«Господи! Дай нам свой знак...»

(Страницы из писательского блокнота)

* * *
На днях в Правлении Союза писателей России состоялась презентация трёхтомной книги Анатолия Хлопецкого “От святого Николая до Президента”, посвященной истории создания такого вида спорта как самбо. Были председатель СП России В.Н. Ганичев, его помощник С.А. Лыкошин, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, руководители Комитета национальных и неолимпийских видов спорта России, директор издательства “Янтарный сказ”, другие гости.
Лучше всех, как всегда, говорил владыка Кирилл...
Лично мне в этой книге больше всего запомнился один эпизод, в котором рассказывается притча о том, как японский крестьянин, получивший в наследство от умерших родителей дом с растущим перед ним орехом, однажды взял и срубил переставшее плодоносить дерево, и из-за этого от него отвернулась вся деревня. Потому что дерево — даже если оно растет у твоего личного порога и больше не дает плодов — это все равно достояние ВСЕГО ОБЩЕСТВА, так как люди привыкли видеть его изо дня в день на этом месте, любоваться его зеленью, слышать шелест его листьев, пережидать в его тени полдневную жару, да и вообще оно давно уже стало ЧАСТЬЮ ДЕРЕВНИ. “Что же мне теперь делать? — спросил крестьянин у местного мудреца. — Как мне восстановить добрососедские отношения?..” “Посади на этом месте новое дерево”, — посоветовал ему на это мудрец. “Но ведь оно будет так долго расти! Разве я дождусь при своей жизни плодов от него?” — закручинился крестьянин. “А те, кто сажал орех перед твоим домом, разве думали о плодах с его ветвей?” — резонно заметил мудрец...
Думаю, что образ дерева, посаженного НЕ ДЛЯ СЕБЯ, а для того, чтобы под его тенью отдыхали ДРУГИЕ и чтобы ДРУГИЕ насыщались его плодами, это очень мощный символ, под который подпадает и такая основополагающая категория как национальная идея. Сегодня у нас такой идеи нет — и мы стали точно деревня без дерева. Вспомним недавний провал российской сборной на Мировом чемпионате по футболу — это было почти так же трагично, как падение Багдада для иракцев.
Книга Хлопецкого о самбо — это попытка поставить на место идеи национальной идею спортивную, благословлённую ещё равноапостольным Николаем Японским...

* * *
Сняв с полки “Православный богослужебный сборник”, читал по постной Триоди песнопения Великой Среды и всенощную службу. И в который уже раз обратил внимание на изумительную «оркестровку» большинства молитв эдакими внутренними рифмами-аллитерациями — ну, например, как в “Свете тихий”: СВЕте тихий СВЯтыя СЛАвы БезСМЕртнаго Отца НебеСНАго, / СВЯтаго, Блаженнаго, ИиСУ-СЕ ХриСТЕ! / Пришедше на запад СОлнца, видевше СВЕт вечерний, / поем Отца, СЫна и СВЯтаго Духа, Бога. / ДоСТОин еСИ во вСЯ времена пет быти глаСЫ преподобными, СЫне Божий, живот даяй; темже мир Тя СЛАвит.
Вот где истоки настоящей поэзии!.. В буквальном смысле слова — Божественной…

* * *
Однажды мне вдруг подумалось: «А не постмодернистичен ли по своей природе и сам наш мир? Ведь мы же знаем, что “в каждом человеке сокрыт образ Божий” — разве это не является аналогом скрытой в тексте цитаты? Таким образом, можно сказать, что человек — это цитата Бога, ибо каждый из нас, точно так же, как постмодернистский текст прячет в своей гуще скрытую цитату, таит в себе образ Божий...»

* * *
Читал присланную мне на днях из Саранска книгу стихов Камиля Тангалычева “Ближняя деревня”, сквозным мотивом которой является тема оставления людьми их малой родины: “Облетают навеки деревья, / Провожая меня у ворот. / Покидаю последним деревню, / Чтобы там поселился Господь”, — пишет, закольцовывая последним стихотворением всё сказанное в книге, автор. — “...Будет жить, не нарушив завета, / Моя родина тысячи лет. / Если даже придёт конец света, / Возле Бога не кончится свет. // Не дождавшийся Бога — рыдаю / И репейник кошу у ворот... / Ты прости, что тебя покидаю, / Но тебя не покинет Господь. // Я деревню Ему возвращаю, / Тёплый дом в тупике полевом... / Богу родину я завещаю, / Взяв себе лишь скитанья Его”.
В какой-то степени тема книги перекликается и с романом Арсения Ларионова “Раскаяние”, и с повестью Алексея Варламова “Дом в деревне”, и с целым рядом аналогичных произведений, посвящённых тоске человека по своей малой родине. Но вот вопрос к Камилю Тангалычеву — а что делать Богу в деревне, которую покинули люди? Ведь даже не христианин по вере Иосиф Бродский понимал, что «в деревне Бог живет не по углам», ибо Он обитает не в рукотворных стенах, а в наших ДУШАХ, и самый лучший храм для Господа — это сердце человека. Так что рассчитывать на встречу с Богом в покинутых нами среди лесов пустых деревеньках представляется мне делом весьма сомнительным. Если, конечно, речь в стихах поэта идет об Иисусе Христе, а не о каком-либо местном божке...

* * *
Ездил сегодня к 12 часам дня в Государственную Думу на встречу с председателем Комитета по культуре Н.Н. Губенко. Шестого февраля Николай Николаевич встречается с Путиным и хочет знать проблемы, о которых ему с ним разговаривать, а потому он решил собрать у себя руководителей творческих союзов и предварительно с ними всё обсудить. Ганичев же сегодня улетел на Украину, и поэтому в Думу вместо него поехал я.
День выдался теплый, но снежный, Москва была заштрихована густым диагональным снегопадом, но и сквозь него я разглядел стоящих напротив думских окон возле гостиницы “Москва” женщин. Их было не более десятка — они стояли там, воткнув в снег хоругви, транспаранты и плакаты, которые взывали то ли к депутатам, то ли ко всем, кто проходил в этот час мимо них: «Очнись, народ! Дети гибнут на наших глазах!»; «Проснись, русская душа: дай отпор антихристу!»; «За Русь Святую! За будущее детей!»; «Россия — дом пресвятой Богородицы» и другие. Две или три из них держали в руках молитвословы и читали акафисты, и, глядя на них, я подумал: и это — ВСЕ, кому дорого будущее нашего Отечества? Эти десять женщин на снегу — ЕДИНСТВЕННАЯ защита России?!. Господи, помилуй; Господи, помилуй; Господи, помилуй...

* * *

Глядя телевизионные новости:

“Господи! Стыдно-то как! / Бомбы летят на Ирак. / А мы не можем никак / бросить жевать свой «Биг-мак». // Господи! Страшно-то как! / Мир погружается в мрак. / Вместо Закона — кулак. / Что ни лицо — вурдалак. // Господи! Сколько же так? // Разве нельзя жить — без драк? / Сохнут и древо, и злак. / Гибнут герой и дурак... // Господи! Дай нам Свой знак: / жизнь не сгубить эту — как?..”

* * *
Подумалось вдруг о том, что реформы русского языка — это не такое уж и безобидное дело, как может показаться. Вот, к примеру, раньше писалось не “католический”, а “кафолический”, не “кафедра”, а “катедра”, не “теософия”, а “феософия” и так далее. Так что и наш сегодняшний “Интернет” при всей сопутствующей ему массе положительных моментов имел бы по старому написанию вид “инфернет”, что гораздо ближе соответствовало бы его ИНФЕРНальной сущности...

* * *
Печально, но факт: чем дальше отходят славянские народы от своих духовных святынь, чем менее остаются они в русле своей национальной традиции и культуры, тем лучше живут материально. И, соответственно, наоборот: чем цепче держатся за свою историческую память, чем сильнее хранят заветы отцов и верность своей тысячелетней вере, тем в большем одиночестве оказываются и большие трудности испытывают. Как будто мир таким образом специально подталкивает их к отказу от своего национального лица...

* * *
Ездили сегодня с Мариной смотреть предлагаемый нам для обмена вариант трёхкомнатной квартиры, и когда приехали на место, она опять заговорила о том, какое нехорошее у нашего нового района название — Чертаново, — но я её успокоил, сказав, что оно происходит не от пугающего её корня «чёрт», а имеет двусоставную основу: «ЧЕРТА + НОВЬ», то есть означает район, в котором в момент его основания на каждом шагу была видна какая-нибудь ЧЕРТА НОВОГО.

* * *
Возвращаясь домой с работы, увидел на нашем рынке возле метро «Братиславская» красивый ковер с ликом Иисуса Христа посередине и подумал: как же потом, прости, Господи, выбивать из него в случае необходимости пыль? Какую надо иметь душу, чтобы заставить себя бить выбивалкой по лицу Бога? Я вот ещё только подумал да написал об этом — и то уже страшно сделалось, а как быть тем, кто его всё-таки купит? Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй...

* * *
Пока ездил на станцию «Загорянская» смотреть предложенную нам на лето дачу, прочитал в электричке роман Стивена Кинга “Библиотечная полиция”. Надо, не кривя душой, признать, что читал я его с большим интересом — интрига и вправду так прочно привязывает к себе внимание читающего, что оторваться от сюжетной линии просто невозможно. Но в итоге испытываешь чувство откровенного разочарования. Не потому, что это сделано плохо, и не потому даже, что — жестоко, а потому, что проблема мистического характера решается исключительно на материальном уровне. То есть — с инфернальной нечистью и дьявольщиной герои борются практически теми же методами, что и с рядовыми бандитами — путем их физического устранения. А то, что против них существует такое мощное оружие как молитва, пост и церковное покаяние, им, похоже, даже и невдомёк. А поэтому, и одержанная ими победа кажется неубедительной: вампиры, бесы, ведьмы и прочие дьявольские отродья — это не та категория, которая исчезает с умерщвлением её плоти...

