Омилия

8 января этого года исполнилось 80 лет со дня смерти Андрея Белого — гениального русского поэта, прозаика, критика, стиховеда, философа, теоретика символизма. Но, к сожалению, эта значительная дата прошла практически незамеченной. Многие мысли великого поэта сейчас как никогда актуальны. Некоторые нынешние события он предвидел ещё в начале XX века. Это небольшое стихотворение, написанное много лет назад, посвящаю памяти Бориса Николаевича Бугаева (Андрея Белого).

Пленный дух. Полёт. Стремленье. Танец.
Кем он был — кто сможет нам сказать?
Вспышка света? Луч? Протуберанец?
Бирюзу струящие глаза,

Лоб крутой, сократовски высокий.
Рот в полуулыбке — Арлекин?
О Руси его читаешь строки —
Сколько в них надрыва и тоски!

Нет в России ни дня, ни слов,
Что не смерят отвагу тех,
Кто вселенское выбил зло,
Будут к звездам они лететь.

Ну а жены их ждут всегда,
И роса напитает жизнь,
Там где шла и мела – беда
У оврагов земной межи.

Нынче тоже гремят и жгут,
Там, у края Небесных Врат,
Дети к Богу от пуль бегут,
А внизу шел на брата – брат.

Что нам надо с тобою, милый?
Чтобы утром солнце всходило,
А роса орошала землю на рассвете,
И дул бы ветер
Южный, северный или восточный,
Чтобы звезды светили ночью,
Чтобы песня душу щемила
О счастливой любви соловьиной,
Чтобы в доме всегда пахло хлебом,
Молоком и, конечно же, небом -
Небом чистым, дождливым, осенним,
Снежным небом иль небом весенним -
Тонкий запах едва уловим,
Чтобы дожили мы до седин,
Вместе,
Рядом,
Плечо к плечу.
Больше я ничего не хочу.

Божия коровка

Божию коровку обнаружила мама. У меня на куртке. Она аккуратно сняла её и показала нам с папой:

— Смотрите, Божия коровка! И это в начале апреля!

Божия коровка была совсем маленькой. Бледно-красной, с черными пятнышками на спине.

Один, два, три. Три пятнышка. Посчитал я.

— Да, — заметил папа. — значит, скоро Пасха. Божии коровки к Пасхе просыпаются.

— Урра! — сказал я. — давайте возьмем её домой.

Следить за происходящим на Украине становится всё труднее. Темпоритм жизни, событий — слишком стремительный, за ним невозможно угнаться. И усталость накопилась за 10 месяцев торжества «мирного» Майдана, плавно перешедшего в ещё более «мирную» войну. И куда ни глянешь, всюду боль, страдание, разруха, кровь, смерть — ад. Многочисленные фотографии жертв обстрелов украинской стороной повергают в ужас, душа цепенеет, будучи не в силах принять то, что видит. Но самое страшное — другое, ещё более низкое и бесчеловечное: глумление над погибшими, восторг от лицезрения трупов, сатанинская радость вместо горя, вместо плача...

Никто никому не нужен,
никто никому не важен.
Каждого бьёт каждый —
мы умираем дважды.¹

Это вторая смерть, вечная, которая наступает прежде первой — смерть души.

«Додумались уже до того, что по пабликам выкладывают фото мёртвых бойцов 79-й бригады — пишут, что это сепаратисты и даже российские бойцы. Нравится, лайкают, ржут, оскорбляют мёртвых, „собакам собачья смерть“ пишут. Даже разоблачать не буду, мерзость и ТУПОСТЬ...», — возмущается Анатолий Шарий, украинский журналист и политический беженец (живёт в Европе), разоблачитель бесконечных фальшивок украинских СМИ.

Жил да был маленький дракон. И как у всякого дракона, были у него и мама и папа и даже старший брат. И был он очень-очень рассеянным и неуклюжим, и за это его все дразнили. Но эта история вовсе не о том. Просто однажды дракоша нашёл свой один-единственный, тот самый цветок. И вот тогда-то его маленькая История и началась. Кто сказал, что драконам нужны сокровища? Нет, драконы любят вовсе не сокровища, а цветы. Красивые и не очень, но обязательно цветущие. И у каждого из них есть его собственные цветы. Драконы хранят их в драгоценных сосудах и ухаживают за ними, как за своими детьми. Они гордо показывают свои цветы при встречах. И наш маленький дракоша был вовсе не исключением. Он тоже любил цветы. Но в отличие от своих собратьев, он не хотел собирать много красивых цветов и хвалиться коллекцией.

