Дороги минуты телефонные,
Что, как речка горная бегут.
Ждут их с нетерпением влюблённые,
Несколько счастливейших минут!
И любви далёкое дыхание
До предела обостряет слух.
Это даже больше, чем свидание,
Где от слов захватывает дух.
Самые простые и обычные,
Ещё долго в памяти живут,
Для двоих, святые, слишком личные,
Эти фразы нескольких минут.
2011
Февраль на трубах водосточных исполняет
Концерт органный модерато Си-мажор,
Грачей, пронзительно кричащих, заглушает
Холодной вьюги бесконечный снежный хор.
Сей бесконечный снежный хор скрывает звезды,
Февраль о вечности грядущей говорит.
В перчатках руки стынут на ветру морозном –
В душе, молящейся Христу, огонь горит.
Огонь горит, восторг и трепет вызывая,
Февраль орган меняет на виолончель,
Душа, грехи перед Христом осознавая,
Для покаянья отверзает сердца дверь.
И в сердца дверь Христос тихонько входит,
В светильник гаснущий вливает благодать;
Весна березовым душистым соком бродит,
На небе радуется ангельская рать.
Вся ангельская рать и Божии угодники
Поют «осанна» милосердному Христу,
С толпой уверовавших вместе с римским сотником
Из Галилеи в мир благую весть несу.
7.04.2003 г.
Жена спасется через чадородие
1 Тим,2,15
Закружила вьюга
Шарик голубой,
Не понять друг друга,
Не найти покой.
Что ни дом, то крепость,
Что ни ум, то муть,
Что ни дружба – ревность…
Запорошен путь.
Что ни глас, то грубость,
Что ни жест – к себе.
Зацветает глупость
Язвами в судьбе.
Не имеем слуха,
Косны и мертвы,
Дар Святого Духа –
Мимо головы.
Каплет время, каплет,
Капелька – дыра.
Что ни дело – замять.
Что ни холм – нора.
Нет и послушанья,
Без него Дары
Тщетны и старанья
Только до поры.
Сила, как сквозь сито,
Как сквозь пальцы – пир.
Дырявое корыто –
Осуждённый мир.
Помоги нам, Боже,
Сохрани, спаси!
Авраама ложе –
Лазарям Руси.
Ангелы святые
Души подберут
И в места иные
Бережно снесут.
Дева Пресвятая,
Приходи скорей,
Видишь: снег не тает
На сердцах людей.
«…дано мне жало в плоть…» (2Кор.12:17)
Дано мне жало в плоть,
Оно всё жалит, жалит,
Когда захочет: ночью или днём,
Приходит боль и внутренним огнём
Кусая, дух печалит.
Дай силы мне, Господь!
Была бы неба синь
И солнце над рекою,
Чтоб жизни хлеб по водам отпустить
И сердце сжав, простить, простить и жить,
Пусть нищим, но с Тобою,
Аминь. Аминь. Аминь.
2011
Стоит забытый сиротливо храм,
И заколочены безжизненные окна.
А рядом клёны тихо, беззаботно
Склоняют кроны к старым куполам.
На колокольне пусто и темно,
Все звоны сняты, только лёгкий ветер,
Что как ребёнок беззаботно светел,
Порой стучит в забитое окно.
А в ста шагах огромнейший собор,
Величественно к небесам взмывая,
Своею тенью площадь накрывает,
Искрясь в лучах. Взирающий в упор
Архистратиг, не в силах заступится
За малый храм – уже предрешена
Его судьба. И лёгкой светлой птицей
Над ним кружит последняя весна.
«...У нас есть одна матушка. Иногда она не говорит, а лает. Когда это случается, никто не обращает на нее внимания, как будто это не матушка говорит, а собачка лает за окном — лает собачка и ладно, а матушка вроде и не причем. Она полает, полает, устанет лаять впустую и вновь заговорит по-человечески...» — так, однажды, за вечерним разговором мне описали одну сестру. Описали и забыли. И я вроде забыла, только невольно, встречаясь с этой сестрой, опускала глаза и проходила мимо. Благо — сталкивались мы не часто. Пока в один день не оказались вместе в одной машине — матушка за рулем, а я рядышком. Была осень, дождливый день. И мы застряли в пробке.
Давай с тобою вместе посидим
Хоть пять минуток, а захочешь – вечность.
