Омилия

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О том, как я сам выбрал свою судьбу

Наконец, наступил праздник моего шестнадцатилетия.
Весь наш дом был украшен цветами и венками, и Капитолина даже на ручки дверей навязала разноцветных ленточек. В тот день я торжественно снял перед алтарем ларов детскую тогу, окаймленную пурпурной полосой, и переоделся в белую.
Вечером в мою честь был устроен праздничный пир. Отец пригласил на него лучших городских музыкантов, не забыв и про арфисток с длинными лебедиными шеями.
К столу были поданы великолепные кушанья, и кончено же – моя любимая детская еда: пшеничная каша с медовым напитком и снегом. Мне надлежало ее съесть под веселые возгласы присутствующих, и запить кубком вина, чтобы окончательно распрощаться с детством
Многие гости явились с подарками, щедро приправив их шутками и самодельными стишками. Мой первый учитель принес с собой целый пучок заостренных тростниковых палочек и восковую табличку.

                    22

Родник чистейший свежестью пленит,
Но станут воды – мерзко воссмердит.
Наш мир Творцом запущен для движенья,–
Судьбой обманут тот, кто в неге спит.

                    23

В греховном море много берегов.
Одни страшат нас лязганьем оков,
Иных бежим, души призывам внемля,–
А на других страстям возводим кров.

                   24

Богатство лжет, что в мире все решает,
То ниц кладет, то властно возвышает…
Когда ж пленит поклонников своих,–
Легко ума и совести лишает.

                   25

Грозою небо растревожено,
Померкли краски торжества…
В лесах неряшливо разложена
Ветрами дряхлая листва.

За утром зябким, неохотливо,
Едва проглянет теплый час,–
Так осень поздняя, заботливо,
К зиме настраивает нас.

                               2009

Вы улыбаетесь? Напрасно. Вам предстоит прочесть настоящий триллер, если, конечно, я сумею его написать. Во всяком случае, сюжет того стоит…

Я очень люблю кушать рыбу: свежую, только что пожареную — всегда любила. Но я не всегда понимала какой ценой она достается.
Первый урок, осознанный мной лишь отчасти, преподнесли мне знакомые ребята лет в семнадцать. Помню, взяли они меня на рыбалку. Удочку вручили, червей уже накопанных дали (заметьте, по всем правилам мне следовало бы накопать их самостоятельно) и на нужное место усадили, рассказав что, когда и как надо делать.

Проблемы начались, прежде всего, с червяками — я не могла решиться проткнуть их тельце крючком — сердце мое просто разрывалось от сострадания. Пришлось мальчишкам взять это дело на себя.

На проходившей однажды в Правлении Союза писателей России секции ежегодных Рождественских чтений, которую я вёл в течение нескольких последних лет, мне особенно запомнилось выступление профессора Всеволода Юрьевича Троицкого, в котором он рассказал, как в одной из своих институтских лекций он процитировал студентам слова апостола Павла из «Первого послания к коринфянам», касающиеся понимания сущности любви (1 Кор.: 13, 4—7). «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется и всё переносит», — привычно перечислял он сформулированные святым апостолом компоненты этого сокровенного чувства, как вдруг в притихшей аудитории раздался предельно удивлённый голос одного из молодых слушателей: «Профессор! А ведь любить — это, оказывается, так трудно!..»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О том, как была поделена Римская империя

Кумиром моих школьных лет был император Диоклетиан. Вот кто стал для меня настоящим божеством!
Заметив где-нибудь статую с его изображением, я бежал к ней с такой прытью, как не всегда спешил к родному отцу.
Перед изваянием Диоклетиана в нашем домашнем ларарии, я произнес все свои детские клятвы, и не раз украдкой целовал край его каменной тоги.

Цезарь Гай Аврелий Валерий Диоклетиан Август… Даже само имя казалось мне похожим на какое-то грозное заклинание. И больше всего на свете я желал бы повторить его судьбу.

…Ангел замолчал и нам показалось, что он обнял нас своими хрустальными крыльями — всех вместе — и Сверчка, и меня, и ёлку, всю комнату. Стало тихо — тихо, радостно. Про такие мгновения говорят обычно: «Вот тихий Ангел пролетел…»
Вдруг раздалось уютное кряхтенье — это завозился на своём барабанчике Сверчок.
 — Кажется, пришёл черёд и мне рассказать свою историю, — проговорил он.
И снова что-то кольнуло в моём сердце, что-то тревожило его.

История Сверчка

Сверчок, как и положено, жил за печкой старого дома. Жил он здесь всегда, а сколько ему лет он и сам не знал. Да и как посчитаешь годы, когда текут они так однообразно и медленно…
Днём Сверчок нежился в лучах солнца на полосатом коврике посреди комнаты. А вечером, когда возвращались домой люди, он забирался за печку и от скуки пел свою песню — всё одну и ту же.

