Суд в Чикаго. Год 1924-й

«Справедливо ли повесить 19-летнего мальчика за то, что он сделал практические выводы из философии, которую вы же ему преподаете в университете?» — примерно этими словами в далеком 1924 году адвокат по фамилии Дэрроу спас от смертного приговора двух молодых убийц Натана Леопольда и Ричарда Лёба. Эти двое, пропитавшись идеями о «сверхчеловеке» и экспериментально решая вопрос Раскольникова: «тварь ли я дрожащая или право имею?», сговорились и убили «для пробы» и ради теории 14-летнего мальчика, приходившегося дальним родственником одному из убийц. Они реально видели себя представителями какой-то высшей расы. Натан Леопольд говорил на 15 языках, показывал хорошие результаты в природоведческих науках. Выходцами они были из богатых семей чикагских евреев. Почему бы не помыслить, что ты выше всех и тебе больше позволено?

Преступление мыслилось ими как идеальное убийство, то есть такое, какое вовек не раскроешь. Сделано было всё, однако очень грязно. «Сверхчеловеки» наследили и оставили множество улик и были скоро пойманы. Общественное возмущение было запредельным. Сам Аль Капоне вызывался помогать полиции в поиске убийц на стадии расследования. Едва нашелся адвокат. Был громкий суд, на котором и прозвучала уже произнесенная фраза, заменившая убийцам смерть на тюремную камеру. По мотивам этого события позже Хичкок снял фильм под названием «Веревка», где поднимается вопрос ответственности теоретиков за дела уверовавших практиков. Собственно, этот вопрос и нас волнует. Остальное — повод.

Мамой быть никогда не поздно

Однажды к старцу Паисию привезли человека, прикованного к инвалидной коляске. Подвижник обнял его парализованные, недоразвитые ноги и стал целовать их, приговаривая: «Ножки вы, ножки... Ведь они приведут тебя в рай, а ты этого не понимаешь... Послушай меня, сынок. Бог не хочет, чтобы ты когда-нибудь выздоровел. Твое состояние будет все хуже и хуже —лучше не будет. Но знай: те люди, которые собираются вокруг тебя и тебе служат, спасают таким образом свои души. Оказывая помощь тебе, они получают помощь сами, хотя этого не понимают. Так ты становишься средством спасения душ. Бог хочет от тебя именно этого!»

Из жития старца Паисия Святогорца

Наргиза вела Мераба в школу привычным маршрутом. Автобус, улица, зебра, еще несколько шагов до угла дома, поворот... За пять лет эта дорога хожена-перехожена. Даже все уличные продавцы казались знакомыми.

Мераб, как обычно, вел себя в своем неповторимом стиле. Иногда замирал у витрины и складывал из пальцев ему одному понятные знаки. Что он видел за толстыми стеклами очков — неизвестно. Окулист с трудом подобрал ему очки с диоптриями минус десять и выпроводил со словами: «Наверное, так. Очень сочувствую. Аутизм не лечится».

Так сложилось

Так сложилось, видимо, в природе –
Высохший не радует родник.
Переполнит чувство и уходит,
Грех не отпускает ни на миг.

Непереносимую потерю
Слишком долго помнить не впервой.
Я себе давно уже не верю.
Господи, спасибо, что живой!

Тишина, как утка подсадная,
Снова провоцирует на спор.
Начинает боль очередная
Прерванный когда-то разговор…

Безмерность ночи

Безмерность ночи больше не тревожит
Бессмысленным страданьем на излет.
Слепая ревность выдохлась, похоже,
Не жжёт…

В нелёгкий этот час одна забота –
Не сделать хуже, чем на деле есть.
Но сколько ждать ещё  душе кого-то?
Бог весть.

И вышло утро зимнее безмолвно,
Как хмурый режиссёр из-за кулис.
Морозный снег в растерянности полной
Завис.

Зимняя радуга

Рассвело ровно в десять.
Закружили сороки над полем.
И метель замолчала:
Ей платков бы повесить поболе,
Спеленать все дома до Урала,
Закрепить белоглазым паролем.

Чуть позднее явилось
Рыжебокое яблоко солнца.
И запахло морозом.
Захрустело ледовое донце:
Закрипели уключины лодки,
Точно ей что-то снилось.

