Ещё раз к вопросу о религиозности С. А. Есенина
…Несколько лет назад, читая в Самарском епархиальном училище лекции по истории русской словесности, я посвятил один из уроков творчеству Сергея Есенина, столетие со дня рождения которого как раз тогда отмечалось. И вот, внимая его стихам, один из будущих батюшек вдруг говорит:
— Послушайте, но ведь это же пишет не христианин, а язычник, это очевидно! Смотрите, что он говорит: «Молюсь на копны и СТОГА», «За прощальной стою обедней КАДЯЩИХ ЛИСТВОЙ БЕРЁЗ», «Я молюсь НА АЛЫ ЗОРИ, причащаюсь У РУЧЬЯ», «Молюсь дымящейся ЗЕМЛЕ» — и всё в таком же духе. Ведь это же миропонимание человека до-христианской эпохи…
Перечитав дома есенинский двухтомник, я склонен думать, что мой семинарист был весьма и весьма прав. Есенин — не отступник от Бога, как считают многие есениноведы, он к Нему просто ещё и не приходил. Его мировоззрение действительно ещё глубоко дохристианское — праславянское, основывающееся не на вере в Бога-Творца, а на поклонении самим стихиям — ветру, солнцу, дождю, грому или же объектам природы — земле, лесу, полю…
Посмотрим на строки такого, казалось бы, покаянного стихотворения как «Мне осталась одна забава», выражающего как бы последнюю волю автора: «Чтоб за все за грехи мои тяжкие, / За неверие в благодать / Положили меня в русской рубашке / Под иконами умирать».
На первый взгляд, примирение поэта с Богом состоялось — по крайней мере, мы присутствуем при факте осознания им своей вины перед Ним. Но — даже под иконами — Есенин хочет лежать не в чем-нибудь, а именно в русской рубашке, то есть в рубашке с вышитым вокруг ворота орнаментом. А что такое русский орнамент? Исследования академика Б. А. Рыбакова и других историков показывают, что русская народная вышивка — это зашифрованная языческая символика, изображающая древние божества: Хорса (кружок-солнце), Макошь (крестики типа буквы «Х», символизирующие человека с поднятыми к небу в молении руками), Древо Жизни («ёлочки» вдоль ворота) и так далее.
Так что, даже смиряя себя в свой последний час перед Богом, Есенин этой предсмертной просьбой — похоронить себя именно в русской рубашке, — быть может, сам того не осознавая, говорит нам о том, что в душе он был, есть и остается не христианином, а именно — язычником.