Жил человек, худой, немного лысый,
Любил страну, свой дом, жену, детей,
Но, вот однажды – превратился в «крысу»
И стал «кусать» невидимо людей.

Упрятав имя с помощью прогресса,
Набором клавиш за бездушный «ник»,
Он стал писать, что все кругом «балбесы»
И этот мир неправильно возник.

Строчил хулы направо и налево,
Клеймя нещадно, с лёту, от души –
Друзей, соседей, собственное древо,
Для серых дел все средства хороши.

«Кусал» и жил, а что ему – он «крыса»,
У этих «крыс» сегодня – звёздный час.
Злой человек, худой, немного лысый,
Теперь кусает каждого из нас.
2009

Это из новой книжки, но старый и выстраданный, обыгранный с детьми. Дарю православным педагогам.

ТЮПИНЫ ИСТОРИИ

Материал «Тюпиных историй» — стихи и эмоциональный комментарий — может быть использован в любом направлении экологической работы с детьми — в любой главе «Нравственно-экологического воспитания старших дошкольников в природе»

Здравствуйте, ребята! Я — Тюпа, маленький котенок. Вы любите природу? — Тогда я расскажу вам много интересного: о березке по имени Юля, о печальных козявках и веселой собаке Друг, о том, как ежик попал в банку из-под варенья, как гордая божья коровка не сразу полетела…. Мне так хочется поговорить с вами! А ещё я люблю петь и научу вас моим любимым песенкам.

Березка по имени Юля

Священник церкви святого великомученика Георгия станицы Старорусской получил к Пасхе награду. Медаль преподобного Сергия Радонежского сверкала на груди иерея таинственным серебряным светом. Епископ, вручавший награду, как-то по особому глядел на отца Василия — торжественно и чуть печально. Батюшку поздравили пастыри других церквей благочиния и знавшие его по прежнему месту службы миряне. Раньше отец Василий служил в республиканском центре в кафедральном соборе штатным клириком, а два года назад получил назначение в Старорусскую, где православный приход находился на грани уничтожения. Что делать? Иерей — тот же солдат. Рассуждать на тему: нравится — не нравится не приходится. Назначил владыка — терпи, смирись и выполняй. Христианская жизнь в Старорусской церкви действительно тогда почти замерла.

Маленькое уютное пространство часовни закутано клубами душистого ладана. Толи от того, что за стенами было слишком пасмурно, толи от того, что оконца были слишком узки, здесь сегодня особенно темно. Лишь мерцание свечных огоньков на подсвечниках да блеск теплящейся лампадки перед старого письма иконой, на которой от древности и лика-то рассмотреть было невозможно, угадывали присутствие людей или полутеней. Несколько силуэтов, очевидно певчих, слева от аналоя красиво выводили слова акафиста:
«От юности своей Христа возлюбив, к небесным духом прилепился еси, безплотных подражав житию, ублажаем тя…»
Отец Виктор вслушивается в пение, но не может понять о ком речь, Он внимательно, до боли в глазах, приблизив свечку к киоту, вглядывается в икону, но не узнает святого.
«Радуйся, доблестный в защиту веры и Церкве воителю; радуйся, своея земли мужественный защитителю. Радуйся, безопасности всея страны Российския охранителю…»

ГЛАВА ВТОРАЯ
О том, как я поделил своих родителей

А теперь пришло время рассказать о моих родителях.
Я родился в Риме, и мой отец – Корнелий Фульвий Влар – назвал меня Ромулием, посвятив тем самым вечному городу. И хотя уже через год родители переехали жить в другое место, я всегда считал себя римлянином до мозга костей.

Мой отец покинул Рим не по своей воле. Он служил судьей по гражданским делам в суде центумвиров. Ну, это когда сразу сто человек решают запутанные дела о наследстве или дележке имущества. И кто-то  его там оклеветал, чтобы самому занять выгодное местечко. Мелкий подарок на день рождения был расценен, как взятка от клиента, что строго каралось по закону. Если, конечно, кому-то приходило в голову его соблюдать.

Мне не известны подробности того дела, знаю лишь, что перед отцом открылись два пути: тюрьма или переезд как можно дальше от Рима с условием никогда не появляться в столице.

(Страницы из писательского блокнота)

* * *
На днях в Правлении Союза писателей России состоялась презентация трёхтомной книги Анатолия Хлопецкого “От святого Николая до Президента”, посвященной истории создания такого вида спорта как самбо. Были председатель СП России В.Н. Ганичев, его помощник С.А. Лыкошин, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, руководители Комитета национальных и неолимпийских видов спорта России, директор издательства “Янтарный сказ”, другие гости.
Лучше всех, как всегда, говорил владыка Кирилл...

