Серый город с оттенками синего.
Мне весна, как спасительный храм.
Я её называю по имени,
Я её узнаю по глазам.
Вновь церковная музыка слышится
Над ленивым ворчанием дня.
Где-то письма подробные пишутся,
Сочиняются не для меня…
Серый город с оттенками синего.
Мне весна, как спасительный храм.
Я её называю по имени,
Я её узнаю по глазам.
Вновь церковная музыка слышится
Над ленивым ворчанием дня.
Где-то письма подробные пишутся,
Сочиняются не для меня…
Людей думающих можно разделить на два вида. У одних сначала книги — потом жизнь по книгам (по букве), у других сначала жизнь, а потом — книги, помогающие жить разумно, осмысленно. Речь не просто о личностной доминанте или акценте, а о «бензине», на котором работает природная система душевно-духовного жизнеобеспечения личности, о главной движущей силе человека. У одних она — сугубо посюсторонняя, здешняя, мирская, у других — нездешняя, трансцендентная, не от мира сего. Можно сказать и по-другому: одни заперты в рамках человеческого, другие открыты высшему, озаряющему человеческое.
Эти два вида людей враждуют на духовном уровне: первых всегда раздражают вторые. И никогда наоборот. Вторые не воюют против первых, у них есть дела поважнее, но первые всегда борются со вторыми, потому что те не вписываются в их порядок вещей, нарушают его просто своим существованием.
Удав желал бы проглотить планету,
но, жаль, планеты для удава нету.
Желал бы брюхом поглотить пространство,
да мало, видно, только шарлатанства.
Удав народы проглотил бы, может,
да мал его желудок. Жадность множит
желания удава — всё без меры,
кружат вокруг него мечты-химеры.
Удав страдает: жизнь проходит мимо,
мечты удавьи неосуществимы.
С Наташей мы не виделись лет 30. Ее родители умерли рано. Она переехала в Россию, благополучно осела в одном из небольших городов, вышла замуж, родила двух сыновей, сделала карьеру. И вот, наконец-то встретились. Она приехала в Тбилиси надышаться Родиной. Потому ходит пешком по городу, садясь на транспорт лишь по необходимости. Завтра улетает обратно. А у меня есть возможность задать пару вопросов.
Во всей ее обычной биографии есть один примечательный факт. Она, бывший очень идейный комсорг, сейчас живет церковной жизнью и регулярно объезжает российские монастыри. А меня медом не корми – люблю выяснять всякое такое чудесно-промыслительное.
– Наташ, как ты докатилась до такой жизни?
Щенок
Целый день шумел щенок –
Хвостик свой поймать не мог.
На него сердилась мать:
– Ну-ка тише! Дай поспать!
Котята
Что за милые котята –
Рыжий, серый, полосатый.
Киска, покорми котят,
Есть давно они хотят!
Отец Николай сидел на лавочке возле храма.
Его лицо — простое и доброе лицо сельского священника — отражало всю его жизнь. Солнце — выжгло волосы, позолотило бороду и усы, ветер — сделал грубой кожу, труд иссушил щеки, а вера — осветила глаза. Глаза батюшки мягко, ласково, приветливо и как-то по-особенному кротко смотрели на этот мир и улыбались.
— Отец Николай, что домой не идешь? — окликнула батюшку баба Клава — седенькая раба Божия, закончив прибирать после службы церковь.
ГЛАВА 10. СТАРИК И ЮНОША
В горенке у Николушки много икон – больших и маленьких. Они висят по всем стенам, так, что почти не видно старых газет, которыми обклеена комната. Некоторые иконы Николай сам вынес из заброшенных церквей Вологодчины, некоторые ему принесли бабы, вытащив их из своих сундуков, куда те попали в то время, когда в стране один за другим закрывали храмы.
Николушка вставал рано-рано, задолго до рассвета, а под большие праздники, бывало и вовсе не ложился. Он долго молился по богослужебным книгам, а затем читал Евангелие.
