
и в нашей жизни столь опасной
сей дар украсит бытиё.
Ты - Божья тишина, я – воля.
Ты, как скрижаль, а я – завет.
Едины мы и наша доля -
звучать симфонией вовек.

(По мотивам стихотворения Зигфрида Каверау "Du und Ich") (1886-1936)

Siegfried Kawerau (1886-1936)

Du und Ich

Пограничье

«Поезжай дорогой на Аммохосто. За поворотом увидишь мой монастырек на пригорке»[1] ― так в одном из видений описал преподобный путь к своей обители. Той же дорогой едем и мы.

Окрестность, издавна собранная под заступничество святого Кендея Кипрского волниста, там и тут разбросаны пригорки и села.  Граница вдоль захваченной турками земли  разрезает ее пополам: по левую руку, сколько хватает глаз, ― развалины мирных сельских домишек, справа, где колосятся дикие злаки, — обитель-крепость, в белых стенах, меж вышек враждебных сторон. Надпись у ржавой рабицы предупреждает: «Турция рядом. Вход воспрещен».

Села святого: Авгору, Айа Триада, Ахна, Лиопетри, Дериния, Пилиа, Оморфита и другие. Всякий здесь сызмальства как на ладони, о болезнях и исцелениях узнают сразу, и каждая весть о чуде западает в сердце.

Местечковость ― особая черта святости кипрской. Угодники Божии веками собирают селенья и души вокруг себя, и время − любви не преграда. Преподобный Кендей в Духе издавна связан с окрестными поселянами воедино. Те, чьи предки обивали порог пустыннической кельи, теперь так же спешат в обитель в горе и радости. Что случись ― в простоте сердца зовут родного угодника, бегут в монастырь. Святой помогает, словно кокош, собирая под крылья птенцов.

Рассказы о чудесах бережно сохраняются и передаются из уст в уста.

***

 «Я Георгий, живу в селе Айа Триада[2]. Во время сбора оливок ветка подломилась и я рухнул вниз. Позвоночник повредился в четырех местах. С земли пришлось поднимать меня на листе железа. Я исходил криком от боли.

Отвезли меня в Аммохосто. Турецкий врач только руками развел: «Надо ехать в Афины». Но где взять мне такие деньги? Я плакал, умолял святого Кендея, чтобы он все исправил. И вот я как будто уснул, а преподобный пришел и спросил:

— Что зовешь меня, чего хочешь?

Я рассказал о своих страданиях, а он говорит:

— Когда проснешься, больше не заболит, все станет, как прежде.

И точно: пробудившись, я чувствовал себя хорошо.

Пошел я выписываться к турецкому врачу, а он отказывался верить, что я и есть тот самый больной.  Но наконец, вручил мне выписку и признал: совершилось чудо.

И вот я сегодня[3] и пришел в монастырь поставить святому свечу, поблагодарить за то, что меня исцелил. Буду славить его, пока жив»[4].

Бедная Россия, добрая страна. И сына любит, и пасынка. И того жалеет, и этого милует. И последнего царя-батюшку чтит так, как при жизни его не почитали, и дедушку Ленина все фараонит в мавзолее не Красной площади, да и в каждом крупном городе на центральной площади все монументит его с протянутой к коммунизму рукой. И с праздниками у нас та же история получается. Как бы и Рождество есть (государственный праздник все ж-таки!), но и Новый год никто еще не отменял. Хотя Рождество de facto отменяется самим широким, как русская душа, празднованием Нового года.

Ну и переполошились все жабы в окрестных болотах! И было отчего! Ведь ни кто иной, как сам принц, живущий в настоящем английском дворце, сообщил, что переезжает со свой молодой супругой из дворца в свой дом в Лондоне, да и останется жить в этом городе.

(Рассказ-быль)

В приемном отделении скорой помощи появилась пенсионерка – приятная дама интеллигентного вида.
– Что случилось? – спросила медсестра, не поднимая головы от смартфона.
– На огороде какая-то мушка укусила, – пожаловалась бабулечка, – в голову, с правой стороны. И теперь и голова болит, и ухо правое болит, и отёк вокруг уха.