* * *
Сегодня всю дорогу в метро, а потом и дома читал в одном из номеров журнала “Звёздная дорога” повесть Олега Синицына “Двадцать пятый час”. В ней, как и у Стивена Кинга, тоже действуют инфернальные сущности, но победа над ними одерживается не столько силой оружия, сколько силой духа. Уже самим фактом того, что герой не испугался адских чудищ, угрожающих из преисподней миру живых, и не пошел им в услужение, он снял печать заклятия с ангелов, а уже они своими огненными мечами начали очищать мир от губительной нечисти.
Вот без этого Божественного “противовеса” всем лешим, троллям, бесам, ведьмам и прочей мистической заразе, современная фантастика выглядит, как самолёт с одним крылом — в ней присутствуют только сам человек и силы зла, тогда как второго “крыла” — сил добра — как правило, нет, и человеку приходится во всем уповать только на свои силы. Отсюда и эта заполонившая страницы фантастики заведомо безпобедная борьба с бесами при помощи одних только физических методов — молиться-то ведь героям некому, в их мире не существует Бога!..
Повесть Олега Синицына — одна из немногих, где эта традиция нарушается, и поэтому она воспринимается как обещание того, что в создаваемые писателями миры наконец-то возвращаются полнота и равновесие, благодаря чему, перед их героями открывается перспектива не только вечно бороться со злом, но и делать выбор между ним и силами добра…

* * *
Выглянул утром в окно и поёжился от неприглядности увиденного. Температура вроде бы еще ничего — целых +14, но всё вокруг было так уныло и пасмурно, что у меня само собой родилось следующее стихотворение: “Нынче день какой-то сероватый — / сквозь него не глянешь напросвет. / Будто даль позатыкали ватой: / вязнет звук и не проходит свет. // Трудно внять, что там, за пеленою, / небосвод — светлей и голубей... / Где же вы, дружившие со мною / стаи шумных белых голубей? // ...Огляжу окрестности с балкона, / и как будто кто напомнит мне: / «Так бывает. Чем темней икона — / тем светлее краски в глубине!»”
Первая строка, конечно, выдернута мною из Мандельштама, но мне её менять не хочется — это ведь просто моя поэтическая реакция на реалии окружающего дня, что же плохого в том, что мне помогли её выразить ритмы Осипа Эмильевича?

* * *
По уже сложившейся традиции провели рождественские дни в писательском Доме творчества “Переделкино”. Взяли три отдельных номера (в том числе и для Алинки) и каждый занимался тем, что ему нравилось. Была замечательная погода и, глядя на неё, я даже немного посочинял в рифму: “Сыплет с неба весёлый снежок, / как сырье детворе для калачиков, — / словно Кто-то там старый мешок / из-под белой муки выколачивает. // И под крики и радостный смех, — / ни чьего разрешенья не спрашивая, — / к нам слетает рождественский снег, / белизной нашу землю раскрашивая. // (Завершить бы на этом стишок, / на понятливость мир не тестируя, / да уж больно Господний снежок / с чернотой наших дней контрастирует!) // Но хотя мы и тонем во зле, / в нас живёт Божьей веры сияние. / Воздадим же любовью Земле, / что плывёт, Рождеством осиянная!..”

* * *
Вёл проходившую у нас в Правлении секцию Рождественских чтений, посвящённую вере и словесности. Мне помогали в этом Сергей Перевезенцев и Валерий Миловатский (из отдела религиозного образования Московской Патриархии). Среди выступавших были В.Н. Крупин, Н.М. Коняев, В.А. Чалмаев, В.Ю. Троицкий, Л.В. Дудова, К.М. Долгов, Тамара Ломбина, а также другие учёные и писатели. Из Самары приехал наш с Мариной друг Алексей Алексеевич Солоницын (брат известного актёра Анатолия Солоницына, игравшего в фильмах Андрея Тарковского «Андрей Рублёв», «Сталкер» и др.).
Сильнее всего мне запомнилось страстное выступление руководителя миссионерского отдела Архангельской епархии о. Евгения Соколова, говорившего о полном непонимании большинством современных людей православной сути русских народных сказок. Так, например, он объяснил, что известная всем с детства сказка про репку является не более и не менее как гимном православной соборности, так как для того, чтобы Кошка позвала на помощь Мышку, она должна была сначала смирить свою гордыню и попросить у Мышки прощения. В свою очередь Мышка должна была забыть все свои страхи и обиды, и простить Кошку. Только при выполнении таких условий они могли стать в один ряд и совершить единое общее дело. Главная мысль в сказке — та, что заслуги всех участников вытаскивания репки, независимо от приложенных каждым из них усилий (включая и Деда, и Бабу, и Внучку, и Жучку, и Кошку, и Мышку) абсолютно равны, и это иллюстрирует собой слова Христа о том, что у Бога нет работников первого часа и последнего часа, ибо для него важен сам результат их соборной деятельности.
Запомнилось также выступление профессора Всеволода Юрьевича Троицкого, в котором он рассказал, как в одной из своих лекций процитировал студентам слова святого апостола Павла из Первого послания к коринфянам о сущности любви: “Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется и всё переносит” (1 Кор., 13, 4—7), на что в притихшей аудитории вдруг раздался удивлённый голос одного из слушавших: “Профессор! А ведь любить — это оказывается так трудно!..”

* * *
Неожиданно для себя попал на Пушкинский праздник поэзии в Гурзуфе и, глядя в один из дней с балкона пансионата “Геолог”, где нас разместили, на растущие под ним экзотические пальмы, я подумал о том, что такую красоту можно было сотворить только СОЗНАТЕЛЬНО, то есть — сперва всё замыслив, спроектировав, отобрав мысленно самые лучшие варианты, и только потом уже осуществив утвержденный в своем воображении замысел на практике. Не случайно ведь в природе ничто не повторяет друг друга: у кипариса листва — мягко-игольчатая, у пальмы — веерно-лапчатая, у акации — симметрично-калиброванная, и так далее. Так что Господь был явно ХУДОЖНИКОМ — Он не просто создавал мир по принципу наивысшей целесообразности, но откровенно НАСЛАЖДАЛСЯ самим актом творения и видом того, что у Него из Его замысла получается на практике: “Вечер. Пальмы. Кипарисы. / Рокот моря за окном. / Солнце сладкой барбариской / поползло за окоём. // Так и кажется, что где-то / Сам Господь, безмерно прост, / смотрит с неба на планету, / как художник на свой холст...”
То же самое — и в отношении птиц. Это же просто чудо, что творят в Крыму пернатые солисты и хористы! Каждое утро я просыпался часов в пять утра от потрясающих рулад за открытым окном моего номера и целый день потом слышал вокруг себя чарующее пение, так что даже сочинил об этом четыре строчки: “Слава Богу, не вымерли птицы в Крыму — / так щебечут, что сладко душе и уму! / Слава Богу, полощется море у скал, / и смягчает собою эпохи оскал...” Думаю, что Господь, может быть, специально для того и сотворил человека, чтобы было кому оценить это пение, ибо создавать такое чудо НИ ДЛЯ КОГО (а сами птицы вряд ли в состоянии оценить красоту издаваемых ими звуков, так как для них это только язык общения и не более того) было бы бессмысленно.

* * *
В середине дня мне позвонил из Самары Антон Жоголев и попросил ответить для редактируемой им газеты «Благовест» на вопрос о том, как я отношусь к проекту съёмок многосерийного телефильма по роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Мол, в случае осуществления этой затеи россияне шесть или семь вечеров будут тет-а-тет сидеть с самим Князем Тьмы. Я сказал, что страшен не сам Князь как таковой, а то, будет ли ему в фильме достойный противовес. То есть — сделает ли режиссёр из булгаковского Иешуа Га-Ноцри образ беспомощного и тщедушного бродяжки-философа или же явит в его облике всемогущего Сына Божия. Если Иешуа будет слаб, то зритель действительно останется как бы один на один с Воландом и его свитой. Если же он всё-таки будет явлен не бродягой, а истинным Богом, тогда у зрителя появится возможность выбора…