Путь – понятие глубоко личное, если не принимать за него пути стандартизированных обществом потребления удовольствий. Где-то глубоко внутри человека горит искра, которая освящает бетонное основание цивилизации городов. И в свете этого огня коробки многоэтажек кажутся жалким подобием жизни, втиснутой в квадратуру лабиринта. Сколько не броди, упрешься лишь в стену. Выход лежит далеко за пределами расчетных нагрузок оснований прорезающих небо остроконечных вершин торжествующего однообразия бетонных клетушек “счастья”.
От кормы разлетаются птицы, верные счастью летать,
Им хватает и чести прожить без измен, и соленого мира прибоя,
Уплывать по воде от бетонного плена, точно восстать
В час, когда обманули, в миг, когда подошли к полю вечного боя.
-Пап, смотри, подснежники!
-И как ты углядел, глазастый?,- удивился Володин, оглядываясь. Действительно, под окнами корпуса, на проталинке, под кустом, совсем незаметные, тихонько покачивались среди куртинки уверенных узких листьев белые цветочки.
-А листики у них- прямо как стрелы, да, пап?
Володин посмотрел.
-Да. И как сил- то хватает у них, такие нежные, а ведь сквозь снег пробились!
-Они как стрелы весны, да?
-Как ты сказал?
-Стрелы весны. Они маленькие, слабые, а всё равно бойцы. И я боец, да?
ГЛАВА 7. НА ОЗЕРЕ
Ну и напасть свалилась на бедную голову Ивана Тихоновича! Нет, право, вот и не верь после того в приметы. А началось все с того, как в лесу ни с того ни с сего завопила неясыть. И это-то утром, когда совы обычно спят. Иван Тихонович охотник бывалый, любой шорох в лесу может опознать, а уж крики птиц и следы животных – о том и говорить не стоит, охотник всё одно, что хороший пес, но от пронзительного крика неясыти у него по спине побежали мурашки.
***
Ослаби, остави, прости
Мои прегрешения, Боже,
Душа моя сбилась с пути,
Она заблудилась, похоже.
100 лет назад, в конце февраля – начале марта 1917 года, произошли события, которые в молниеносно короткий срок изменили государственный строй России и послужили запалом для смуты, превзошедшей по масштабу потрясений ту, которую наша страна пережила и преодолела тремя веками раньше. Эти события названы были Февральской революцией. Разрушение Российского государства, начатое в феврале 1917 года, продолжалось в течение еще нескольких лет, сопровождалось чредой государственных переворотов, среди которых обыкновенно выделяют тот, что пришелся на октябрь 1917-го, но начало катастрофе положено было все-таки не в октябре, а в феврале.
От крылечка до крылечка
Вокруг храма крестный ход
У меня фонарь со свечкой,
Ярко светит и не жжет.
Ночка непогожая
Солнца свет погас.
В небе матерь Божия
Помолись за нас,
Чтоб ночами длинными,
Не боясь- уснуть.
Матушка , родимая,
нас не позабудь.
Скоро стужа зимняя
Всюду заметет
И колючим инеем
Ветки обошьет.
Добры ангел, если слышишь ты
Прилетай и я открою двери.
Защити меня от темноты
В ней живут чудовища и звери.
Ныне бесстыдству – воля,
Правит людьми корысть,
Зло разлилось, как море,
В суетном меркнет жизнь.
Чести удел осмеян,
Ядом сочится лесть.
Славой порок овеян,
Вместо прощенья – месть.
Полон горя отплыл кораблик
К островам громового счастья,
Вслед опять вот точили сабли
Командиры с волчиной пастью.
Нам порою бывает непросто.
Смотрим смерти лихой мы в глаза.
Души братьев, как звёздную россыпь,
Прячет кротких небес бирюза.
Согласно определению Священного Писания Церковь есть Тело Христово (1 Кор. 12:27). Как правило, мы воспринимаем данную характеристику Церкви как отвлеченное философское понятие. Мы приблизительно понимаем, о чем идет речь, но мало чувствуем онтологическую суть апостольских слов. И в этом отношении мы заметно отличаемся от верующих апостольской общины, которые очень ярко переживали эту важнейшую сторону природы Церкви.
Дорогие омилийцы и гости сайта! В марте выходит в свет моя новая книга. С разрешения издателя представляю пролог романа «Пророк и цари», неотредактированный вариант, потому как он мне нравится больше, чем причесанный и приглаженный.