Я заварю тебе свои стихи,
На стол поставлю светлых сказок свечи,
А к чаю испеку тебе мечты,
Их наполняя верой и любовью;
Я разожгу камин из доброты
И песней колыбельной успокою;
Тебе я нарисую целый мир,
Мы радугой его цветной раскрасим.
Давай с тобою вместе посидим,
Захочешь - вечность, ну а нет, так – часик!"
Вот выкладываю на суд свой старый рассказ (написан два года назад), но доработанный.
Был вечер, какой часто бывает в маленьких провинциальных городках. Жара, стоявшая весь день, уже отступила, и далекие звезды тихо мерцали над горизонтом, мягко вспыхивая под пристальным взглядом. Улицы пустели, дневная суета отступала, а маленькие уютные ресторанчики наполнялись тихими разговорами, такими обычными для приморских городков. Сирены автомобилей замолкали, и особый вечерний шум, похожий на плеск ленивых волн или шепот морской раковины укрывал весь городок.
Глава I
Ранним воскресным утром проснулась от робкого звонка в дверь. Решаю, что не буду вставать. Но снова звонок. Затем неуверенно постучали. Пришлось идти открывать, недоумевая, кто это может быть в такую рань. На пороге стояла женщина — из тех, кого сытая общественность пригвождает кратким словцом — «бомж». Признаюсь сразу — себя отношу к этой самой сытой общественности и если дам какую денежку попадающимся на глаза клошарам, то хочу скорее встречу эту забыть и ход ускорить... Единственное, чем могу оправдать себя, так это мимолётной мыслью: «Я не осуждаю, у всех свой путь...» — или другой благочестивой мантрой для собственной душевной уютности. Но взгляд почему-то всегда отвожу... Собратья этой женщины по несчастью, оказавшиеся в силу разных жизненных ходов бесприютными, и раньше прошмыгивали в наш подъезд, несмотря на коды-домофоны. Некоторые жильцы что-то подавали.
Подслушанный Разговор в Родительскую Субботу у Свечного Ящика:
-Скажите, а можно кота помянуть?
-Как?
-Кота помянуть о упокоении. Он у меня такой хороший был…
-Кто?
-Кот Лазарь.
-Да Вы что? Разве можно кота называть именем святого?
-Нет, кот у меня не святой был. Он мог и напакостничать! Но все же – кот хороший такой был. Недавно совсем умер. Я его в записке написала…
-В какой записке?
-О упокоении. Я Вам только отдала.
-Как в записке!? В записке можно только людей писать. Православных!
-Он был очень славный.
-Но он – кот. Кот, понимаете! А записки батюшка читает в алтаре. Ужас, какой. Как Вы его назвали? (достает записку)
-Лазарем. Вон он, второй после моего мужа Леонида. Вы что его вычеркиваете?
-Ну да!
-А как же мне его помянуть?
-Ну, дома помяните… Что Вы в самом деле?.. Он же простой кот.
-Да такого кота поискать еще!
-Простите. Ничем Вам помочь не могу.
Февральские дуют ветра,
Печаль снова душу мне гложет.
И так неуютно с утра,
Не то, чтобы очень, но всё же…
А, может быть, друг позвонит
С которым находишься в ссоре
И скажет, не помня обид:
Привет! Я зайду к тебе вскоре.
И тихо захочется спеть,
И стать на мгновенье моложе.
И выпив вина, охмелеть,
Не так чтобы очень, но всё же…
Высокое небо вчера,
Сегодня значительно ниже…
Февральские дуют ветра,
Но Пасха всё ближе и ближе.
2011
Устала ива и склонилась
Над дивной кротостью реки,
Сегодня ей, как мне, приснилась,
Страна без грусти и тоски.
Изгибы веток трепетали
Под неба куполом тугим,
И так несмело оживали
Движеньем радостно-простым.
И с силой крона раскрывалась
Навстречу звездам, прямо вдаль,
За этим трепетом скрывалась
Любви безмерная печаль.
Что нас навек теперь сроднила,
И речка теплою волной,
Вдруг в сердце тихо заронила
Нездешний радужный покой.
Ты ждёшь, как мать, своих сынов.
Увы, надежд исходят сроки…
Забыты здравые уроки
В потоке мелких дел и слов.
Я знаю – Бог тебя хранит
В бескрайних дáлях белоснежных,
К тебе, то кроткой, то мятежной,
Сквозь ход веков благоволит.
И Он напутствует: не верь
Коварству сладкому витии,
Своей судьбою не измерь
Падений горьких Византии.
