Омилия

Годы правления императрицы Екатерины Второй принято называть золотым веком. Было ли так на самом деле, либо это преувеличение — Бог весть. Известно только, что многие иностранцы приезжали тогда в Россию-матушку, привносили в патриархальную жизнь огромной страны богатую европейскую культуру, современные традиции, принимали российское подданство и начинали трудиться во славу своего нового отечества. Некоторые из них благодаря своим талантам, прилежанию, доблести возвысились при императорском дворе и стали известными людьми.
Именно так оказался здесь и некий Судерланд, сделавший вскоре карьеру придворного банкира. Человеком он был добросовестным, честным, в совершенстве знал банковское дело, потому и пользовался полным доверием самой императрицы. Но придворная действительность — это хождение над пропастью.
Однажды слуга доложил Судерланду, что в гостиной находится полицмейстер (так назывался в те времена начальник полиции) и срочно желает видеть господина банкира; а дом окружён вооружёнными солдатами. Судерланд был обескуражен этим сообщением и в волнении сказал слуге:
— Проси в кабинет!

Приехав в Свято-Сергиевскую православную богословскую академию, с радостью обнаружила, что находится она рядом с очень красивым храмом в честь Тихвинской иконы Божией Матери. Икона чудотворная, и сам храм не менее известен. Поэтому в моем сознании и храм, и академия стали составлять как бы единый комплекс.

Символично, что храм был заложен по повелению царя Алексея Михайловича в 1673 году рядом с царским путевым дворцом на пути паломничества в Троице-Сергиеву Лавру к мощам преподобного Сергия Радонежского. В академию меня пригласил руководитель международной программы повышения квалификации православных психологов протодиакон Дионисий Гавчук. Предложил провести два практических семинара по теме «Психология и социальное служение Церкви».

Прослойки, элиты и касты
Под мерным качанием вод.
Над водами просто – без масок
Простой пребывает народ.
Пусть кровь его не голубая,
И пусть не бела его кость,
Но теплится вера живая,
И в бедствиях – праведна злость,
И логика не виртуальна,
И мысль по-детски проста,
И с пашни своей, не из спальни,
Он зрит на созвездье Креста.
Любимые руки и лица –
Народ наш внимателен, тих.
Он в церковь зайти не боится
В неброских одеждах своих.
Кладет он земные поклоны,
Тернового ищет венца,
Убытки несет и уроны,
Но службы стоит до конца.
…До лавры след тянется санный,
Дым ладана, стрелы лучей,
Паломник стоит, осиянный
Упорной молитвой своей.
В такие мгновения мнится,
Что кончится время невзгод,
Что к небу взлетит колесница,
А в ней – воскрешенный народ.

Выбором светлым бодра,
Капищ отторгнув прельщенье,
В радостных вóдах Днепра
Русь принимала Крещенье.

Сердце крестилось, не плоть,
Веры обретши скрижали.
Русский народ и Господь
Судьбы Заветом связали.

Так с этих пор повелось:
Если крепчало безбожье,
Если в любви не жилось, –
Тяжкого жди бездорожья.

…После же смут и стыда,
Внявши страданьям без меры,
Русь восставала всегда
Силою истинной Веры.

В чём предвозвестие бед,
Опытом Родина знает:
С Богом нарушив Завет,
Русское сердце страдает.

Могут слукавить уста,
Разум забыться, пируя.
Только…
          вдали от Христа
Русское сердце тоскует.

Можно пытаться найти
Мудрость земного решенья,
В долгом, нещадном пути
Грезить о скором спасенье.

Можно терзать свою плоть,
Мира в душе не имея.
Можно…
           Но только Господь
Русское сердце согреет.

Дожить, дойти до поворота
И улыбнуться, уходя…
Живёшь, не зная ктО ты, чтО ты,
Как будто вовсе нет тебя,
Есть только вечный шум дождя
И ожидание субботы…

Поверить, лопнуть от досады
Не на кого-то – на себя.
Перепонять: «Нельзя!» и «Надо!»,
И, как же «Надо!», не любя…
А потому – дождя, дождя
И с ним покоя и пощады…
2011

Розоватые облака-вещуны, быстро проплывая по низкому небосводу, то разбегаются, то догоняют одно другое, принимая устрашающе-причудливые формы. Наконец, соединившись, они образовали лиловую тучу и пролились… красным тяжёлым дождём.
Похоже, это Спаситель разрыдался кровавыми слезами, век за веком зря на содомо-гоморрскую нашу жизнь…
Всё чаще и чаще по земле растекаются тревожными реками цветные дожди. А мы будем и впредь беспечно ожидать, что произойдёт вслед за последним из них?..
Сегодня за окном дождик обычный летний ─ иссеребрённый, спокойный, не зловещий. Обложной. До-о-олго можно размышлять о пока не сбывшейся страшной сказке…
Выглянет ли солнце?..
 