* * *
Просматривал привезенный мне на рецензирование журнал “Родная Кубань” (№ 4 за 2000 год) и еще раз перечитал поэму Юрия Кузнецова “Путь Христа”. Безусловно, с точки зрения поэтичности, это произведение — вершина его творчества, но неужели же он сам не увидел (и никто рядом с ним не подсказал), что по тем трактовкам образа Христа, которые он даёт в поэме, он является последователем отца Александра Меня, воспринимавшего библейские предания исключительно в культурологическом ключе? Вот, например, он описывает эпизод искушения Христа в пустыне, когда дьявол попросил его превратить камень в хлеб: «— ...Видишь тот камень? Быть может, то камень судеб. / Ежели ты Божий Сын, преврати его в хлеб... / Много веков предоставленный ветру и зною, / Камень лежал. Но Христос покачал головою, / Хоть и не ведал ещё, человеческий сын, / С кем он остался в пустыне один на один...»
Это Господь-то, получается, от самого сотворения мира знавший, что Ему суждено однажды прийти в наш мир и быть там распятым, Господь, в книге Которого записаны не только совершённые нами поступки, но и все “ещё не содеянныя нами” грехи, “не ведал”, с кем Он говорит?!
Или посмотрим чуть дальше на сцену спасения апостолов в море, когда Христос уснул в лодке, а вокруг разыгралась неожиданная буря (Мтф. 8; 23-26. Марк. 4, 35-36. Лук. 8, 22-25): «...Люди и волны смешались, как ужас и зло. / Парус сорвало и вёсла в щепы разнесло. / Утлая лодка зияла раскрытой могилой. / Люди кричали: — Сын Божий, проснись и помилуй!.. / И пробудился Христос от глубокого сна, / Топнул ногою на бурю, и стихла она... / Встал и пошёл через борт в глубину под волнами. / Глубже и глубже! И дна Он коснулся ногами. / Начал расти и расти, как покой в тишине, / А между тем Его ноги стояли на дне. / Вот показалась из волн голова золотая, / Вот от руки побежала гора голубая. / Бросили с лодки Ему бечеву, наконец. / Зычно поймал Он её за свободный конец, / Через плечо перекинул и шагом широким / Двинулся к берегу... / <...> / ...Уровень дна под ногами Его повышался, / Рост между тем с каждым шагом Его уменьшался... / В рост человека Он вышел на мелкий прибой...»
Как видим, Христос здесь претерпевает некую метаморфозу сродни приключениям Алисы в стране чудес — пока лодка находится на большой глубине, Он превращается в великана, а затем, по мере обмеления берега, становится меньше и меньше, и при выходе на берег возвращается к Своему первоначальному росту. Грех сравнивать, но аналогичные “фокусы”, как правило, демонстрируют либо злые колдуны, превращающиеся перед зрителями то в льва, то в мышь (сказка “Кот в сапогах”), либо же непосредственно сам бес, показывающий, что он может уместиться даже в небольшом рукомойнике (“Повесть о старце, просившем царскую дочь себе в жены”, ХV век), тогда как Господь к чудесам физиологического порядка прибегает как раз очень и очень редко.
Но Юрий Кузнецов, как мне кажется, воспринимает Евангелие исключительно на материальном уровне, из-за чего его поэма то и дело съезжает в грех неверия, а то и откровенного богохульства, как это, например, происходит в части, посвященной детству Иисуса, где у святого Иосифа при разговоре с Младенцем Христом якобы срывается с губ такое признание: “Матери даже неведомо, кто твой отец!”
Раньше за такие слова автор бы наверняка был отлучен от Церкви...

* * *
Часов до пяти дня читал роман Стивена Кинга «Сияющий», а потом выглянул в окно, за которым накапливала силы осень, и в голове сами собой родились строчки: “Стало небо тяжелей свинца. / Снег пойдёт не завтра, так сегодня... / Как всё схоже с близостью Конца / и предчувствием Суда Господня!”
Хотя это навеяно отнюдь не Кингом...

* * *
Возвращался на днях поездом из Питера, и перед самой Москвой вдруг пошли стихи: “Летит сквозь ночь железная дорога, / колебля чёрный бархат бытия. / И, в каждой складке ощущая Бога, / в густую толщу вглядываюсь я...” — но мысли о доме, желание поскорее увидеть Марину и Алинку отодвинули поэтический порыв в сторону, и стихотворение так и осталось недописанным. Ну, да ничего. Бог, надеюсь, простит...

* * *
Сегодня праздник Крещения Господня, но вместо храма мне пришлось поехать в издательство, где решался вопрос о выходе моей книги, и пока я ехал в метро и трамвае, у меня родилось небольшое стихотворение, которое, хочется на это надеться, Господь зачтёт мне вместо несостоявшегося посещения церковной службы. Уж если мне не удалось поучаствовать в празднике Крещения наяву, так проделаю это хотя бы в стихах. Ведь для моей души пространство поэзии — это точно такая же реальность, как и своды настоящего храма. А как же иначе? Ведь всё, что мне не удаётся прожить в моей реальной жизни, я во всей полноте ощущений проживаю в своем литературном творчестве, в том числе — и в стихах. Так что... “Чем заслужу грехов прощенье? / Где сердцу пристань обрету?.. / В канун Господнего Крещенья / я к тёмной проруби иду. // И там — от всех былых страданий, / что глубже ран от палаша — / в крестообразной иордани / моя излечится душа...”

* * *
Читал двенадцатый номер журнала “Наш современник” с поэмой Юрия Кузнецова “Сошествие в ад”, многие эпизоды которой подарили мне настоящее эстетическое наслаждение, как, например, строки: “То не птенец выпадал из гнезда родового, / То не мертвец поднимался из сна гробового — / Это разбойник явился — ни ночь и ни день, / Пала в долину его теловидная тень. / Глянул Господь на него и промолвил сурово: / — Встань и держись Моего обещанья и слова, / Да не побойся грядущих судеб и утрат. / Рай недалек. Но дорога пойдет через Ад”, или же такие, как: “Руки разбойник простёр, как моряк с корабля, / И возгласил первозданное слово: — Земля! — / Молвил Сын Божий, как истина ветхая днями: / — Это подобье. Земля у тебя под ногтями. / Глянул разбойник на грязные ногти свои / и зарыдал, и взалкал чистоты и любви...”
Однако рядом с чисто поэтической красотой и стройностью, поэма Ю. Кузнецова то и дело срывается в самую что ни на есть откровенную ересь, выдавая в авторе закоренелого материалиста, не понимающего, что перед Богом находится не сам разбойник, а только его ДУША, и, стало быть, откуда же у нематериальной сущности может быть “земля под ногтями”?..
Аналогичное недоумение вызывают сцены, в которых Господь ходит по Аду и задаёт всем встречным вопрос: “Где Сатана?”, — как будто бы с Богом можно играть в прятки, спрятавшись от Него за сундуком или печкой! Здесь в поэте снова говорит материалист, не признающий Господнего ВСЕВЕДЕНИЯ и того факта, что Ему не надо никого ни о чём спрашивать, ибо Ему ведомо не только то, кто где находится, но и, как говорится в молитвах, “и вся несодеянная нами” открыта.
Весьма пародийно, на мой взгляд, выглядит картина возвращения головы Иоанну Крестителю, напоминающая аналогичную сценку с возвращением оторванной котом Бегемотом головы конферансье Жоржу Бенгальскому, происходящую в романе Булгакова “Мастер и Маргарита”, где: “Кот, прицелившись поаккуратнее, нахлобучил голову на шею, и она точно села на своё место, как будто никуда и не отлучалась. И главное, даже шрама на шее никакого не осталось. Кот лапами обмахнул фрак Бенгальского и пластрон, и с них исчезли следы крови...” Почти то же самое происходит и в поэме Кузнецова, где Господь встречает идущего с головой под мышкой (!) Иоанна и спрашивает его (опять — спрашивает; опять, ЗНАЯ ВСЁ, зачем-то задает ему нелепый да ещё и с явной долей иронии вопрос): “Иоанн, что случилось с тобой? / Голову ты обронил, как скупец — золотой.” (Как будто бы Он не знает, что Иоанн лишился головы из-за проповеди Его же пришествия! Получается, что Господь просто пытается красоваться перед сопровождающим Его по Аду Юрием Кузнецовым Своим остроумием...) Выслушав ответ Предтечи о том, как его обезглавили по требованию Саломеи (при этом рассказ сопровождается такими подробностями, как сообщение о том, что блудница “обстрекала” голову пророка менструацией, из-за чего теперь та не пристаёт к костяку), Христос делает почти то же, что и кот Бегемот в романе Булгакова, а именно: “Глянул на голову Бог и во имя Своё / Взял и поставил на прежнее место её. / И приросла голова, и, ни мало ни много, / Встретились вровень два взора: пророка и Бога...”
Стремление к максимальной занимательности изображаемых сцен приводит к тому, что некоторые из них начинают смотреться как кадры современных мультфильмов. Так, например, абсолютно по-диснеевски воспринимается сцена с встреченным в Аду французским врачом-философом Ламетри, который ведёт себя, как персонажи мультиков, то рассыпающиеся на детали, а то вновь собирающиеся воедино: “Был он так худ, что себя разобрать мог на части. / Как мы увидели, он это делал отчасти. / Левую руку выкручивал правой. Стонал, / Но продолжал... Чёрт косматым ударом вогнал / Лысую голову грешника между плечами. / Грешник рассыпался, тупо мигая очами. / Стал собираться со скрипом у нас на виду. / Чёрная крыса мелькнула и скрылась в аду. / Духом собрался сперва, а потом уж и телом, / Так и скрипел, собираясь и в общем, и в целом. / Встал и ощупал себя и промолвил: — Добро! — / Но спохватился: — Проклятье! А где же ребро? / — Крыса его утащила!..” (и так далее). При чтении таких строк на память приходят кадры из фильмов про Робокопа, Терминатора и других саморемонтирующихся персонажей американского кино, но только не мысли о спасении души.
И вот такие — по-мультфильмовски хохмаческие — эпизоды соседствуют в поэме с довольно обширным перечнем тех, кого Ю. Кузнецов определил (исключительно своей собственной волей!) в ряды грешников. Среди обречённых им на адские муки находятся и Гоголь, и Белинский, и Тютчев с Денисьевой, и Лев Толстой, и А.Ф. Керенский, и погибший в бою генерал Лавр Корнилов, и расстрелянный красными под Иркутском генерал Колчак, и жестоко убитый кулаками мальчик Павлик Морозов, а далее — на равных с ними — Троцкий, Ленин, Свердлов, академик Сахаров, писатель Солженицын, генсек Горбачёв, президент Ельцин, а также Чубайс и иная сволочь. Как будто поэт никогда и не слышал о том, что погибшие в бою — достойны рая (тем более что генерал Корнилов защищал БОГОУСТАНОВЛЕННУЮ власть в России!), а убийцы (в том числе и расстрельщики Колчака) забирают на себя грехи своих жертв, освобождая их от ответа за них перед Богом, не говоря уж о том, что Павлик Морозов принял МУЧЕНИЧЕСКУЮ смерть и вообще может быть достоин причисления к лику святых. При этом по поэме рассыпано староверовское написание имени Господа — “Исусе” (вместо православного “Иисусе”), а адресованным к Богу молитвам героев приходится в их пути “обогнуть Сатану”, как будто они похожи на автомобили с гуманитарной помощью, которым приходится объезжать откуда-то взявшийся посреди дороги столб.
Понятно, что всё это ни в коей мере не снижает чисто ПОЭТИЧЕСКИХ достоинств поэмы Юрия Кузнецова, а только свидетельствует о том, что её автор находится ещё лишь на пути к обретению Бога, познать Которого ему пока что мешает въевшийся в него за предшествующие годы материализм. Но само стремление поэта прийти к вере является очень показательным для нашего времени и несёт в себе обещание наиболее перспективных в художественном и философском планах открытий…

