Омилия

И когда говорю о святом,
Мне за собственный голос неловко…
Ал. Карташёв

Никогда не думал, что смогу полюбить ирисы. Нет, ненависти к ним не было. Люто и яростно я ненавидел только лилии, и было за что, но ирисы — что-то легкомысленно избыточное, даже деревенски наивное было в их облике, и потому я даже не тратил внимания на эти глупые цветы, ведь ненависть — это тоже внимание. Но — лечите зрение картинами! — на полотне одного жутко известного художника я увидел те же ирисы и — возблагоговел. И цвет, и стройность растений были переданы с безупречной чёткостью натуралиста, ни одна черта не упущена и не искажена, он их не выдумал и не приукрасил, — никаких ухищрений художественной выделки, и наивность и избыточность оставались на своих местах, но — это были другие цветы!

Я впервые увидела ее в 1988 г., оказавшись на всенощной в кафедральном соборе. И она навсегда запомнилась мне именно такой. Может быть, потому что до этого я никогда не видала живой монахини – в апостольнике, черном подряснике, с четками в руке? Впрочем, откуда тогда могла взяться монахиня в нашем городе, если с того времени, как были закрыты все женские монастыри епархии, прошло более 60 лет?.. Кажется, после какой-то вечерней службы я решилась заговорить с нею. Она оказалась инокиней – монахиней в так называемом «малом» (рясофорном) постриге. В миру – Анастасией Александровной Неверовой. В рясофоре – матерью Евдокией. В дальнейшем буду называть ее тем именем, которое ей дали уже при постриге в мантию - Елевферией. По-гречески это имя означает «свобода». Согласитесь, звучит более чем необычно – «монахиня по имени «свобода»». Впрочем, она и впрямь была необыкновенным человеком. Другой такой монахини мне вряд ли доведется когда-нибудь увидеть.

Это был период моего воцерковления. Святые отцы запоем, и - бездумно, без меры - копирование их подвигов, вызывающее грустную иронию духовника на исповеди: «Опять в пустынножители подалась?»
Отдыхаю на даче у знакомых. Поели, все разошлись на дневной сон. Сижу на террасе, читаю очередное житие. Мучительно хочется пряника.
Их ели после обеда, на сладкое. Я один съела - но еще один хочется.
Знаю, где они лежат.
Разумеется, можно пойти и взять. Чего уж проще.
Но ОЧЕНЬ хочется. «Значит, страсть», - диагностирую я и начинаю бороться. Читаю. Хочется. Бросаю читать - начинаю молиться. Хочется. Чем больше молюсь - тем больше хочется. «Нет, - думаю. -  Бог сверх меры испытаний не дает. Если мне можно этот пряник, Он мне его Сам пошлет. Умру, но не пойду брать». Вспоминаю, как Илию кормили вороны, а Онуфрия ангелы. Сравнение кажется мне, духовному несмышленышу, весьма уместным - но даже оно не может отвлечь меня от главного – от мысли о прянике...

Посвящается общине глухонемых при мужском Стефановом монастыре г. Перми (СОЦЗАКАЗ)

Я вижу небо. Я петь хочу!
Голодной птицей в него взлечу.
Но не могу рассказать о том:
Голоса нет, а в горле ком.

Я не пойму о чем все галдят,
Но слышу звук, что во мне распят.
Аквариум улиц из каменных глыб - 
Как рыба в воде я среди рыб.

Но руку дает мне с небес Господь
И я поднимаюсь с речного дна.
Планктоном станет моя плоть.
Разве она мне теперь важна?

Я голос имею. Я петь могу!
Дышу молитвой, не пряча слез.
Спасителя в сердце своем берегу
И звук, что распятием пророс.
                                                   2010 

Пермь и Питер объединяют не только белые ночи и письма влюбленных. Во время войны в Пермский край эвакуировали жителей блокадного Ленинграда. Правда, тогда у нашего города было ударное советское название — Молотов. Его так назвали в марте 1940 года, поздравив, таким образом, с 50-летним юбилеем советского деятеля Молотова, который в юные годы, пока не связался с дурной компанией и не стал арестантом, был Скрябиным, играл на скрипке и писал стихи.

Интересное свойство у памяти. Порой забываешь события, которые произошли совсем недавно, а то вдруг высветит кусочек прошлого. Да с такими подробностями, как будто это было вчера.

А было это восемь лет назад в одном из санаториев Крыма, куда мы с мужем впервые за многие годы совместной жизни приехали отдыхать вдвоем.

Радостное ожидание новых впечатлений не омрачал февраль, который доживал последние дни и злился то порывистым холодным ветром с мокрым снегом, а то мелким нудным дождем.

