Очень толковый словарь

Само-вар — холостяк на кухне.

Уха-жёр — любитель ухи.

Нерадивый — ничему нерадующийся человек, пессимист.

Пчеловек — жизненный период пчелы.

Кашелёк — маленький кашель.

Натюрморд — фотоснимок крупным планом четвероногих любимцев.

Западня — красивые рассказы о западном образе жизни.

Собеседник

Мой собеседник пресловутый —
Ночной обманчивый покой,
Побудь со мной хоть две минуты
Сиделкой, уткой подсадной,

Потусторонней ахинеей
Средь хитроумной западни.
Твоё дыхание сильнее
Непрошибаемой брони.

Твоё присутствие знакомо,
Как слов бегущая строка,
Как старый снимок из альбома
Измятый временем слегка.

«кто бы не сказал тебе: ты достоин...»

кто бы не сказал тебе: ты достоин
большего — любви или места в сонме, —
улыбнись, мол, «видите? — я спокоен...»,
но грешок свой — теплый еще — припомни!

кто бы не позвал тебя, гласом трубным,
из смолы горячей — в холодный омут, —
обмахнись смирения тихой пудрой,
всё тогда окажется по-другому:

вместо ангелов выскользнут духи злые,
но не запугать тебя смертью тела:
это наваждение скоро схлынет,
если будеш помнить о кромке белой...

В горняя! В горняя!

«В горняя! В горняя»
(последние слова святителя Григория Паламы)

Отчего так тихо в доме отчем
И тогда, когда в висках звеня,
Именем моим, как деда впрочем,
Позовут нечаянно меня

Прадеды и юные ребята...
В лицах их на фотографии печать
Сохранится в них улыбка чья-то
Так похожа на моих отца и мать.

И родители ушли в тот мир неведом.
С мала в небеса я простирал свой взор.
С крыши мне тогда казалось ближе небо,
Там и лестница осталась и с тех пор.

Из пустоты я черпал пустоту...

Из пустоты я черпал пустоту,
Чтоб пустоту наполнить пустотою,
Наивно полагая, что мечту
Своею неумелой рифмой строю.

Да, только сор лепил строка к строке,
Считая строф подобие стихами.
Как глупый зодчий строил на песке,
Ненужными перебирал словами.

Скажи, безумец, для чего творил,
Коль ни таланта нету, ни уменья?
Истратил столько времени и сил...
Так пусть же предан будешь ты забвенью!

Запятая для Неба

«...Эх, малыш! Как же много на единицу добра чёрной ненависти
в тротиловом эквиваленте!»

Памяти Детей Донбасса посвящается.

Они все согласились нас убивать. Все. Кто согласился. Прожить вместе целую жизнь и вдруг написать на двери соседа — д о с т о и н   с м е р т и! Никак не могу вместить в себя эту добровольную разрешённость. Говорят, для того, чтобы понять мотив преступления надо думать, как преступник. Не могу думать, как преступник, не получается. Чего-то у меня либо в избытке, либо в недостатке. А у них получилось! Сначала думали-думали, а потом-получилось! Настолько удачно, что многие из них стали не только думать, но и преступать. По всем диагоналям Донбасса они написали гордое и непререкаемое — Д О С Т О Й Н Ы... Так вот в чём, оказывается, сакральный смысл «Революции достоинства!»

Отбрасываю мироощущения годовалой давности и начинаю движение мысли в неоспоримой данности. Просыпаясь среди ночи, уже не слышу назойливо — жуткое «Не может быть!» Эхом по душе, словно волной от беззвучного холостого выстрела прокатывается другое чужое и безнадёжное: «...не может быть... иначе» Привык к соседству ужаса? Нет. Обрастаю новой кожей. Душа обрастает новой кожей.

Киевские умники говорят, что украинцы выкопали чёрное море... Нет. Они выкопали чёрное горе. Они достали его из преисподней и выпустили оттуда псов ада на мою землю.

Июньское утро

Аромата нежного сирени
в дом проникли тончайшие струи.
Заполняя пространство в мгновенье,
овевают меня и целуют.

За окно посмотрю, залюбуюсь, —
куст раскидистый, дрёмой окутан,
под изящно-бледной мантильей…
И идут за минутой минута…

«Как, сирень, ты свежа, благородна!
Ты сейчас украшение сада».
Созерцанием дивной природы
Обретаю покой и усладу.

Слова, которые оглушают...

Р.М.Р.

