"Для Лёхи оставим трохи..."

Ночью прошумел грозовой ливень, и почва по обеим сторонам неширокой заасфальтированной дорожки превратилась в настоящее месиво. Впереди меня инвалид-колясочник неосторожно съехал с тропинки и основательно завяз в грязи. Чертыхаясь, он пытался рывками выкатить на асфальт свою коляску, но, измазывая об её колёса руки, увязал ещё больше.
Когда я поравнялся с «местом дорожного происшествия», молодой человек уже почти исчерпал лимит безобидных слов и готовился разразиться выражениями, хоть и оскверняющими слух, но облегчающими страдания. Помогая ему выбраться из грязи, я тоже порядком измазался, но вскоре мы вместе спускались к Комсомольскому озеру, ибо нам было по пути. Знакомясь, парень, вытерев руки носовым платком, сказал: «Называйте меня Лёхой, как друзья зовут». Лёха оказался разговорчивым, слегка навеселе и за бойким словом в карман не лез.
─ Товарищ Лёха
Живёт неплохо, ─
продекламировал молодой человек, подмигнув мне и поблагодарив за помощь. ─ Вы, наверно, осуждаете: мол, инвалид, но туда же ─ лишь бы выпить.
─ С какой стати осуждать? Во-первых, вы же не водитель пассажирского автобуса, а во-вторых, не судите ─ да не судимы будете… Не станете же вы судить меня за, к примеру, «босую» голову.
─ Неплохое начало знакомства, ─ заулыбался Лёха. ─ Лысина, конечно, не очень серьёзный повод для выпивки… Вот вы сейчас не спеша пройдётесь ─ подчёркиваю, пройдётесь! ─ вдоль озера. Захотите ─ по дорожке, захотите ─ по мокрой траве. Правильно? Взбредёт в голову фантазия ─ улыбнётесь вон той женщине. Почему бы не улыбнуться, ведь она, кажется, тоже прогуливается, не торопится. А потом, если познакомитесь, поддержите её за локоть, помогая подняться в автобус или троллейбус. Это же так, чёрт возьми, приятно!.. Правильно? А вы думаете, мне не хочется ей улыбнуться? И не только улыбнуться… Взять её за руку… Предположим, улыбнусь; гадость она, конечно, инвалиду не скажет, но во взгляде её наверняка прочту: «Всяк сверчок знай свой шесток!» Правильно?..
Лёха полуобернулся ко мне и вновь едва не съехал в грязь, но ловко удержался на асфальте и продолжил:
─ А мне вдвойне обидно, ведь я до восемнадцати лет был парень хоть куда ─ кандидат в мастера спорта по плаванию! Двух десятых долей секунды до мастера не хватило на «сотке». Вот-вот выполнил бы. Тренировался как одержимый. Однажды дёрнула меня нелёгкая прыгнуть с трамплина в воду, да поскользнулся на доске отскока, ударившись об её край. С тех пор в инвалидной коляске, уже почти двенадцать лет.
─ Друзья навещают? А девушка у вас была?
─ Друзья… Бог им судья, друзьям… Тренер два раза, ещё в больницу, приходил… А девушка… Узнав, что я обречён «сожительствовать» с коляской, скоренько выпрыгнула замуж, а сейчас, когда является к своим родителям (они живут в одном доме со мной), «не узнаёт» меня. Есть друзья по несчастью. Серый, Серёга значит, «афганец», на костылях ходит ─ подорвался на «бронике»; он у нас «лёгким» считается, хотя сидеть не может, зато на гитаре здорово играет ─ стоя, с костылями под мышками. Он и в магазин за выпивкой «бегает». Ещё есть Костя, как и я, колясочник, инвалид с детства. Сейчас я их жду. Серый, конечно, придёт. А вот Костя ─ не знаю. Он полностью зависит от брата. Если тот не пьян, то скатит его с третьего этажа. Бывает, вниз спустит, а потом напьётся и спит дома. А Костю с коляской соседи заволакивают на этаж… Но мы трое ─ друзья настоящие. Потому, что друзья по несчастью. Потому, что надеяться нам не на кого, только на себя… Это Серый придумал нашу присказку: «Для Лёхи оставим трохи…» А позавчера, когда мне исполнилось тридцать лет, Серый спел песню, сочинённую для меня:
«Товарищ Лё-ё-ёха-а
Живёт непло-о-оха-а…»
По подсыхающей дорожке костылял Серый, резко выбрасывая вперёд негнущиеся ноги. За спиной у него болталась гитара… А брат Кости, вероятно, вновь напился…
Я попрощался с Лёхой. Рука у него большая, сухая и сильная…
Идя к остановке, представил себе незнакомую девушку, живущую в соседнем с моим подъезде. Она редко выходит на улицу, опираясь на руку своего отца. Ей не более двадцати пяти лет, но волосы у неё почти седые и от рождения малоподвижные ноги. А в чистых, трагических глазах словно застыл беззвучный вопль: «Я жить хочу! Любить хочу!! Счастья хочу!!!» Вряд ли она хоть один раз была на Комсомольском озере, на «родине» Лёхи, Серого, Кости. Это в другом конце Минска, а для неё ─ будто в иной галактике…

25 августа 1998 г.