* * *

Из дорожного блокнота:

“Правила жизни, как встарь, неизменны и строги. / Глянешь в окно, пролетая на скором в Москву: / бабушки сено граблями гребут у дороги — / значит, зимой не поляжет скотина в хлеву. // Так уж сложилось, что самые сочные травы / ныне в России — как раз вдоль железных дорог. / Этого мало для счастья, но все-таки — слава / Богу за то, что хоть это Он людям дать смог...”

* * *
История России — это, на мой взгляд, наглядная иллюстрация её отклонения от Божественного кода бытия, явленного нам святыми Кириллом и Мефодием в славянской азбуке. А литература — это как бы СТЕНОГРАММА ОГРЕХОВЛЕНИЯ НАРОДА…

* * *
В одном из номеров газеты «Жизнь» (№ 39/126 от 4 марта 2002 года) опубликован материал о том, как председатель суда города Приозерска Ленинградской области Виктор Шелудяков (народ должен знать имя своего героя!) выяснил, что Министерство по налогам и сборам уже четыре года обманывает иерархов Русской Православной Церкви, утверждая, что в ИНН нет трёх шестерок и что ИНН не подменяет имя человека. Затребовав для экспертизы из Москвы всю технологическую документацию по ИНН, Шелудяков, проведя её тщательное изучение (эксперт — Алексей Ипатов), установил, что: «...ИНН в системе учета является именем человека, данным ему системой, представляет собой число, которое может быть нанесено на лоб и правую руку человека, имеет штриховую форму начертания, при считывании которой используется ключевая последовательность шестьсот шестьдесят шесть», — то есть, что разработанный в Америке и активно внедряемый в течение последних лет в России ИНН представляет собой не что иное, как то самое «число Зверя», о котором апостол Иоанн писал в Откровении как о свидетельстве воцарения антихриста и начале свершения Апокалипсиса.
Узнав о сделанных экспертами в ходе исследования выводах, В. Шелудяков принял решение: «...Признать право обратившихся с иском граждан состоять на учёте в органах налоговой инспекции без ИНН...»
Именем Российской Федерации суд также обязал налоговую инспекцию признать недействительными ИНН тех истцов, которые ранее получили индивидуальный идентификационный номер налогоплательщика, и обезличить выданные им ИНН.

* * *
Читая нынешним утром молитвенное правило, опять обратил внимание на обилие внутренних рифм, таящихся в псалмах и молитвах. Приведу здесь для примера, один только псалом 50, в котором это очень хорошо видно: “Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих ОЧИсти беззаконие мое. НаипАЧЕ омый мя от беззакония моего и от греха моего ОЧИсти мя; яко беззаконие мое знаю, и грех мой передо мною есть выну. Тебе единому согреших и лукавое пред Тобою сотворих; яко да оправдишися во словесех Твоих, и победиши внегда судити Ти. Се бо, в беззакониих зАЧАт есмь, и во гресех роди мя мати моя. Се бо, истину возлюбил еси; безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси. Окропиши мя иссопом, и ОЧИщуся; омыеши мя, и пАЧЕ снега убелюся. Слуху моему даси раджость и веселие; возрадаются кости смиренныя. Отврати лице Твое от грех моих и вся беззакония моя ОЧИсти. СердцЕ ЧИсто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене. Воздаждь ми радость спасения Твоего и Духом ВладЫЧнИм утверди мя. НаУЧУ беззаконныя путем Твоим. И нЕЧЕстивии к Тебе обратятся. Избави мя от кровей, Боже, Боже спасения моего; возрадуется язык мой правде Твоей. Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою. Яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо: всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен; сердце сокрушенно и смиренно Бог не унИЧИжит. Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимския. Тогда благоволиши жертву правды, возношения и всесожегаемая; тогда возложат на олтарь Твой тельцы.”
Я не занимался более тщательным изучением этой стороны молитвослова, но думаю, что детальный анализ молитвенных текстов только подтвердил бы эти мои случайные наблюдения. Потому что гимны Богу (а молитвы и акафисты как раз и представляют собой их христианские разновидности) — это и есть то, с чего когда-то начиналась поэзия, можно даже сказать, что именно это и есть ПОЭЗИЯ В СВОЁМ ЧИСТОМ ВИДЕ...

* * *
Шёл днём к метро «Парк культуры». По времени была ещё середина дня, но из-за переведенных на час назад часов пейзаж вокруг выглядел уже явно по-вечернему, к тому же на крестах церкви Николы в Хамовниках сидели такие крупные чёрные вороны, что у меня само собой сложилось этакое философическое двустишие: “И чёрный ворон — тоже Божья птица, / коль на кресты церковные садится...”

* * *
Русская культура — явление уникальное. Имея в своем фундаменте несколько веков параллельного сосуществования Православия и язычества, выразившихся в таком компромиссе как наложение друг на друга христианских и языческих праздников (к примеру, Рождества на Коляду, Иоанна Крестителя на Ивана Купала и так далее), культура России обрела поистине евангельскую притчеобразность, сделавшую в ней смысл ПОДРАЗУМЕВАЮЩИЙСЯ более весомым, чем тот, который лежит на поверхности. Помню, в городе Новокуйбышевске Самарской области в одной из типовых пельменных я увидел настенное панно, изображающее традиционную русскую крестьянку на фоне колхозных полей и стандартных березок. Что-то в образе колхозницы показалось мне до удивления знакомым, и я пригляделся повнимательнее. Показалось, что где-то я уже видел и это одухотворенное лицо, и характерную позу матери, прижимающей к своему сердцу ребенка, да и самого младенца... Ну, конечно же! Ведь это вольная копия "Богоматери" Васнецова, переодетой в крестьянский сарафан! Расписывавший в те социалистические годы кафе художник, не имея из-за атеистической цензуры возможности изобразить Матерь Божию открыто, явил нам Ее, опростив Ее образ до нашего уровня и сделав тем самым как бы одной из нас.
Примерно такая же ситуация обнаруживает себя и в литературе доперестроечного периода, вынужденной скрывать свою устремленность к Божественной правде. Вспомним переполненные залы Лужников во время тогдашних Дней Поэзии — это ведь не что иное, как неосознаваемая спасительная хитрость лишённого Богообщения народа, удовлетворявшего таким образом тягу души к возвышенному. И пусть содержимое читаемых с эстрады стихов носило самый что ни на есть приземлённый характер, уже сама НЕБЕСНАЯ ПРИРОДА ПОЭЗИИ не дала в те годы людским душам зачерстветь и засохнуть в вакууме материалистических догматов.
То же самое можно сказать и о русской прозе, кровная связь которой с Первоисточником Слова особенно наглядно проявилась в произведениях так называемых писателей-деревенщиков. На первый взгляд, в повестях В. Белова или В. Распутина тех лет не было ни проекций на евангельские сюжеты, ни переклички с апостольскими поучениями. Но зато в них было другое — ЖИЗНЬ, ОПИРАЮЩАЯСЯ НА ТЕ САМЫЕ БОЖЕСТВЕННЫЕ ЗАПОВЕДИ, О КОТОРЫХ НЕЛЬЗЯ БЫЛО ГОВОРИТЬ ВПРЯМУЮ. Герои "Плотницких рассказов", "Лада", "Уроков французского" или "Прощания с Матёрой" не декларировали, как надо жить по-Божьему, а показывали это самой своей жизнью.
Начать открытый разговор о человеческой жизни как следовании Божьей воле, а также о политической истории как видимой части богоборческого айсберга стало возможным у нас только в самые последние годы (да и то не во всех изданиях). В этом плане заслуживают хотя бы упоминания исторические романы Дм. Балашова и В. Личутина, повести Вл. Крупина "Прощай, Россия, встретимся в раю" и "Крестный ход", сборник "Христианство и русская литература" (Санкт-Петербург, "Наука", 1994), работы Ивана Есаулова о кагории соборности в русской литературе, а также широко ныне изданные труды митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна и многое из того, что делают сегодня журналы "Москва", “Роман-газета ХХI век” и другие.
К сожалению, пятачок светлых сил, удерживаемых сегодня русской литературой под натиском хлынувшей на Россию масскультуры, очень мал, и общий фон литературы становится с каждым днем все чернее и чернее. Забыв, что они потомки таких столпов святости как преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский, многие из сегодняшних русских писателей пустились на "переписывание святынь", заменяя белую краску черной и ведя души своих читателей не к спасению, а к пропасти. Как сказал поэт Борис Сиротин: «...Мы в силах своих усомнились — и тонем, / Гуляет ненастье, простор помутив. / И так не хватает Христовой ладони, / Господнего слова, чтоб ветер утих...»
Там — в самых нижних слоях русской литературы — это Господнее слово давно уже сказано, сказано в наше спасение. Вопрос сейчас в том, чтобы мы его услышали, чтобы разглядели сквозь затопившую Россию грязь Фаворский свет Божественного сияния. И помочь в этом может (и должна!) наша литература.
Если, конечно, она сама вспомнит такие заповеди как "Возлюби ближнего" или "Положи живот свой за други своя" и начнет следовать им, а не диктату рынка...