Мы энергично вливались в санаторную жизнь и отдыхали от семейного быта, житейских проблем, городской суеты – от всего того, что изо дня в день связывает нас по рукам и ногам, изматывает своей обыденностью и монотонностью и заставляет быть тем, кем ты должен, а не тем, кто есть на самом деле. Извечный вопрос: «А что скажут или подумают другие?» превратил нашу жизнь, для других, а не для себя.
И вдруг – целых 24 дня для себя!

К концу первой недели отдыха мы перезнакомились с соседями по столику в столовой, с отдыхающими в соседних номерах, медицинским персоналом и дежурными на этаже.

Прежде чем обожиться, нужно очеловечиться

Естественное откровение… Мы смотрим на природу и думаем: «Господи, как Ты велик, Как прекрасно и мудро, все, что Ты создал!» Передо мной фотография: река, над рекой обрыв и на нем одинокая сосна. Кажется, они просто сосуществуют. Но если вдуматься: река дает сосне влагу, земля — пищу, корни удерживают землю от обвала, а река намывает себе землю и она становится ее дном. Давая друг другу достаточно много, они берут необходимое и для себя, а самое главное — они все время сохраняют свои границы. Всегда понятно, где заканчивается сосна и начинается земля, где заканчивается земля и начинается вода…

О душа, что грустишь одиноко,
Что восстать не спешишь по утру?
Что себя погребаешь до срока,
Охладев ко святому добру?

Зря ты молвишь, что Богом забыта,
Что обкрадена веком лихим, –
Ведь врата ко благому закрыты
Своенравным упрямством твоим.

Слишком долго, душа, ты скиталась,
Позабыв о Небесном тепле,
И, оставив Отца, пресмыкалась
С рабской песней по грешной земле.

Как легко ты, душа, проходила
Мимо боли, неправды, нужды…
Слишком часто людей приводила
На стези пересуд и вражды.

Ты бесстыдно себя извиняла
В непристойных словах и делах,
И лукавством Любовь подменяла,
Пред Всевышним утративши страх.

…А сегодня ты ищешь ответы –
За вчерашнее счастье в борьбе.
Жаль, что чистого Божьего света
Слишком мало осталось в тебе.

Так воспрянь, Гласу вечности внемля!..
Благодати вкуси, а не слёз.
Для тебя на суровую землю
Бог спасенье от скорби принёс.

1.04.2010 г.
 

Пингвины черные на льдине
По океану плыть хотят,
Их капитан, Учелло Гвини,
Поднял над судном синий флаг.

Чрез море Южное – на север!
Скорей на север – там тепло,
Там солнце ласково согреет
Оледеневшее крыло.

Быть может, в Африке оттаем,
Забыв о вечной мерзлоте,
И в небо синее направим
Мы свой полет – как птицы все!

23 сентября 2002 г.
 

– А скажи-ка  мне, мил человек, почто ты сюда припёрся? Натура-то человеческая ленивая, просто так свой зад подымать не будет. Знать нужда тя к нам за шкирку приволокла. А вот в чём она нужда-то, коли ты, стока вёрст отмахал и не зажмурился?...
Опять что ли музу свою худосочную за хвост ловить будешь али проповеди мне читать, как о прошлом годе?
– Да нет, дед, проповеди пусть вам батюшка в церкви читает, а меня, грешного да недостойного увольте.

Хитро перемигиваясь, разбегались по небу любопытные востроглазые звёздочки, и толстая луна, недовольно покачиваясь, внимательно следила за играми своих подопечных.

Беседа с кандидатом богословия протоиереем Димитрием Моисеевым

— Каков богословский смысл Таинства Крещения?

— Богословский смысл Таинства Крещения очень простой — соединение человека с Богом. Святитель Григорий Богослов писал: «Невоспринятое не уврачевано, но что соединяется с Богом, то и спасается». Поскольку, по слову Дионисия Ареопагита, спасение — это обожение и ничего больше, об этом у него прямо сказано, следовательно, Крещение — это начало обожения. То есть, как говорил преподобный Симеон Новый Богослов, Сам Христос входит в человека, подобно семени, и пребывает в нем. А дальше, по слову блаженного Диадоха Фотикийского, эта благодать Божия, которая вошла в человека, помогает ему в деле обожения.

Озорной ветерок раскачивал изумрудные плиссированные зонтики садовой клубники, и робкие рассветные лучики в приветственном поцелуе припадали к её веснушчатым щёчкам. В ответ на ранний телефонный звонок недовольно зашелестела чопорная яблоня, так что мне ничего не оставалось, как вернуться в дом и утихомирить беспардонный аппарат.

— Лена, благослови. Прости, что беспокоим так рано, но сегодня крестный ход во Владимире, и матушка благословила узнать, вы едете или нет.

— Благослови, мать Ольга. — Как приятно с раннего утра услышать монастырское «благослови». Недаром говорят: каждая душа по природе своей христианка.

— Конечно, едем. Если нужно, то троих человек можем прихватить с собой.

— Спаси Господи! Тогда мы определимся и перезвоним, хорошо?