-Чтобы попасть в другой, фантастический мир, нужно всего лишь открыть дверцу, запомни!
- Кто здесь? – девочка проснулась и резко села, оглядываясь по сторонам. Но в комнате никого не было. Опять, наверное, приснилось.
Она встала и как была, в ночной рубашке, подошла к двери в ванную – умыться. Мама была на работе, папа тоже. Бабушка заболела и не придёт. Вдруг, подойдя к двери, она оробела. Там за дверью слышался шорох и шелест, вовсе не похожий на шум воды в ванной. Девочка вспомнила неизвестный голос и отворила дверь. За ней был цветущий сад. Летали феи, порхали огромные бабочки, цвели необыкновенной красоты цветы.

В ту ночь старцу Аврамию приснился странный и страшный сон. Шурша и извиваясь, к нему в келью медленно вполз огромный змей. Неожиданно его чешуйчатое тело взметнулось в прыжке — схватив испуганно метавшуюся под низким потолком кельи белую голубку, змей проглотил ее и так же неспешно уполз восвояси. А Аврамий проснулся. И долго сидел в темноте, размышляя над загадочным сновидением. Похоже, оно предвещает недоброе. Уж не надвигаются ли новые гонения на Святую Церковь? А, может, грядут раскол или ересь? Сколько людских душ уловит тогда древний змий и отец лжи! О том страшно даже помыслить… Но какой беды ждать, к чему готовиться? Впрочем, зачем гадать о будущем, изменить которое человеку не под силу? Не лучше ли возложить надежду на Бога? Человеколюбче Господи, Ты все ведаешь, Ты Один разумеешь, что значит это видение. Да будет на все святая воля Твоя!

И всё-таки я еду в Петербург!
Наверное, все в мире не случайно:
И я открою сокровенность тайны
Сценария, что пишет драматург.

Среди колодцев питерских дворов,
И тополей, качающих ветвями
Мне так легко, мне хорошо без слов,
Не прервалась живая связь с корнями.

Ни родственников нет здесь, ни друзей,
Никто тебя ни в чем не обвиняет:
Как вечный дух, как римский Колизей,
Гонимых Исаакий принимает.

Прижмёшь лицо к колонне, как к плечу,
Почувствуешь дыхание столетий:
Я еду в Петербург. Я жить хочу,
Выпутывая сердце из-под сети.

30. 07. 14

7 глава. Рождение и смерть
Пророки и мудрецы кричат то, что Ангелы шепчут: кто прикоснется к жизни, будет жить; кто прикоснется к греху, умрет.
Святитель Николай Сербский «Моления на озере»

Июль 1921 года, деревня Полевая
В июле Мария должна была родить, но перехаживала, и все опытные повитухи ей говорили о многоводии. Она, как и все остальные бабы, поначалу пыталась работать в поле, но часто уставала, уходила домой и ложилась отдыхать, слушая толчки крови в висках, и ощущая в себе энергичные движения малыша. За две недели до родов живот у нее опустился, и она занималась только хозяйственными делами по дому.

Памяти Вадима Негатурова.

Плачет небо набатом протяжным,
Гул исходит из сердца полей.
Нынче некому выйти на стражу
Беззащитной Руси рубежей.

Нынче с витязя много ли толку.
Коль он к запаху крови привык?
Коль на князя он щерится волком.
Коль в дружине всё ругань и крик

Если в ночь перед битвой нередко
В доме споры гудят и разлад,
Разве будет рука его крепкой?
Разве ясным останется взгляд?

Великой, непобедимой диванной армии посвящается.

Тут недавно смотрел по телевизору американскую комедию 1985 года «Шпионы как мы» (реж. Джон Лэндис) и уже в дебюте фильма вскочил, как ошпаренный фосфорной бомбой, с любимого диванчика, выпучил глаза, ущипнул себя, не сплю ли. С экрана на меня смотрела... А впрочем, процитирую этот фрагмент целиком для ясности восприятия.

Официальный представитель госдепартамента США проводит брифинг:

— Дамы и господа, как вы знаете из интервью министра по делам Южной Америки, он опровергает все сообщения, что мы каким-то образом вмешиваемся в дела парагвайских вооружённых сил и тем более парагвайской авиации...

Мы уходим в ночные пещеры
Эфиопских прилизанных гор,
И пантеры, испуганно щерясь,
Убегают в саванный простор.

Только ясное мыслей сиянье
Вне земных перепутанных слов
Мы возьмем, и, ведомые тайной,
Мы под звездный прорвемся покров.

И уставшие дервиши станут
Танец вечности нам танцевать,
Девы их никого не обманут,
Постарев и опав, как листва.

Снег на землю рассыпает крупы,
Обещает нам плохую погоду.
Говорят,что я с тобой стала глупой,
Потому что перестала быть гордой.

Потому что смотрю без вызова,
Обижаясь по каждому случаю.
Потому что люблю неистово,
Но любовью своей не мучаю.

Надо было б иной маркою,
Вверх до неба, земли не чувствуя.
А я детям носы высмаркиваю
И проста, как пирог с капустою.