Любовь снежинок

Когда идёт снег, люди радуются ему, словно дети. И сами снежинки радуются. Кружатся в хороводах, носимые ветром: и поют, и хохочут — им весело, как бывает весело во время полёта птицам или пчёлкам, или даже стрекозам, мотылькам и майским жукам. Всем, кто летает, знакомо это переживание счастья, только одни летают, преодолевая земное притяжение, а снежинки, наоборот, подчиняясь ему. Снежинки больше всего на свете любят землю.

Пока  падают, они думают об увиденных в прошлые зимы ветвистых деревьях и потому приобретают форму воображаемых веточек. Вспоминают цветы, к лепесткам которых прикасались летом, когда были капельками дождя. Это увидит всякий, разглядывая формы снежинок: тут и ели, и колосья, и даже крылья всевозможных птиц.

Украденный вечер

Не верю я слепой фортуне,
Ей лишь бы лгать кому-нибудь!
Друзей, принявших накануне
По сто и более на грудь,
Не больно жду. А если к чаю —
Неинтересно дорогим.
Я напрочь душу закрываю,
И говорю спокойно им:
— Я вас люблю, но бросьте, бросьте,
Не дискутируйте при мне.
Оставьте хоть какой-то мостик
К январской этой тишине.

«Человеческую память стереть невозможно. Но простить надо»

Беседа с клириком Свято-Казанского храма г.Луганска священником Григорием Пантелеевым

— Отец Григорий, вас знают не только как священника, но и, в большей степени, как врача, как одного из лучших офтальмологов Луганщины. Знаю, что в этот самый страшный период, который был у нас, во время боевых действий, вы оставались здесь и, несмотря на такую тяжелую обстановку, продолжали вести прием в клинике. Даже знаю, что когда не ходил никакой транспорт, вы на велосипеде добирались сюда. Была же возможность уехать из Луганска, и, наверное, звали коллеги? но вы все-таки остались.

— Прежде всего, спасибо за профессиональный комплимент. Я думаю, что я не из самых лучших. Но речь не об этом.

Если мы христиане, то нас должен объединять Христос

Небольшая беседа с настоятелем Свято-Трифоновского храма поселка Веселенькое без воспоминаний о пережитом, о той беде, которая коснулась нашего края, не обошлась. Да и как обойти стороной эти воспоминания? Настоятельское бремя протоиерей Александр Кобзев принял на свои священнические плечи всего год назад. До настоятельства отец Александр был клириком Казанского храма города Луганска. И в самый разгар боевых действий, когда на долю города выпали самые тяжелые испытания, отец Александр находился в храме.

— Отец Александр, прежде всего, хотелось бы поговорить о том, что помогло пережить те страшные дни. Начало боевых действий вы встретили в отпуске. вы ведь могли тогда не возвращаться в Луганск…

По-новому жить

Никто не хочет любить в нас обыкновенного человека.
А. П. Чехов.

Простить и забыть. Что было — ушло,
Ночной пустоты обитатель.
Прорваться б на волю, став на крыло,
Почувствовать мощь благодати.

Спокойно смотреть в ночное окно,
Понять — всё не так безнадёжно.
Каким бы ты был, скатившись на дно,
Представить себе невозможно.

Заводскому дворику

Шёл поэт и каркала ворона.
Намело снежинок, намело.
И смотрели сказочные кроны
В неба посеревшего стекло.

Шёл легко
почищенной дорогой.
Чуть звенел берёзовый хрусталь.
И завод восторженно и строго
Обнимал неведомую даль.

Здесь моя любимая работа!
Здесь мои коллеги и друзья!
Пусть кружат снежинки беззаботно,
По лицу безудержно скользя!

Свиной грипп

По России бродит свиной грипп, свиной грипп. 
В дома старые проник жуткий его скрип. 
Обнажает грипп клыки, капает на мозг, 
В общем, просит он ремня, требует он розг. 

Заражает он людей, не дает дышать. 
Вызывает кашель, жар, насморк и озноб. 
Убивает. Матерям не дает он спать. 
Ночью трогают они у ребенка лоб. 

Страницы