Медсестра внимательно осмотрела место укуса, больное ухо и безмятежно пропела:
– Ничего стра-ашного.  Ухо у Вас норма-альное, отёка не-ет.
– Но правая сторона болит!

– Я же вам сказала: ничего стра-ашного! В больницу класть Вас не с чем.
– Я и не хочу в больницу. Просто хочу узнать, почему у меня болит.

В небесах воссияла звезда от Иакова

В Абиссинии, Сирии и Междуречье.

Мудрецов из тех стран манит свет ее знаковый,

И ведет к Вифлеемской пещерке овечьей.

Обретя Божество, позабудут Астар,

Соглядают у Матери Чадо не спрятано,

Изгоняет зловонье из стойла Гаспар

Ожерельем на детскую ручку из ладана.

Караваном спешит из Савы Валтасар

И, предвидя смерть плоти для Жертвы Всемирной,

На здоровье Младенца несет Ему в Дар

Ароматов в сосуде с алое и смирны.

Мельхиор – седовласый, почтенный халдей,

Его сердце, Христа обнищанием, тронуто.

И прославит Царя от сердец всех людей

В том убогом вертепе сиянием золота.

 Вкус кофе на губах 
                               и  вкус  болезни -
 Неутоленной жажды жить 
                               глоток последний.
 Слова немеют на устах -
                               и   только  мысли:
 Душа уходит, не спеша,
                               из   этой   жизни... 

                           24 октября 2019 года

           упокоилась моя мама, раба Божия Инна.

 Расселись голуби на ветках голых
 Раскидистого клена за окном моим -
 Как новогодние шары на елке.
 Топорщат перышек короткие "иголки",
 Нахохлившись, комочки-сизари.
 То клювы спрятав, нежатся покоем.
 То озабоченно наводят марафет.
 То - одиночки. То друг к дружке - двое, двое...
 Душа моя, так много-много лет,
 Как в детстве, ты не радовалась снегу,
 Который должен быть, но почему-то нет...
 И голубям, и горсточке на Новый год конфет.
 

Мир очень изменится, если в нём сможет спрятаться рыцарь.
Честертон. «Дракон, играющий в прятки»

Из дневников

Что человеку нужнее: хлеб насущный или поэзия1? Для животного в нём — однозначно хлеб, для человека в нём — однозначно поэзия. «Не хлебом единым жив человек». Понимание этого — залог выживания, именно поэтому люди забывают о священном жизненном избытке, без которого быть человеком невозможно.

Новый дом

Сеню, когда он лишился родителей, тётка отвезла за город к бабке и деду. Как вошли они только в калитку, да как выросла пред ними избёнка в искристом снегу, так решил он про себя: «Убегу. Минутку выберу — и убегу».

Было тут ему непривычно. Первое – слишком тихо. Второе – всё делается неторопясь. «Поспешай неспеша», — дед говорит. И мобильник не ловит.

Уезжая, тётка крепко мяла в объятиях Сеню, звонко целовала в щёку бабу Шуру и деда Костю. А потом поклонилась им и сказала:

— Ну, воздай вам Создатель за доброту.

Сеня это запомнил. Слово новое – доброта – полюбилось ему. С тех пор он его где надо и где не надо вставлял. Скажет — и слушает, что выходит.

Баба Шура

Земной отрезок – малый лоскуток
От полотна длиною в бесконечность.
В пасхальный цвет окрашенная вечность,
Кто мог из древних твой найти исток?

Проходит жизнь в изгибах пустоты,
Как высохшее русло Иордана.
Но след ещё не стёрся каравана,
Что уходил в сияние звезды.

С тех лет далёких не внушают страх
Её лучом расколотые чащи,
И тающего мёда слаще
Благохваленье неба на устах.

Домой вернуться, но путём иным.
Застыть фигурками в иконостасе;
Стать солнечного света частью,
Как ветвь неопалимой купины.

2019