Жизнь — это то, что надо создавать каждое мгновение

Именно в этом смысле мы должны стать соработниками Богу. Жизнь — это то, что надо создавать каждое мгновение, иначе торжествует смерть. Мы призваны силою любви Христовой преображать мир, созидая жизнь, творя её в себе и через себя в окружающих силою Христовой. «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1). Если мы не осуществляем жизнь — её как бы нет, вместо жизни есть лишь умирание.

Вот поэтому так мало среди нас настоящих христиан, поэтому так мало способных к настоящей дружбе, поэтому так часто распадаются семьи — потому что мы думаем, что всё хорошее осуществится без нашего участия — само собой или усилием кого-то другого.

Увещание святого епископа Кесария или смиренный совет грешника, обращенный в целом ко всем святым и всем священникам

Если бы я, тщательно исследуя себя, обратил внимание на свои собственные погрешности, мою небрежность и невежество, то вероятно, едва ли я решился бы увещать к чему-либо доброму простых людей на приходах, ибо в Писании сказано: «Вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7:5) и «Как же ты, уча другого, не учишь себя самого?» (Рим. 2:21). Эти слова Писания чрезвычайно ужасают меня, но также я понимаю, что на моих плечах лежит другое большее и невыносимое бремя, о котором сказано: «Лукавый раб! …для чего же ты не отдал серебра моего в оборот, чтобы я, придя, получил его с прибылью?» (Лк. 19: 22–23).

Наш формат

«Формат», привычное для нашего слуха слово пришедшее когда-то в нашу речь и плотно в ней обосновавшееся. Думаю, для нас не составит особого труда заглянуть в словари и прочесть там, что слово это переводиться с нескольких языков как «вид, наружность». Говоря иначе, — рассуждая о формате чего-то мы пытаемся описать вид этого предмета и его наружность согласно каким-то общепринятым понятиям и стандартам. И конечно, не буду отрицать, что это во многом облегчает нашу жизнедеятельность. Несомненно и то, что использовать «форматы» нам привычно и обыденно! В нашем мире есть форматы для всего начиная от вещей неодушевленных и заканчивая определениями душевных свойств человека. «Так нам проще жить», — заключите Вы и будете конечно правы. Но дело в другом.

Чужая «свобода»

Разговор не ладился. Игроки терпеливо лгали друг другу, оптимистично скалясь в пластиковой улыбке и энергично потрясая руки сменяющим друг друга переговорщикам. Нужно заметить, что это не было легкой задачей — скрывать правду, подкидывая противнику ложный след, пустышку, обернутую в блестящий фантик случайных слов и жестов. Обман перемалывал своих жертв, надстраивая все новые и новые лабиринты сети над миром, чью судьбу решали в этот вечер в многокомнатном сьюте лучшего отеля Швейцарии. Говорили, как и всегда, о свободе. Но переговорщики понимали ее по-своему, вкладывая в это понятие особый тайный смысл, разворачивающий ее массовое производство в элитарный продукт.

Любовь

От правды — к истине,
из истины — в любовь:
дорога к Богу —
словно путь от Бога.
Мы лили кровь чужую,
пот и кровь
своих родных,
лелея чушь святую.

Как адский вихрь —
дороги маета:
идём куда-то в темень
зазеркалья.

В бессмысленное
боли
нагнетанье
нас превращают
страх и суета.

Откуда жизнь
во мне? Ужель из ада,
в который отродясь
погружена?
Ужель Господь,
души моей отрада,
сошёл за мной?
Неужто — спасена?

Музы не молчат

Inter anna silent Musae*

Музы не молчат,
а бьют по пушкам —
чувством, словом,
вздохом, тишиной.
Музы равнодушны
к заварушкам,
но не умолкают
за спиной.

Правду петь,
когда болит другому,
музы не обучены
никем —
слёзы льют,
и другу дорогому
дарят горсть
своих мифологем.
---

* (лат) Среди оружия молчат музы.

Что ж ты льёшься свет печальный

Что ж ты льёшься свет печальный
Вслед судьбинушке моей.
Бродит месяц одичалый
Меж небесных фонарей.

И весна мила и юна,
Птичьи песни, словно мёд,
Но души уставшей струны
Ничего уж не берёт.

Не ликуйте, злые силы.
Не приду к вам на поклон.
Пойте птицы, что есть силы!
Пусть печаль уходит вон!
 

А их разлучили

А их разлучили нелепо и скоро!
Им жить бы, да жить - быть друг другу опорой.
Но этот проклятый «квартирный вопрос»!
Да внуков родимых - немалый прирост!
Бабусе сказали: «Гони старикана,
Не нужен  тебе он, без денег в карманах!
А дом продадим – эту рухлядь и хлам,
Сама переедешь, бабуля жить к нам…»

А бабушка с дедушкой жили дотоле
Лет десять в согласии, в мире, в покое.
Дедуля в хозяйстве – отъявленный дока,
Порядок любил от ворот до порога -
Канавку почистить, смастрячить мосток,
И всё по науке, во всём виден толк.
Старушка по дому, пекла пирожки,
Ей всё было любо и как-то с руки.

Хоругвь

Умолкли сражения жаркие речи,
Закатом сереет восток.
И друг мой, что носит меня через сечи.
На землю уставший прилег.

Мне ж лечь во степи на привале зазорно,
И даже склониться устав,
Лик свято лелею я нерукотворный
Воскресшего Бога-Христа.

А лик тот живой, ты поверь, ты послушай,
Взгляни в небеса от земли.
И славят Его все бессмертные души,
Что в небо со мною ушли.

Взгляни, ты увидишь… Но тих мой приятель.
Закрылся шатром небосвод.
Лишь алая струйка – наследница рати,
По древку зачем-то течет.
 

Золотая кольчуга

Провожая, на лютую сечу,
Чтобы глупому выжить в бою
Мне тайга золотая на плечи
Надевала кольчугу свою.

Стрел слепых беспощадные вьюги
Обходили меня стороной,
А рубцы на заветной кольчуге
Кровь и пот врачевали с лихвой.

Но когда после сечи тяжелой
На покой ту кольчугу сменил,
Вдруг очнулся похмельным и голым
Без одежды, без веры, без сил.

Закружил надо мною смертельный
Меч предательств, молвы и тревог,
И лишь маленький крестик нательный
От удара меня уберег.

И с тех пор, словно лебедей в стаю,
По молитвам, по верстам опять
Я кольчугу свою собираю,
Чтобы сыну ее передать.

Отче Сергие!

Отче Сергие, помилуй
Недостойных и слепых,
Растерявших достоянье
На земле отцов своих.

Помоги нам вновь подняться
Против лютого врага,
Помоги объединиться.
Нам Россия дорога!  

Страницы