* * *
Если наши судьбы, как говорят, уже записаны Господом в Его в Книге Жизни, то Книга эта создана Им по законам не прозы, а именно поэзии — в этом я в очередной раз убедился, приехав недавно в столь любимую мною Самару для участия в ряде литературных мероприятий.
Обстоятельства сложились так, что практически весь последний год жизнь и работа Правления Союза писателей России, где я являюсь рабочим секретарём, проходила под знаком Святого Праведного флотоводца Феодора Ушакова, жизнеописанием которого многие годы занимался наш председатель Валерий Николаевич Ганичев. Написанные им исследования и романы и легли в основание тех материалов, которые были использованы недавно для канонизации этого знаменитого адмирала, причисленного Русской Православной Церковью к лику святых и ставшего официальным небесным покровителем Российского Флота. В честь этого события в Москве в Союзе писателей России был недавно создан Духовный Центр Святого Праведного воина Феодора Ушакова, а руководитель СП России В.Н. Ганичев несколько раз побывал в Санаксарском монастыре, наместником которого был в свое время дядя Ф.Ф. Ушакова и где упокоены мощи и самого этого флотоводца, — и после каждой своей поездки туда он много рассказывал нам о Санаксарской обители и её подвижниках, так что её дух как бы наполнил вскоре собою коридоры всего нашего писательского Союза.
И вот, едва только войдя в помещение Самарской областной писательской организации, я увидел на столе её руководителя Александра Громова книгу “Старец Иероним”, выпущенную летом 2003 года по благословению Архиепископа Самарского и Сызранского Сергия при участии Самарского отделения Литературного фонда России. Раскрыв её, я увидел, что книга представляет собой собранные журналистом Антоном Жоголевым воспоминания духовных чад о схиигумене Иерониме (Верендякине), являвшемся духовником именно этой, уже знакомой мне по рассказам В.Н. Ганичева, Санаксарской обители. Разве это не похоже на своеобразные “рифмы жизни”, пронизывающие собой всё наше бытие? Мы только не всегда обращаем внимание на такие вот “второстепенные”, на первый взгляд, переклички аукающихся между собой тем и событий, а они ведь о чём-то сигнализируют нам свыше...
Взяв с собой книгу о санаксарском старце в гостиницу, я буквально “проглотил” её за два первые же вечера моего пребывания в Самаре, в очередной раз поразившись тому, как не беллетристическое издание может читаться в сто раз увлекательнее, чем самые расхваленные романы некоторых современных авторов! Загадка, по-видимому, кроется в том, что душа читателя как бы “захватывается” в магнитное поле раскрываемой в книге личности, стремясь хотя бы здесь, на прочитываемых в тишине страницах, стать вровень с поразившим её своей духовной глубиной и силой героем. Ведь желание подражать вызывают не только персонажи Шварценеггера, но и многие из духовных подвижников. Да и о чём, спрашивается, можно говорить с Рембо или Рокки? А вот русские старцы способны дать ответ на любой из самых сложных вопросов. Не случайно, наверное, на каком-то из этапов чтения книги о санаксарском духовнике я вдруг заметил, что, не только не являясь его духовным чадом, но, не будучи и вовсе знакомым с ним при его жизни, я уже веду с ним мысленный разговор так, как будто мы сидим с ним в его келье, и он отвечает на мои вопросы...

* * *
В один из дней своего пребывания в Самаре прочитал книгу архиепископа Сан-Францисского Иоанна (Шаховского) «Тайна человеческой жизни», и мне запомнилась приводимая им в ней цитата из книги конструктора вертолётов Игоря Сикорского о молитве, в которой он вопрошает: «Как может свобода совмещаться с удивительным порядком небесного механизма, который открывается каждому учёному? На земле порядок и творчество почти неизбежно связаны с дисциплиной и ограничением свободы...»

* * *

Из случайных рифм:

«Над Переделкиным — снега. / Лес будто весь исчерчен мелом. / И что ни ветка — то дуга / под грузом изогнулась белым. // Смотрю на мир, словно на лист, / где миг рожденья чуда длится, / и понимаю: нет традиций! / Природа — импрессионист, / с которым вряд ли кто сравнится. // (...Непросто белый цвет блюсти, / когда весь мир под ноги брошен!..) / Себя от грязи — не спасти. / Безгрешность ныне — не в чести. / Но я смотрю, как снег блестит, / и верю: Рай — ещё возможен!

* * *
В одном из номеров газеты “День литературы” опять опубликован большой рассказ воронежского прозаика Вячеслава Дёгтева. Это очень талантливый автор, но вместо того, чтобы осмысливать действительность, он гонится только за оригинальными сюжетами, а потому как-то всё время рубит с плеча, не замечая, как его проза, словно топор мясника, четвертует ещё живую реальность. Вот и в своём новом рассказе (“До седла!”) он идёт по этому же пути — популяризирует в художественной форме псевдонаучные идеи академика Фоменко о том, что вся наша истории выдумана древнерусскими летописцами да позднейшими историками. “На самом же деле, — утверждает он (а Дёгтев эту ересь — для усиления своего рассказа — обильно цитирует), — Невской битвы, по всей видимости, не было, а уж тем более — Ледового побоища... Александр Невский, по всей видимости, — чистой воды миф. Прототип Невского — Царь Золотой Орды непобедимый предок наш батька-Батый, при одном упоминании имени которого трепетала вся Европа. А монголо-татары — это мы с вами, русские и казаки...”
Вот такая, как видим, “научно-академическая” гипотеза. Главным доказательством в которой выступает постоянно употребляемое выражение — “по всей видимости”. Так не потому ли именно, что он прекрасно осознает шаткость и самой этой гипотезы, и опирающегося на неё рассказа, Вячеслав Дёгтев прилепил в конце своего повествования угрозу-запугивание для тех, кто посмеет высказать о нём своё критическое мнение? “...А которые станут хулить написанное или подвергать сомнению — тех да постигнет суровая кара Михаила-Архистратига и Георгия-Победоносца, предстоятелей казацкого воинства, и да поразится всяк хулящий огненным копием во имя сладчайшего Господа нашего Иисуса Христа, да святится во веки Имя Его, аминь”.
Не думаю, что Господь и Его архистратиги могут выступать в качестве защитников фальсификаторов истории, карая при этом тех, кто вступится своим словом за правду. Тем более, что, если принять за основу хронологический метод периодизации истории академика Фоменко, то окажется, что и Сам наш Спаситель, и все Его Святые — это тоже, “по всей видимости”, только “чистой воды мифы”, тогда как на самом деле их прототипами, мол, были какой-нибудь Папа Римский или кто-нибудь ещё. Так что это ещё вопрос, кого поразит огненное копие...

* * *
К сожалению, мир устроен таким образом, что существование добра и света всё время требует новых и новых доказательств, тогда как наличие зла является для всех само собой разумеющимся и очевидным фактом. Более того, одна из героинь повести молодого самарского прозаика Александра Громова “Роман, который мне приснился”, пытаясь убедить квартирующего у неё писателя Шадрина в существовании Бога, уже и само бытие Всевышнего доказывает при помощи ссылки на существование... НЕЧИСТИ. Как же, мол, так, говорит она, “НЕТ БОГА”? Есть Бог. Вот БЕСЫ же — ЕСТЬ? И, натолкнувшись на это столь очевидное и бесспорное для неё доказательство, делает торжествующий логический вывод: — А раз, мол, ЕСТЬ БЕСЫ, то ОБЯЗАН БЫТЬ И БОГ, иначе мир был бы как самолёт с одним крылом и давно бы уже рухнул в пропасть...
Примерно то же, на мой взгляд, можно сегодня наблюдать и в нашей (не без основания критикуемой) литературе, обилие чернухи и порнухи в которой должно подтверждать собой существование чистоты и святости. Уж коли, мол, у нас имеются Виктор Ерофеев, Владимир Сорокин и иже с ними, то, по логическому закону героини повести А. Громова, просто не может не быть и их противоположностей. Беда только в том, что Божественное присутствие в нашем мире носит характер сокровенный, скрытый от глаз непосвященных, а дела бесовские творятся у всех на виду, и их результаты каждый может зреть на многочисленных книжных лотках и под обложками ряда “тонких” и даже “толстых” журналов. Но кто знает, может, уже родился где-то неведомый миру отрок Варфоломей, которому уготовано завтра стать литературным Сергием Радонежским? Может быть, уже раскорчёвывает себе потихоньку творческую делянку в дебрях словесного леса, с радостью наблюдая, как, словно приручаемые медведи, тянутся к его ладоням переставшие казаться страшными модернистские образы... На всё, как говорится, воля Божья. Глядишь — и дождёмся...