Ещё раз к вопросу о религиозности С. А. Есенина

…Несколько лет назад, читая в Самарском епархиальном училище лекции по истории русской словесности, я посвятил один из уроков творчеству Сергея Есенина, столетие со дня рождения которого как раз тогда отмечалось. И вот, внимая его стихам, один из будущих батюшек вдруг говорит:

— Послушайте, но ведь это же пишет не христианин, а язычник, это очевидно! Смотрите, что он говорит: «Молюсь на копны и СТОГА», «За прощальной стою обедней КАДЯЩИХ ЛИСТВОЙ БЕРЁЗ», «Я молюсь НА АЛЫ ЗОРИ, причащаюсь У РУЧЬЯ», «Молюсь дымящейся ЗЕМЛЕ» — и всё в таком же духе. Ведь это же миропонимание человека до-христианской эпохи…

Переложение с древнерусского языка

Вступление

1.
Это «Слово» — о Законе Моисея
и об Истине, нам даденной в Христе,
что явилась в мир, всё бренное отсеяв,
и простерла Благодать на земли все.

Слава нашему Владимиру-Крестителю,
указавшему Руси тропу любви!
Если чем-то и сильны мы, то — молитвою.
Господи! Благослови…

2.
Благословенен Бог, явясь Израилю,
дабы людей Своих избавить от оков
бесовской тьмы и слепоты незнания,
тянувшихся с языческих веков.

Сперва Он путь дал Авраама племени
и на скрижалях начертал Закон,
чтобы дожить с ним без греха до времени,
покуда в мир направит Сына Он,
крещеньем в Духе и Благою Вестью
спасая всех от справедливой мести…

Так воспоем и дружно воздадим мы
хвалу Тому,
Кого поют и славят серафимы
и все, кто ненавидит мрак и тьму!

Ночь темным плащом повисла над землей. В доме у камина, задумчиво глядя на огонь, сидел мужчина. Пламя лениво лизало дерево, пробуя его на вкус. Обжигалось брызгающим соком, отступало, тесно толкаясь в каменной темнице. И вновь подкрадывалось к березовым кольцам. Наконец, языки пламени осмелели и, как шаловливые, голодные щенки набрасываются на соски матери, накинулись на поленья. В камине заурчало: сначала торопливо и возбужденно, а затем, спокойно и размеренно.

Мужчина удовлетворенно вздохнул и поудобнее устроился в кресле. Теплым светом лучился камин. За окном мерцали далекие звезды. И мотылек, каким-то образом забравшийся между стеклами, бился о них крыльями. Недоумевая — почему не может преодолеть такой призрачной преграды. Мужчина поднялся, распахнул створки, выпустив крылатого пленника: «Лети к своему фонарному счастью!».

Другой день, вернее, поздний вечер у камина, в загородном доме, в котором даже не живут привидения. Им тесно и неуютно, рядом со мной, миром моих фантазий и мыслей, светлыми тенями, бродящими по стенам. Кроме того, они боятся кота со странной кличкой «Фашист», развалившегося рядом. Подобранный на дороге котенком, больным и избитым, без одного глаза, он превратился в матерого, сильного кота. Предмет тайной влюбленности всех соседских кошек и грозы котов и собак. Жуткий вор и проходимец, неисправимая шпана. Украсть все, что плохо лежит или задрать чужую курицу — для него дело чести. Пропадая на несколько дней, он возвращался домой тощий, грязный, изодранный. Зализывая раны, мог сутками спать на старом сундуке, упасть с него и даже не проснуться. Было понятно — это воин, вернувшийся из тяжелого, долгого похода. Обладая скверным, хулиганским характером, он не был лишен благородства. Я сам видел, как он порвал пса, загнавшего на березу соседскую кошку, а потом нежно помогал ей оттуда спуститься.

Ещё одна ночь в доме у камина… Огонь накатывает на березовые поленья желтыми волнами, разбивается брызгами искр и откатывается назад. Горящий прибой заменится штормом, а затем — штилем. Закатным солнцем будет багроветь шар огня, уходя за берег черных углей и серого пепла. Фашист заинтересованно смотрит на летающие искры. В его взгляде видно желание поймать этих желтых пчел. Жидким янтарем растекается по стенкам бокала коньяк. Кисти виноградных красок, разведенные на палитре солнца. Замурованное в темный каземат бутылки время… Сегодня я помиловал его и подарил свободу. Аромат летает вокруг и нравится даже фашисту, щурящемуся от удовольствия. Кот все же не удержался, поймал одну искру. И теперь недоуменно тряс лапой. Глупышка… Разве можно, играть со временем, пожирающим материю?