Было это спустя несколько лет после окончания Великой Отечественной войны…
Каждое утро, размеренно постукивая о тротуар своей тяжёлой деревянной ногой, по центральной улице маленького старинного городка проходит седобородый чистильщик обуви Матвеич. То обгоняя старика, то отставая от него, бежит серый спаниель и так старательно обнюхивает тротуар, что его длинные уши почти касаются грязного асфальта.
Возле булочной, разместившейся в подвале двухэтажного деревянного дома, пёс останавливается и, подождав хозяина, вскакивает на крыльцо, которым уже давно никто не пользуется по назначению; потом тщательно обнюхивает его и наблюдает умными глазами за тем, как Матвеич неспешно раскладывает нехитрые принадлежности чистильщика обуви и удобно пристраивает свою неуклюжую потрескавшуюся ногу.
Верхняя ступенька крыльца служит Матвеичу сиденьем, а нижняя — подставкой для ног клиентов и помятой жестяной баночки из-под леденцов для жёлтых пятаков за чистку обуви. Невысокий резной навес защищает от жаркого летнего солнца и стылых осенних дождей. Устроившись, старый чистильщик закуривает папиросу и произносит свою самую длинную за весь день фразу:

* * *

На другой день, после приема больных, я поспешил в книжную лавку. Потому что горел желанием поподробнее узнать о том, кто такие христиане.
-Что желает приобрести господин? – любезно спросил улыбчивый хозяин лавки, по виду – грек. – Желаете что-нибудь серьезное? «Илиаду»? Софокла? Плутарха? А, может, господин хочет почитать что-то веселенькое? Очень рекомендую «Золотого осла». Удивительные приключения юноши, по вине колдуньи превратившегося в осла. А впридачу к ним – история любви Амура и Психеи. Изволите показать?

-Мне бы что-нибудь о христианах. – заявил я.
Похоже, мой вопрос изумил хозяина, привыкшего видеть у себя любителей совсем иного чтения. Однако он тут же совладал с собой и заулыбался еще шире.

не–герои не–нашего времени
рядом с нами понуро бредут
глухотою эпохи разменяны
на грошовые выгоды смут

ни любви ни тепла им ни радости
не даёт виртуальный успех
кто же их развращает из младости
прививает испытанный грех?!

кто мы люди – случайные? лишние?
поколенья духовных калек?
то гордимся – звено наивысшее
то клянем государство и век

есть ли сила – воспрянуть и выбраться
из болота смертельного – в жизнь
отметая нечистые выбросы
просвещенного общества слизь

...и припав бы к источнику чистому
в отраженье увидеть своём
образ Божьего света лучистого
стать для Духа надежным жильем

а пока – все мечтами да взбрыками
самой зверской природы притом
все бредем – не-героями дикими
как бы жизнь отложив на потом…

Сияли-сияли звёзды во Вселенной, излучали-излучали на Землю свой загадочный свет по велению Божьему, «для отделения дня от ночи, и для знамений, и времён, и дней, и годов», вызывали-вызывали мечтательно-томные вздохи влюблённого (в себя) человечества, забывшего Создателя, да и заговорили меж собою. Об этом красиво сообщил нам Михаил Лермонтов: «Звезда с звездою говорит».
О чём беседовали звёзды ─ Бог весть…Однако вскоре Спаситель получил звёздную челобитную: "О Боже Справедливый! Человеки погрязли в грехах. Ничтожно мало среди них праведных, верных. Поистине, «мир лежит во зле»! А мы ведь светим для всех одинаково, все нашим сиянием наслаждаются. Сделай, о Боже, так, чтобы верные Тебе влюблённые вздыхали под нами, а грешные пусть не вздыхают и свет наш не лицезреют. Созданные Тобой Андромеда, Альтаир, Вега, Полярная звезда (и ещё две с половиной тысячи видимых с Земли подписей)".
И начертал Владыка Человеколюбец: «О творения Мои, светила на тверди небесной, неучи мироздания, учитесь у Солнца, которое даже безбожник Владимир Маяковский ничтоже сумняшеся похваливал:
Светить всегда,