* * *
К 18.30 поехал с Мариной на Тверскую улицу, дом 14, в музей-квартиру Николая Островского на творческий вечер поэта Владимира Лесового. Я когда-то писал предисловия к одной или двум его книгам — это довольно наивный в плане поэтической техники автор, который пишет хотя отчасти и дилетантские, но зато по-православному чистые стихи, так что я не смог ему отказать, и сначала предварил своим словом его книжки, а теперь вот ещё и выступил на открытии вечера. Я говорил о том, что в отношении поэзии не случайно употребляют выражение «пир духа» — в этом определении действительно есть доля истины. Бывают, к примеру, стихи, которые просто нельзя не сравнить со столом объедающегося гурмана — они, точно судками, тарелками и бутылками со всякими снедью, соусами и напитками, загромождены поэтическими метафорами, гиперболами, образами, эпитетами, пересыпаны аллитерациями и центонами (то бишь скрытыми цитатами) и украшены витиеватыми рифмами. А бывают стихи, точно студенческая пирушка — простые и весёлые, как закуска вскладчину, но зато обильно сдобренные экспромтами, метафорами, эротическими вольностями и шутками. Если же посмотреть на традиционно не имеющие ни рифм, ни отчётливо выраженных ритмов верлибры, то они, скорее всего, похожи на лесные пикники с хаотично выложенными из рюкзаков прямо посреди лесной поляны кусками колбасы, вскрытыми банками консервов, яблоками, ломтями хлеба, перьями зелёного лука, раскатившейся по газетному листу редиской, солёными и свежими огурцами и завалившимися набок бутылками. Но зато уж строжайшие сонеты с их неукоснительно выдерживаемой рифмовкой: ABBA—ABBA—CСD—EED, обязательным выдерживанием логической последовательности: теза — антитеза — заключение, а если это венок сонетов, то и с другими «железобетонными» правилами построения поэтической формы — эти напоминают собой не меньше, как официальные кремлёвские приёмы с их расписанными для каждого гостя местами посадки за столом, строго регламентированной сменой блюд, очередностью произнесения тостов и прочими скрупулёзно выверенными правилами поведения. Примерно таков же в своём большинстве и весь остальной тип классических стихов — пускай и не так строго, как сонеты, организованных, но тоже выдерживающих отточенные за столетия традиционные формы в отношении рифм и размеров — такие стихи напоминают мне солдатскую кухню: грубоватую, но наиболее сытную из всех и полезную.
Что же касается таких стихов, как у Владимира Лесового, то они кажутся мне похожими на монастырскую трапезу, в которой нет ничего лишнего — никаких разносолов, приправ, заморских изысков и пьянящих вин, а только то, что необходимо для поддержания жизни. Минимум «вкусовых» ощущений, минимум эмоций, но зато ничто не мешает разговору с Богом…

* * *

Сюжет для возможного романа:

Главный герой возвращается поздно вечером в метро домой. Едва успев до закрытия станции пробежать турникет и вскочить в последний поезд, он устало сидит в пустом вагоне, склонив голову на поставленный на колени дипломат. От качки его потихоньку сморило в сон, и незаметно для себя он придремал, а когда вдруг от каких-то тревожных ощущений проснулся, то увидел разливающиеся за окнами вагона багровые жар и пламя. Думал — это случилась какая-то авария, пожар или устроенный шахидками теракт, но тут двери неожиданно распахнулись, и в вагон вбежала группа омерзительных существ, в которых он с ужасом узнал чертей.
Оказалось — его поезд провалился в Ад. Ругаясь по поводу того, что кто-то опять не досмотрел и к ним попал живой человек, черти, тем не менее, всё же не торопятся исправлять ошибку и отпускать его из преисподней, а начинают дотошно выяснять, почему это Господь допустил, чтобы он до окончания своего земного срока предстал перед вершителями наказания. Перед ним начинают прокручивать страницы его жизни, по деталям разбирая мотивы его поступков и взвешивая совершённые им добрые и недобрые дела. Он со стыдом начинает видеть, что далеко не всегда был бескомпромиссным и честным, и частенько перешагивал через свои принципы в угоду сиюминутным интересам и обстоятельствам. К счастью, добрые дела и заступничество ангелов всё-таки перевешивают чашу бесовских весов, и герой возвращается к жизни, обнаружив себя проснувшимся в стоящем на путях отстоя вагоне метро...
Начать роман можно примерно так:
«Вы, может быть, уже и не помните об этом случае — о нём тогда бегло упомянули всего только одна или две газеты, сообщившие в колонках новостей, что в ночь с седьмого на восьмое октября 2004 года на Люблинской линии московского метрополитена имени В.И. Ленина (да-да, московское метро так и продолжает до сих пор носить имя вождя мирового пролетариата, этого никто за годы демократии пока ещё не отменил!) таинственным образом куда-то на несколько часов исчез один из поездов метро, так же внезапно потом появившийся почти сутки спустя в парке отстоя составов станции Марьино. Авторы опубликованных заметок высказывали предположения, что поезд мог попасть под воздействие некоего геофизического поля, схожего по своей природе с теми, которые время от времени проявляются в районе так называемого Бермудского треугольника, Пермской аномальной зоны и в других аналогичных участках планеты, где то и дело исчезают корабли, самолёты и люди (часть из которых иногда как бы «вываливаются» к нам назад из карманов забиравшего их к себе параллельного пространства, но уже с некими изменёнными психофизическими качествами). Именно поэтому, мол, в поведении машиниста поезда и одного из уснувших в вагоне пассажиров наблюдались явные психические отклонения, возможно, являющиеся следствием облучения неизвестными волнами.
На самом же деле в ту памятную для меня ночь произошло следующее — я на всю жизнь запомнил каждую минуту этого кошмара, и расскажу вам сейчас обо всём так, как это было...»

…В самом конце истории, когда черти перебрали уже почти всю жизнь героя и торжествуют свою победу, они вдруг замечают его дипломат и кричат: «А ну-ка, перетряхнём ещё и его портфельчик, как перетрясли его душу. Поглядим, чего он там в нём с собой таскает!» — они с гиканьем распахивают крышку дипломата, и из его раскрытого чрева на сидение выпадает самая обычная картонная иконка Божьей Матери «Иверская», которую герою три дня назад дала на улице какая-то богомолка, собиравшая пожертвования возле станции метро «Парк культуры». Черти в ужасе пятятся назад, а икона вдруг стремительно увеличивается в размерах, из неё начинает литься ослепительный ровный свет, и в окружении этого света из неё, как из волшебной двери, выходит живая Богородица, которая и спасает героя Своей властью от преждевременной гибели. «Возвращайся в мир, — говорит она. — И постарайся жить так, чтобы не бояться следующей встречи с истцами и судьями...»

* * *
Начал читать одиннадцатый номер “Роман-журнала, ХХI век” и сразу же наткнулся на страшные слова Виктора Николаева, сказанные им в предисловии ко второй части своего романа «Живый в помощи». “Чтобы вразумить нас, — говорит он, — обычной смерти уже мало. Господь через смерть Евгения Родионова, Николая Майданова, экипажа подводной лодки «Курск», героического личного состава шестой десантной роты из Пскова вразумляет нас, таким образом направляя на путь истины...” Это страшно принять в душу, но, похоже, что это действительно так. Иначе откуда та обреченность “Курска”, о которой я писал в своём романе «Тень «Курска» или правды не узнает никто»? Он был просто-таки обложен судьбой, как волк красными флажками — не взорвись аварийная торпеда на борту, так накроет сверху своими ракетами крейсер “Пётр Великий”; не попадёт “Пётр Великий”, так протаранит одна из иностранных субмарин, которые крутились вокруг него ещё с момента его выхода в море; не протаранит субмарина, так подвернётся по курсу старая мина времён Великой Отечественной войны; не подвернётся мина, так приведёт к аварии малая глубина, на которую «Курск» вылез во время учений; не стукнутся об дно, так случится другая авария, с которой не справится неполный состав (на «Курске» нескольких человек не хватало, а некоторые были взяты по замене с других лодок), и так далее. Что-нибудь должно было произойти обязательно, гибель “Курска” была словно бы попущена свыше, чтобы мы, наконец, прозрели и увидели, до какого состояния докатились сегодня и наш флот, и наша национальная гордость...

* * *
К небу можно приблизиться только ДУХОМ, а мы всё тянем к нему башни своих торговых центров, а потом, когда наступает очередное 11 сентября, не хотим понять, что это не террористы бен Ладена, а Сам Господь Бог заставляет нас таким образом пригнуть голову в смирении и возвратиться на землю...