31.05.2010 г.
УРОК СМИРЕНИЯ
Гни дерево, пока гнется, учи дитятко, пока слушается.
(русская пословица)
Отец настоятель, что отец родной. Видит, дитятко не слушается, надо дитятко научить. Вот и сегодня дитятко – пожилой псаломщик Василь Иваныч, военный в отставке, в чем-то провинился.
- 20 поклонов тебе, Василь Иванович!
- Есть, батюшка!
- Что?
- Так точно, батюшка!
- Как?
- Слушаюсь, батюшка!
- Василь Иваныч?
- да, батюшка!
- ты где в храме или в армии?
- В храме, батюшка!
-А что отвечаешь, будто тебе приказ дают?
-Не знаю, батюшка!
- Я тебя смирению учу! Надо отвечать: «простите, благословите» А ты что отвечаешь?
- Так точно, батюшка!
- Что?
- Простите, батюшка, благословите!
- ладно, иди поклоны делай!
- Слушаюсь!
- Чего!?
- Благословите, батюшка!
Слава Богу и новому дню!
Ночь ушла. В добрый час пробуждения
Подари мне улыбку свою,
В светлый праздник святого Крещения!
Ещё многое нужно успеть
И понять, и поймать настроение,
Чтоб нелёгкой судьбы круговерть,
Успокоилась в это мгновение.
Улыбнись, улыбнись мне скорей,
Кто-то в прорубь - сменить ощущения,
Ты ж меня хоть словечком согрей
И улыбкой на праздник Крещения!
2011
Господь посылает нас друг к другу, чтобы нам научиться жить с Богом
и с братьями в полноте любви. Это возможно только тогда,
когда мы встанем на путь умаления себя, истощания себя,
живя в семье по крови или в семье духовной, живя в Церкви Христовой.
Арх. Виктор Мамонтов "Тайна Умаления"
Первый раз меня не стало,
Когда стала я женою
Когда тихо я сказала,
Что всегда буду с тобою
И дала обет быть верной
Половинкой от тебя.
Это был раз самый первый,
Как не стало уж меня.
Второй раз меня не стало
Когда наших деток двое
В одно утро, чуть светало,
Отошли в Царство иное.
И тогда осиротели
Половинки – ты и я.
Второй раз меня не стало,
Стало меньше от меня.
Нежданно-негаданно Тимофей увидел во сне деда. И хотя уже много лет как его не стало, и черты дедовы давно стерлись из памяти, привиделся, как живой. Стукнула дверь, и видит Тимофей, будто взошел Василий Терентьевич в хату, перекрестился на красный угол, где вместо иконы висел большой красочный календарь, зачерпнул кружкой студеной воды из ведра, напился, покряхтывая от удовольствия.
У Тимофея сердце от волнения зашлось. Так обрадовался деду. Давно его не видел, а Василий Терентьевич все такой же. Льняная рубаха, вышитая по вороту, темные брюки заправлены в кирзовые сапоги, на плечах пиджак в накидку. Только сегодня дед не улыбается, как обычно ему Тимофею, а глядит сурово, покачивая головой.
– Ты чего, дедуль? – замирая, спрашивает Тимофей.
Дед оглаживает бороду, потом наклоняется низко и, вглядываясь Тимофею в лицо, говорит:
– Забыл ты дедов завет, Тима.
– Какой, дед? – вскинулся Тимофей.
Но Василий Терентьевич только пальцем погрозил и…исчез.
Открыл Тимофей глаза: и впрямь никого нет. Сон это.
Ты слышишь
я говорю с собою-
с Тобою.
Всё уже иду я дорогой одною-
тропою.
Всё тише становятся внешние звуки;
Лишь стуки
всё громче-биение сердца-молитв моих ритм.
Ты знаешь
я очень в дороге устала.
Сначала
я падала больно и в кровь расшибалась
немало.
Упав,я порою с трудом поднималась,
ломалась.
Но несмотря ни на что не свернула с пути.
Ты видишь
скупые мои облаченья-
сомненья
и бедность души и её сожаленья-
томленья,
заплаты минут покаянья на дырах отчаянья,
мечтанья
Но Щедрость Твою и Любовь мой наряд не смутит.
Ты помнишь
все слезы мои и все вздохи-
как крохи
от Квасного Хлеба Твоей Крестной Боли.
От соли
глаза мои не различают дороги,
лишь ноги
идут, не зная как долго ещё им идти.