Облако было легким и воздушным, нежным, серебристым и очень мягким. Все любовались на облако и радовались ему…пока оно не превращалось в тучу. Тогда облако становилось серым, мрачным, и очень раздражительным, с ним было душно и неприятно. Завидя почерневшее облако, все скорбно качали головами и прятались от него в своих домах.
Да и самому облаку не нравилось быть тучей, такое состояние тяготило облако, утяжеляло, мешало и даже останавливало его полет. Облако-туча нависало грозно и обреченно, и долго мучилось от своей мрачности. Оно чернело, гремело и росло, покуда, наконец, не проливалось слезами. Слезы оживляли его. И часто, наплакавшись вдоволь, оно из тучи снова становилось облаком. Еще не таким легким и воздушным, еще печальным и задумчивым, но уже прозрачным и мягким.
Однажды после очередной грозы, облако плакало: «Почему со мною так происходит? Почему я всегда не могу быть светлым? Почему я мрачнею и превращаюсь в страшную тучу?»
Выглянувшее солнышко улыбнулось облаку: «Потому что ты не зовешь меня на помощь!»

Ночью прошумел грозовой ливень, и почва по обеим сторонам неширокой заасфальтированной дорожки превратилась в настоящее месиво. Впереди меня инвалид-колясочник неосторожно съехал с тропинки и основательно завяз в грязи. Чертыхаясь, он пытался рывками выкатить на асфальт свою коляску, но, измазывая об её колёса руки, увязал ещё больше.
Когда я поравнялся с «местом дорожного происшествия», молодой человек уже почти исчерпал лимит безобидных слов и готовился разразиться выражениями, хоть и оскверняющими слух, но облегчающими страдания. Помогая ему выбраться из грязи, я тоже порядком измазался, но вскоре мы вместе спускались к Комсомольскому озеру, ибо нам было по пути. Знакомясь, парень, вытерев руки носовым платком, сказал: «Называйте меня Лёхой, как друзья зовут». Лёха оказался разговорчивым, слегка навеселе и за бойким словом в карман не лез.
─ Товарищ Лёха
Живёт неплохо, ─
продекламировал молодой человек, подмигнув мне и поблагодарив за помощь. ─ Вы, наверно, осуждаете: мол, инвалид, но туда же ─ лишь бы выпить.

не–герои не–нашего времени
рядом с нами живут в тишине
глухотою эпохи разменяны
на грошовые выгоды не–…
…–красоты –высоты –БожьейРадости
где ж им взяться – героям –для–всех
если «новь» растлеваем из младости
культивируем вычурный грех?
нам бы просто – с рассвета до вечери
белых просфор замес сотворить
непрестанно запепливать свечечки
тихих-тихих горячих молитв…
 

Повесть из времен императора Александра Севера (продолжение)

* * *

-Кто она? – спросил я Руфа, как только мы остались одни.
Он с недоумением уставился на меня.
-Это ты о ком?
-О ней… - произнес я, не решаясь произнести вслух сладкозвучное имя очаровательной Мирталис.
Его ответ возмутил меня до глубины души:
-Ты говоришь о той пройдохе, что липла к тебе? Неужели она тебе понравилась? Право слово, я думал, что ты умней…
-Как ты смеешь так говорить, Руф? А еще друг называешься!

Что пожелать тебе сегодня,
Мой улыбающийся сын?
Над чёрной бездной преисподней
Земных небес ярка ли синь?
Иль чрез озоновые дыры
Иная проникает власть?
Но полно, звонки наши лиры,
Их звон не даст совсем пропасть.
Что пожелать тебе, счастливый,
Спокойный за свою судьбу?
Подруги нежной и красивой,
На труд способной и мольбу?
Иль, чтобы дальняя дорога
Под ноги скатертью легла?
За схваткою с единорогом
Не ждёт ли ратоборца мгла?
Желать ли тишины сторонней,
Оторванной от всех и вся?
Иль преклоненья пред иконой,
На коей крест несёт, скользя
По склонам выцветшей Голгофы,
Христос?.. Чего тебе желать?
Чтобы слились в поэму строфы
Иль вечно не старела мать?
Чтоб приспособиться к лукавству
Эпохи, одержимой злом?
Чтобы на всякий случай маску
Иметь, снимая перед сном,
А утром снова одевая?
Чтоб лгать умно себе, другим?
Что пожелать тебе?.. Не знаю,
В судьбу ступивший пилигрим.