* * *
Не помню, кто из древних сказал фразу, что “всякая душа по своей природе — христианка”, но вчера вдруг обнаружил ей совершенно неожиданное подтверждение. И у кого? У БОГОБОРЦА и АТЕИСТА В.В. Маяковского!.. Вот он, завершая программную для того времени поэму “Про это”, в главке “Любовь”, излагая своё понимание этого чувства, пишет: «...Чтоб не было любви — служанки / замужеств, похоти, хлебов. / Постели прокляв, встав с лежанки, / чтоб всей вселенной шла любовь. // Чтоб день, который горем старящ, / не христарадничать, моля. / Чтоб вся на первый крик: — Товарищ! — / оборачивалась земля. // Чтоб жить не в жертву дома дырам, / чтоб мог в родне отныне стать / отец, по крайней мере, миром, / землёй, по крайней мере — мать.»
Проанализировав отбрасываемые и оставляемые поэтом критерии любви, мы увидим, что от неё отсекаются именно её м и р с к и е компоненты и оставляются компоненты н е б е с н ы е. Так, по Маяковскому, любовь выводится за рамки таких чисто земных понятий как СЕМЬЯ (“чтоб не было <...> ЗАМУЖЕСТВ”), СЕКС (“чтоб не было <...> ПОХОТИ”) и СОВМЕСТНОЕ ВЕДЕНИЕ ХОЗЯЙСТВА (“чтоб жить не в жертву ДОМА...”). А самое главное — она лишается таких своих мирских качества как КОНКРЕТНОСТЬ и ИНТИМНОСТЬ, обретая взамен их некую абстрактно-бесполую УСЛОВНОСТЬ (“Чтоб ВСЯ на первый крик: — Товарищ! — оборачивалась ЗЕМЛЯ”) и первомайско-демонстрационную ВСЕМИРНОСТЬ (“Чтоб ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ шла...”), которые увенчиваются отождествлением окружающего МИРА с образом ОТЦА, а ЗЕМЛИ — с образом МАТЕРИ. Куда уж тут апостолу Павлу с его “и прилепится муж к жене своей, и будут двое одна плоть”! Маяковский идет гораздо дальше, пропагандируя любовь именно в ее божественном, я бы даже сказал РАЙСКОМ проявлении (том — о котором святой Максим Исповедник писал, что: “СОВЕРШЕННАЯ ЛЮБОВЬ не разделяет единого естества человеков по различным качествам, но, всегда взирая на оное, ВСЕХ ЧЕЛОВЕКОВ ЛЮБИТ... Совершенный в любви не знает разности между своим и чужим, или своею и чужою, или между верным и неверным, или между рабом и свободным... ВСЁ И ВО ВСЕХ — ХРИСТОС”.
Именно это мы видим в финале поэмы Маяковского, где (подаренный отцом вместе с жизнью) МИР и (подаривший его вместе с фактом зачатия) ОТЕЦ сливаются воедино, вырастая в своих размерах до образа сотворившего всё вокруг БОГА-ОТЦА, а (принявшая в свое лоно отцовское семя) МАТЬ и (принимающая в себя после смерти нашу плоть) ЗЕМЛЯ — до известного по древнерусским духовным стихам образа “МАТЕРИ-СЫРОЙ-ЗЕМЛИ”.
Так что, как видим, как ни старался Владимир Владимирович быть в своем сознательном творчестве большевиком-атеистом, а стоило заговорить на сокровенную для него тему любви, и на бумагу тотчас же выпрыгнуло прятавшееся глубоко в подсознании её чисто божественное понимание.

* * *
После работы поехал сегодня в музей-квартиру А.Н. Толстого на презентацию книги Виктора Петелина «Красный граф» (об Алексее Толстом). Когда троллейбус проезжал мимо Арбатских ворот, я посмотрел на часовенку Бориса и Глеба, и у меня само собой родилось небольшое стихотворение: “Над часовней Бориса и Глеба — / клочья туч, как растрёпанный мех, / и такое тяжёлое небо — / точно братоубийственный грех. // А внутри — золотое сиянье / (будто в рай кто-то дверь приоткрыл!) / и чуть слышимое — как дыханье — / трепетание ангельских крыл... // Слава Богу, что вновь возродился / хоть ещё один иконостас! / Слава Богу, что к нам возвратился / Святой Дух, опекающий нас...”
Наверное, над ним надо было бы ещё поработать, доводя до “товарного вида”, но я вовсе не собираюсь предъявлять его читателю как образец своего поэтического творчества и записываю здесь только лишь для того, чтоб зафиксировать сам факт того, как иногда приходят стихи...

* * *
Помнится, при первом прочтении романа Булгакова “Мастер и Маргарита” я искренне хохотал над сценкой, описывающей, как Бегемот и Коровьев пытались попасть в ресторан “дома Грибоедова”, у входа в который сидела “гражданка в белых носочках и белом же беретике с хвостиком”, потребовавшая у неразлучной парочки писательские удостоверения.
“ — Прелесть моя... — начал нежно Коровьев.
— Я не прелесть, — перебила его гражданка.
— О, как это жалко, — разочарованно сказал Коровьев и продалжал: — Ну, что ж, если вам не угодно быть прелестью, что было бы весьма приятно, можете не быть ею...”
Потом, много позже, читая уже не булгаковское “евангелие от Воланда”, а настоящее — от Матфея и других Апостолов, — я понял, что гражданка в белых носках является практически единственным персонажем романа, не подпавшим под власть нечистой силы. Ведь по Священному Писанию “прелесть” — это, во-первых, “самопрельщение” (1 Сол., 2, 3), а во-вторых, “обманывание и обольщение других” (Мтф., 27, 64; 4, 14), поэтому, заявив представителю свиты Воланда (Дьявола) свое твердое “Я не прелесть”, гражданка в белых носках и белом берете (цвет чистоты и святости) выказала именно православное отношение к слову “прелесть”, вызвав тем нескрываемую досаду Коровьева (“О, как жалко...”), бесовская роль которого как раз и опирается на склонность людей к самообольщениям и соблазнам...

* * *
Увидел в одном из номеров «Литературной газеты» воспоминания Вячелава Киктенко о том, как он разъяснял Кузнецову своё понимание сказки про Курочку Рябу, в которых он приводит свои версии её трактовки, пытаясь увязать сказку с некими мудрёными солярными мифами. Якобы, золотое яйцо, которое Ряба снесла Деду и Бабе — это символ солнца, а значит, за всем этим таится какое-то неизвестное нам древнее планетарное учение, отзвуки которого он и старается отыскать в русской поэзии… На мой же взгляд, всё в этой сказке можно объяснить гораздо проще, если посмотреть на неё сквозь призму одного древнерусского духовного стиха, рассказывающего, как в день Вознесения Господа Иисуса Христа по всей Руси расплакались и распричитались нищие, говоря: «Вот, Ты уходишь, Господи, а на кого же мы здесь остаёмся? У нас ведь нет ни крыши над головой, ни одежды, ни денег на еду… Как же мы жить-то будем?» А Господь и им на это и отвечает: «Не волнуйтесь, братья, Я дам вам золотую гору — вы отщипывайте от неё по кусочку, вот вам и будет и на еду, и на одежду, и на всё прочее». Но тут вдруг раздался голос Иоанна Златоуста: «Что же Ты делаешь, Господи? У них же эту гору завтра отнимут торгаши и чиновники, и опять они останутся ни с чем!.. Ты уж лучше дай им право жить Твоим именем, прося у людей милостыню Христа ради, — и чтобы все им на это понемножку подавали. Тогда они хоть не умрут от голода…» И Господь так и сделал, дав им право просить по всей земле подаяние ради Своего имени.
Примерно то же мы видим и в сказке про Курочку Рябу. Что такое яйцо в христианской символике? Это — символ жизни (вспомним пасхальные красные яйца). А кто дарует жизнь, как не Бог? Выходит, что Курочка Ряба символизирует собой Бога. И снеся Деду с Бабой золотое яичко, она подарила им обеспеченную жизнь, дала в руки богатство, а они не знают, что с ним делать. Били-били, не разбили, отложили в сторону, а юркая мышка с ним тут же и управилась. Только хвостиком хитрым махнула — и всё…
Не углубляясь в образ мышки, можно сказать, что из этого эпизода хорошо видно, что русскому народу золото ни к чему. Не знает он, что ему с ним делать, одна морока от этого богатства. Всё равно он его потеряет. Вот Господь, увидев всё это, и говорит Деду с Бабой устами Рябы: «Не плачьте, я снесу вам яичко не золотое, а простое…» То есть — не беспокойтесь о хлебе насущном, думайте о спасении души, Я дам вам простую жизнь, которая хотя и не сделает вас богатыми, но не позволит и умереть от голода. (Точно так же, как и в притче о золотой горе).

* * *
В Большом конференц-зале Правительства Москвы состоялся Первый съезд Добрых людей мира, в президиуме которого находились председатель Союза писателей России В.Н. Ганичев, актёр и поэт Михаил Ножкин, писатель Валентин Распутин, телеведущая Анна Шатилова, композитор Евгений Дога, герой России Михаил Борисов и другие известные люди. Начиная работу съезда, Ганичев сказал: «Надо остановить продвижение зла... История нашего Отечества полна подвигов и примеров делания добра, а по TV и во всех других СМИ сегодня ведётся оголтелая реабилитация зла...», — и процитировал слова Патриарха Алексия II, сказанные им на открытии Рождественских чтений: «Сегодняшнему миру не хватает добра и милосердия».
А я сидел в зале и, глядя на задник сцены, где висел огромный голубой плакат с парящим белым голубем и надписью «Kindpeopleoftheworld» («Добрые люди мира»), думал о том, что слово «kind», переводящееся с английского как прилагательное «добрый», удивительным образом накладывается на слово «kinder», означающее на немецком языке понятие «ребёнок», и таким образом вся выведенная на этом плакате фраза может читаться ещё и как «Дети-люди планеты», что в свою очередь ещё более удивительным образом перекликается с тем, к чему нас призывал в своей Нагорной проповеди Сам Господь, говоря: «Если не обратитесь и не будете КАК ДЕТИ, не войдёте в Царство Небесное» (Мтф. 18:3).

