Имя Ариадны Эфрон (1912 — 1975) оказалось причастным к русской поэзии еще в ту пору, когда она была ребенком. В сознании нескольких читательских поколений оно неразрывно соединилось с именем ее матери, желавшей видеть в малолетней Але свое подобие, alter ego. В стихотворном сборнике «Психея. Романтика» (Берлин, 1923) Марина Цветаева предприняла удивительную, едва ли не единственную в истории литературы, попытку: слить собственный голос с голосом своей дочери. Сборник открывается циклом «Стихи к дочери», а завершается разделом «Психея. Стихи моей дочери». Слово «Психея» поставлено неслучайно: душа, по Цветаевой, не имеет возраста.
Сказалась ли в этих безыскусных, но в то же время своеобразно поэтических строках семилетней Али «рука Марины» — судить трудно. Однако сохранившиеся письма Ариадны тех лет, а также свидетельства современников позволяют говорить о ее невероятно ранней духовной зрелости: «...видит ангелов, пишет мне письма, самые красивые из девических писем, какие я только получал когда-либо в жизни, и пишет стихи, совершенно изумительные», — вспоминал Бальмонт (речь идет о Москве 1920 года)1. Некоторые из этих писем сохранились. «Марина живет как птица: мало времени петь и много поет», — сообщает, например, Ариадна о своей матери 30 августа 1921 года в письме к Е. О. Волошиной2.