Слова, которые оглушают,
что за слова? Что за люди,
которые их не слышат?
Прибита словами, как будто гвоздями.
Не больно. И больно...
Слова твои сражаются, как солдаты:
дерутся с вечным врагом —
пустотой на месте святыни.
Слова — защитники.
Они наполнены радостью
жизни и правды,
они сочатся светом,
как спелые фрукты соком.
Слова-кормильцы, слова-няньки,
питающие и воспитывающие богов.
Нет ушей, достойных вас услышать,
нет слышащих высоту неба словесную.
Ушные перепонки скорее готовы лопнуть,
чем услышать Слово,
породившее эти слова.
Твои слова. Я плачу
не от боли —
от слышания того, чего не слышу.

Смородина

Благодать разлита покоем между многочисленными ветвями и листьями. Я собираю ягодки, налитые тишиной и покоем. Может быть потому они и целебны, что рождены из полноты любви к человеку? Не умной, не сознательной, не гордой своим знанием себя, а тихой и скромной, заботливой. Смородина не помнит себя, она не человек, но она сохранила в себе любовь, дарованную ей Творцом. И эта любовь всецело направлена на сохранение жизни.

Покупающий смородину, покупает просто еду или лекарство — он думает о себе. Собирающий ягоды с куста, если захочет, может обрести гораздо больше — например, может узнать в смородине друга, и тогда ягоды станут дарами от его щедрот. Или даже от Его щедрот — чем-то сродни небесной манне — и тогда ими непременно захочется поделиться.

Наверное потому и были наши предки щедрее нас: они садили плодовые деревья специально для путников и нищих. Они благодарили берущих, как благодарит меня смородина.

Подмигнуло солнышко мне с утра

Подмигнуло солнышко мне с утра.
Знать, читать молитовки мне пора,
Чтоб шагнуть уверенно в неизвестный путь
И, идя к спасению, чтобы не свернуть.

В синеве купаются облака.
Нелегка дороженька, нелегка.
Демоны незримые в воздухе снуют,
Дифирамбы радостно для страстей поют.

Оступаясь, падаю, но встаю!
И стою растерянно на краю.
Эх, ты битва вечная — ты земной мой крест…
Светит ярко солнышко для родимых мест.

До порога земли моей

(пер. с украинского)

До порога земли моей
Поспеши же, судьба моя строгая.
Колет осень золоторогая
Клин - печаль теплых лап журавлей.
В очарованной дымке полей
Разверсталась седая дорога...
До порога земли моей
Поспеши же, судьба моя строгая.

Отдаю тебе волю свою,
Отдаю тебе силу, доля,
И раздумий неснежное поле,
И незлого себя отдаю.

Видение

                  …и глазной мазью помажь глаза твои, чтобы видеть
                         Откр. 3,18

Почитай старательней «Отче наш…»,
Не твори суды, не общайся с мразью. 
Посмотри на небо. Глаза помажь,
Чтобы лучше видеть, небесной мазью.

А то всё не так — говорить мастак,
Убедишь себя, что богат и светел,
Когда лишь несчастен и нищ, и наг, 
Когда слеп, пока того не заметил.

Ты прости мне, Отче, уныние

Ты прости мне, Отче, уныние.
Ты прости мне, мой Отче, тоску.
Всё земное когда-нибудь минет,
Отцветая подобно цветку.

Я повсюду искал своё счастье,
Обжигаясь — писал я стихи.
И не знал о силе причастия,
Собирая магнитом грехи.

Но когда сквозь потери и вьюги
Исповедал печальный свой взгляд,
Мне запели родные пичуги,
И от счастья всему был я рад!

Длится вечер в бабьем лете

(перевод с украинского)

Длится вечер в бабьем лете,
Между тополем от поля до села
Лебедь-тучка путается в хлебе
Перышки роняет из крыла.

Все роняет и роняет, что поделать сможет?
В небе налеталась до изнемогу.
Ветер перья в спелой ржи исторжет —
Все же хлеба с тучи не пекут.

Мы дети разных измерений

Вам не понять моей печали —
Мы дети разных измерений:
Вы — из избытка аномалий,
А я — из слёзности осенней.

Мой мир спокоен, не заметен.
Ваш — хоровод из самомнений,
В нём пепел споров, ссор и сплетен...
В моём — лампадный свет молений.

Вам не понять тоски по Богу.
До Бога ль в пекле развлечений?
Где правит плоть — там дух отторгнут
В безумном самоиступленьи.

надо просто смотреть и запомнить...

надо просто смотреть и запомнить
эти лица в заоспинах злых
эти кадры — обломками комнат
больно бьющие — резко — под дых

что-то гонит тебя... кто-то гибнет
на глазах — не успев досказать...
в ослепляюще жаркие «липни»
гласом Божиим рвется гроза

ты укрытый простынкою влажный
от кошмарного сна наяву
должен вызубрить камушек каждый
дна вселенной откуда зовут

Страницы