* * *

Из случайных рифм:

«Стало холодно. Дует в окно. / А за ним — как в пещере, темно. // Ни далёкой звезды, ни огня. / Только темень глядится в меня. // Смотрит цепко, колюче и зло... / (Хорошо, что меж нами — стекло!) // Я задёрну окно невзначай. / Отойду. Заварю крепкий чай. // Сяду в кресло поближе к огню... / Я холодную ночь — не виню. // Всё от Бога, что в нашей судьбе: / этот чай, этот ветер в трубе, // эта долгая чёрная ночь, / эта жизнь, уходящая прочь. // Всё — от Бога. Спасибо Ему... / Что ж так горько душе, не пойму?..»

* * *
Получил из Самары бандероль от Саши Громова — он прислал выпущенную Самарским отделением Литфонда России книгу Ивана Никульшина и рукопись своей повести для журнала “Баталист и маринист”. Пишет в письме, что сходил с Лёшкой Смоленцевым в Крестный Ход к Николе Великорецкому в Кировской области, а потом, уже вернувшись в Самару, с отцом Евгением Шестуном — к иконе Божьей Матери “Избавительница от бед” в селе Ташла. Когда он после этого появился в самарском Доме литераторов, где ведал работой с молодыми авторами, и попросил руководителя областной писательской организации Евгения Васильевича Лазарева отпустить его ещё на две недели, чтобы съездить в какой-то дальний монастырь, тот только и нашёл что вымолвить: “Да ты уж Богу-то, поди, и надоесть успел... Куда Он ни глянет — там ты впереди всех...”
Дерзость, конечно, но при этом как не признать в нем мастера слова? Хоть и не пишет ничего уже лет тридцать, но зато уж как скажет что-нибудь — аж рот раскроешь...

* * *
Лёжа на верхней полке поезда, я чуть ли не половину ночи размышлял о прозе Стивена Кинга, книгу рассказов которого “Сезон дождя” я купил на казанском вокзале перед самой поездкой в Сызрань. Это очень талантливый писатель, и хотя он пишет про всякие ужасы, его проза лучше любой публицистики раскрывает бездуховную сущность Америки, я бы сказал, её мистическую трагедию. Потому что из рассказываемых им историй отчётливо видно, что современный мир США включает в себя только такие факторы как человек и дьявольщина, но при этом в нём фактически напрочь отсутствует даже какое-либо упоминание о Боге. «Ты бы ещё сказала: “ПОКАЙСЯ!”», — с негодующим сарказмом восклицает, заблудившись среди непронумерованных автострад, один из персонажей книги в ответ на предложение его подруги вернуться и выехать на правильную дорогу. И дальнейшее развитие сюжета показывает, что мир, в котором раздражителем является даже сама только мысль о покаянии, просто не может быть обречён ни на что другое, кроме как на погибель...

* * *
По пути от метро “Парк культуры” до Правления СП России написал небольшое стихотворение: “Богородица — не умерла, / а вселилась в просторы России... / Как сияют церквей купола, / высотой оттенённые синей! // Кто-то в узел связал все пути / и злорадно над нами смеётся... / Но я вижу, куда мне идти / в этой мгле, что судьбою зовётся...”

* * *
Ездил сегодня в “Литературную газету” за гонораром — дома как раз закончились деньги, так что выплата подоспела просто как нельзя более вовремя. Получив свои 840 рублей, я зашёл в отдел литературы поболтать с Сашей Яковлевым и другими ребятами, где застал оказавшегося там Петра Алёшкина, выпустившего недавно несколько новых книг. Разговор от Алёшкинской прозы неожиданно перекинулся на религиозную тему, и я рассказал им о нашем с Мариной Крестном Ходе по Волге в 1999 году, когда батюшки при нас служили молебен в одном из парков Казани — на том месте, где много лет назад находился алтарь одного из разрушенных в первые годы советской власти храмов. Оказывается, при освящении каждой открываемой церкви, ей, как и человеку при крещении, придаётся персональный ангел, который даже в случае разрушения храма не может покинуть точку своей “прописки” и все долгие последующие годы “сидит” на месте уничтоженного алтаря без службы, без молитвы... Вот наши батюшки, пользуясь случаем, и служили для таких ангелов молебны на месте известных им разрушенных алтарей...

* * *
Ночью в Киеве состоялся финал конкурса «Евровидение», в котором участвовали певцы из 39 стран, в том числе и представлявшая Россию Наталья Подольская. Победителем стала певица Греции Елена Папаризо, а наша заняла лишь 15-е место. Это уже второе очевидное для всех участие Господа на стороне Греции — первый раз Он продемонстрировал Свои симпатии год назад, когда дал весьма слабенькой греческой футбольной сборной стать чемпионами мира. Думаю, этим Он демонстрирует Своё благоволение стране, не изменившей Православной вере. А вот мы допустили на своей территории множество всяких сект, да и в православные храмы ходим только от случая к случаю, поэтому и Божественную помощь в своих делах ощущаем всё реже и реже...

* * *
В новогодние каникулы мы, как это уже сделалось у нас традицией, взяли путёвки и поехали на несколько дней отдохнуть в подмосковном Доме творчества «Переделкино». Алинке с её аллергией на город и бытовую пыль необходим свежий воздух, а поскольку своей дачи у нас нет, то Переделкино остаётся единственным средством вывозить дочку хотя бы ненадолго на природу.
На следующее после приезда утро прошлись с Мариной после завтрака по посёлку, любуясь уходящими ввысь, точно вышки ЛЭП, соснами и осеребрёнными инеем берёзами. Вышедшее солнце золотило верхушки деревьев, и лес казался ярким и праздничным, точно большой торжественный зал, а едва только солнце спряталось, как тут же исчезли и все краски, словно бы воспроизводившая себя реальность перешла с цветного принтера на чёрно-белый. Об этом я, вернувшись в корпус, написал чуть погодя стихотворение: «Январский лес стоял, как новодел, / зелёной крышей похваляясь смело. / Корой стволов, как яркой медью рдел... / И вдруг, как тумблер щёлкнул — солнце село! // И тут же стала вся лесная глушь — / точь-в-точь колода из трефовых карт лишь! / (Словно Господь — извёл цветную тушь, / оставив в деле чёрно-белый картридж.) // Лишь белый снег — да чёрные стволы / из зыбкой мглы контрастно проступили. / (Как — пятернёй в следах печной золы / от верха к низу по листу водили!..) // Между дерев, как между смутных вех, / иду вглубь чащи, точно вглубь колодца. / И лес стоит вокруг — как тёмный век, / в котором вдруг не стало Бога-солнца...»

* * *
В продолжение празднования 60-летия Великой Победы в сегодняшней газете «Московская среда» помещён материал, рассказывающий о митрополите Гор Ливанских (Антиохийский патриархат) Илие, который, узнав в 1941 году о начале Великой Отечественной войны, спустился в в пещерный храм и дал зарок не есть, не пить и не спать, пока Царица Небесная не откроет ему, чем помочь России. И через трое суток ему явилась в ослепительном сиянии света Пресвятая Богородица и сказала, что в России должны быть срочно открыты храмы, монастыри, духовные семинарии и академии, священники должны быть возвращены с фронта и выпущены из тюрем, а в храмах должны начаться ежедневные богослужения. Если всё это будет доведено до Сталина, тогда Казанская икона Божьей Матери окажет помощь России, и она будет спасена.
Митрополит Илия сообщил обо всём русским иерархам, те передали информацию Сталину, и Главнокомандующий неожиданно для всех прислушался к словам Илии и сделал всё так, как он сказал. И Матерь Божья Своё обещание выполнила...
Вот — свидетельство одного из наших офицеров, принимавшего в 1944 году участие в штурме Кенигсберга: «Наши войска несколько раз пытались взять город штурмом, но, встречая мощное сопротивление, откатывались назад. Немцы считали, что Кенигсберг — это чудо-крепость, взять которую невозможно. Вдруг видим: приехал командующий фронтом с большой группой офицеров, и среди них — несколько священников. Послышались шутки: «Смотрите, ребята, кого привезли! Теперь нам и танки не понадобятся!» Командующий приказал солдатам построиться, снять головные уборы. Священники отслужили молебен и... направились в сторону города-крепости. В руках они несли чудотворную икону Божией Матери Казанскую. Мы смотрели на них с величайшим недоумением: «Куда вы пошли, бедолаги? Вас же в одну секунду перебьют, как цыплят!»
Немцы открыли ураганный огонь. Однако он продолжался недолго. Выстрелы неожиданно смолкли. Командующий фронтом дал сигнал к штурму, и наши войска начали наступление — как с суши, так и с моря. Кенигсберг пал.
Пленные немцы потом рассказывали: «Перед началом штурма в небе показалась Лучезарная Мадонна, которая грозно смотрела на нас. Несмотря на это, мы стали вести прицельный огонь по священникам. Но он не причинил им никакого вреда. А потом наше оружие — винтовки, пушки, пулемёты — неожиданно отказало, и мы поняли, КТО помогает русским...» («Московская среда», № 18/124, 25—31 мая 2005 г.)
Очень хочется увидеть такую же помощь свыше народам России, Украины и Беларуси — СЕГОДНЯ...